разгорелся нешуточный скандал, влетело даже директору школы, занятия в которой Миша пропустил в этот день. Избитый парень едва не угодил в реанимацию, родителям Миши пришлось отвалить много денег на адвокатов и компенсацию пострадавшей стороне, они даже влезли в долги.
Вечером после случившегося в школе инцидента Вероника пришла к Мише домой, глаза ее сверкали в диком возмущении.
-Ты хоть понимаешь, что натворил? – попыталась отчитать она и поняла, что Миша очарован этим магическим блеском, исказившем ее лицо в положительную сторону.
-Морду разбил одному мудаку, - с гордостью заявил Миша, - И сделаю это еще раз, если хоть один косой взгляд на тебя бросят. Ты моя сестра. Ты МОЯ сестра, - с ходу добавил он.
-Тот парень в больнице, тебя могут привлечь к уголовной ответственности…
-Я хочу повторить это, - перебил Миша, видя как поколебалась вся ее решимость, - Я чувствую как все кипит во мне после того как я разделался с ним.
Он вдруг протянул к Веронике руку.
-Я не хочу, чтобы ты страдала, - сказал он, - Ведь если не ответить, сама понимаешь…
-Ты красивая девочка, - открыто говорил он, обняв Веронику в своей комнате, - А значит открытая и доступная перед всякой чепушней. Ты думаешь, ты нужна кому-то из этих утырков, которые письки по ночам теребонят, думая о тебе перед сном?
-Я знаю…
-Да не знаешь ты ни черта, - не повышая голоса, что было приятно слышать, остановил Миша, - Не боюсь я никаких ментов. Пока с тобой все в порядке, все в порядке и со мной тоже. Я хочу видеть, как улыбка красит твое лицо, понимаешь? Я хочу видеть ясное небо и солнце в твоих глазах. Чтобы ни одна тварь не посмела заставить тебя страдать.
Он вдруг поцеловал ее в щеку. Сначала Вероника ощутила, как лицо ее налилось краской в диком смущении, даже в каком-то страхе. Но под этой шелухой поднималась теплая приятная волна. А вместе с ней и ее необузданная колдовская сила, очаровывавшая Мишу все это время.
-Можно ведь иначе, - сказала Вероника, подхваченная ей, и теперь уже она сжала руки брата, - Ты был похож на зверя, когда бил его. Ты мог забить его до смерти.
-Поверь, я хотел этого.
-Нет, не хотел, я вижу, - перебила она, в свою очередь не повышая голоса.
И в тот момент она, кажется, коснулась его силы. Коснулась оскалившегося зверя внутри брата рукой. И зверь склонил перед ней голову, чувствуя ее превосходство, зверь разлегся перед ней и вытянул лапы…
2.
Ублюдок ударил Веронику ножом прямо под сердце. Дважды. Но сам вызвал «скорую», сам вызвал наряд. Она была жива, когда ее привезли в больницу, однако потеряла много крови. Слава богу, донора нашли быстро, но Мише от того было не легче.
-Я знаю о том, что ты ведьма, - признался он в первый же свой визит в больницу, сжимая руку двоюродной сестры, которая все еще была без чувств, - Ты сказала мне об этом в тот день, двенадцать лет назад, когда я чуть не угробил старшеклассника, «наехавшего» на тебя. Это ведь ты отняла у меня всю мою силу, влила в меня то, что было в тебе, заставила мои руки буквально гореть, едва я сжимал кулаки, намереваясь разбить чей-нибудь хлебальник. Ты забрала мой огонь на хранение. Ты всегда была со мной, ты защитила меня от многих бед в своем ведьмином логове, я видел. Я стоял в твоем круге, я слышал твой грозный голос, я видел, как ты повелевала мирозданием, старавшимся меня укусить. Я видел, КАК ты рисковала, - он пригладил ее черные локоны рукой, нежно и аккуратно, - Я люблю тебя, Вероника. Кажется, с самого детства. Я знаю, что тебе всегда было известно о том, что для меня оставалось сладким, но запретным плодом. Я ненавижу свою жену, да и Лешка с Максимкой, кажется, мало меня интересуют. Я ненавижу свою работу, я ненавижу дом, в котором мне неуютно с женой и детьми, и дальше будет только хуже. Без тебя, моя маленькая девочка. Да, для меня ты еще маленькая девочка, ребенок, доступный для всякого дерьма вроде твоего ублюдка муженька. Посмотри, что он с тобой сделал, этот гондон. Поверь, я хочу убить его, разорвать пидараса голыми руками. И ты снова не даешь мне свершить возмездие, моя маленькая девочка. Я чувствую, что руки мои горят огнем, что под кожей бушует неугасимый пожар. Не поверишь, я вижу этот огонь своими глазами. Я вижу, как пламя капает прямо с пальцев, стоит лишь мне сжать кулаки, как огонь стекает по всему моему телу, сжимает меня цепкими лапами, что нельзя даже пошевелиться. А внутри все иначе. Внутри ты, моя маленькая Вероника, моя маленькая, грозная и опасная ведьмочка. Ты сделала это ради меня. Думаю, ты знала, что так будет, что я приду к тебе в трудный час. Иначе я бы уже грохнул кого-нибудь, и уехал бы лет на двадцать в тайгу лес валить… И вот это случилось, и я здесь, моя маленькая Вероника.
Он не плакал, хотя ком стоял у него в горле, и дышать ему приходилось с трудом.
-Ребята в ментовке нормальные, с понятиями. Это чучело свое получит, все сделают по уму, следаку даже денег давать не нужно. Ты-то умеешь прощать, и хочешь сострадания от меня. Я не знаю, понимаешь, не знаю, - перешел он на шепот, и в глазах Миши, наконец, защипало, - Я всего лишь хочу, чтобы твоя сила не обернулась против тебя самой. Это страшная сила, я боюсь, ты не справишься с ней однажды. Видишь, что получилось, моя маленькая девочка?
Миша вдруг почувствовал, как чуть дернулись пальцы ее в его руке. Перед глазами же его вновь всплыл яркий образ полутемной комнаты с множеством книг и алтарем, освещенным пламенем свечей. Двери в комнату захлопнулись за ним сами собой. И огромная цепкая лапа потащила его внутрь комнаты, ведомая движениями Вероники в черных одеяниях, что скрывалась где-то во тьме. Все в комнате пришло в движение, очерчивая невидимый его глазам круг, осыпаемый градом грохочущих ударов, каждый из которых хотел раздавить его в лепешку. И голос Вероники продирал его до самых костей. Он не мог вспомнить ни одного слова из той молитвы, что наполняла его убежище и поддерживала движение вокруг него. Зато он очень хорошо помнил эту дрожь, сотрясавшую кружащий воздух, дрожь звуков и хаоса, проносившегося перед глазами. Он узнал эту дрожь, дернувшихся в его хватке рук пальцев Вероники.
-Иди ко мне, - негромко позвал он из своего убежища и протянул огромную цепкую лапу, полыхавшую жгучим пламенем, во тьму комнаты, где Вероника повелевала, никем не оберегаемая от целого града ударов, стремившихся пробить его защиту.
Ему всего лишь стоило только вспомнить свое видение до самой последней секунды…
без окончания
Глава 25. Обитель всего сущего
Холодная и неподвижная. Пугающая одним лишь своим видом и размерами, заставляющая сердце трепетать диком волнении. Кажется, что только в голове маньяка, если не хуже, мог родиться замысел сотворить настолько огромного монстра. О, она не просто огромна, она будто бесконечна. И в ее бесконечности и заключен весь ее пугающий образ.
И в самый первый раз увидев предложенную учеными астрономами математическую модель темной материи Вселенной, он был неподдельно впечатлен. Объемная паутина, самая настоящая паучья сеть, в нитях которой таились бесчисленные галактики, удерживала сферу Вселенной (ничто не могло поколебать его твердого убеждения о замкнутости и сферичности Вселенной) от распада и полного разрушения. Объемная паутина казалась ему Абсолютом мироздания, Совершенством, против которого убогий и крайне ограниченный человеческий разум оставался крохотной песчинкой в бескрайней тени гигантского сооружения.
Объемная паутина несла в себе некую силу, которую он чувствовал, собрав огромное количество картинок с изображением темной материи из Интернета. Эта сила казалась ему какой-то знакомой, однажды он уже видел нечто похожее, но не мог вспомнить подробностей. Объемная паутина и была космосом, самим пространством внутри сферической формы, называемой людьми Вселенной. И его озарение отражалось легким, почти незаметным гудением в правой части головы. Он вдруг понял, что объемная паутина была с самого начала мироздания, заняв свое четкое место в пространстве подобно свету, заполняющему тьму по мере того как увеличивает яркость его источник. И это сияние было поистине гипнотическим, захватывало все воображение, очаровывало, обволакивало странной теплой силой, обнимало приятным объятьем. Как будто накрывало его невесомым одеялом.
И он неустанно думал о ней, мысленно перебирая скачанные из Интернета изображения, одно захватывающе другого. И гудение в правой части головы его не прекращалось, и постепенно как-то передалось по всей левой части его тела. И он никому не говорил об ухудшении своего здоровья, прекрасно понимая, что его зависимость от собственных воспоминаний в попытках найти то, что связывало его с объемной паутиной темной материи Вселенной, негативно влияют на его самочувствие. Но ему нравилось эта тяжелая дрожь, поселившаяся в теле. По крайней мере, он стал засыпать в конце дня намного быстрее чем было раньше, можно сказать, мгновенно, согретый теплом приливающей в левую часть тела крови.
И в какой-то момент он будто вспомнил тот, недостающий фрагмент в памяти. Он вспомнил как эта паутина вспыхнула в нем самом, в правой части головы, будто наброшенная на него из темной бездны первичного Хаоса. Она обожгла его, сильно обожгла всю левую сторону его тела. Так хотел он, сжав всю свою волю в кулак, естественно, в правый, сжимавший то, что должно было обуздать Хаос, упорядочить время и пространство, установить начало мироздания. В тот момент он был Творцом.
А открыв глаза, он обнаружил себя в больничной койке, обездвиженный на всю левую сторону. Он не мог вспомнить, как паралич овладел им, хотя на память прежде никогда не жаловался. На память в привычном физическом мире. Вчера вечером, как и обычно, он пришел домой, душ, ужин, обнимашки с Анькой на кровати под какую-то муру по телеку, и дальше на боковую. Потом объемная паутина как раз и вспыхнула у него в мозгу, чтобы наполовину обжечь гудевшее тело. И он был внутри нее, двигался со скоростью куда большей скорости света, преодолевая умопомрачительные расстояния во Вселенной за доли секунды. Космос сжался для него до размеров какой-то тесной комнаты, где все под рукой, и достаточно лишь протянуть ее, чтобы коснуться стены.
Объемная паутина была прямо перед ним, как будто некая карта с бесчисленным множеством географических точек на ней, и он просто указывал пальцем в ту или иную точку, чтобы в мгновение ока оказаться в нужном месте. Звезды и целые звездные системы и галактики, самых разных размеров или форм, самой разной степени яркости и температуры, не было никаких преград между ним и этим фантастическим миром. Конечно, он понимал, что видел далеко не все, ведомый лишь собственными познаниями о космосе, и очень многое было скрыто от его глаз. Но и то, что он видел, могло бы свести его с ума, и не сводило, но заставляло в нем все замирать от восторга.
Он не мог говорить, очнувшись в реанимационном отделении областной больницы. И, казалось, что это она была его сном. Однако он чувствовал некие физические изменения в неощутимой левой руке, спрятанной под одеялом. Он мог со стопроцентной уверенностью сказать, что левая его рука была другой. Она была соткана из того же вещества, что и Великая Обитель всего сущего (именно это
