вопросом, Волк? – взяв себя в руки, наконец спросил Боян, оставаясь на одном месте.
-Да ты расслабься, Медведь, - улыбнулся Владимир Волк, кожей чувствуя неслабое напряжение, сквозившее из каждой клеточки тела Бояна, - Мне нет нужды сейчас с кем-либо воевать. Даже наоборот. А у тебя, насколько мне известно, очень особые отношения с биологическим отцом Ольги – Феликсом Богучаром Саватом. Полагаю, от тебя она просто должна была узнать побольше о Регине.
Узнать, чтобы набраться больше негативных эмоций, взращенных отношением к Феликсу как к убийце родной матери Ольги. Эти эмоции были Ольге крайне необходимы в ее намерениях познать тот же холод, что был внутри Феликса созидателя, и что требовал крови Регины, его жены.
-На самом деле, я не знаком с Ольгой Пустошью лично, - сообщил Боян, - Даже в глаза не видел. Ее имя мне назвал другой Волк – Сварог.
-Почему? – насторожился Владимир Волк, где-то глубоко не удивившийся такому обороту дела.
-Сварог приходил ко мне незадолго до того как Феликс убил Регину. Он встречался с лидерами Медведей, и со мной тоже. Ольга Пустошь – Медведь по крови, Волк, но этого для нее недостаточно, чтобы чувствовать себя полноценным Медведем. Клан не примет ее поскольку Ольга выращена из пробирки и воспитана вне пределов Медвежьих границ. Она ведь Медведь только формально, но эта формальность требует подтверждения. Сварог хотел от лидеров клана именных Печатей, гарантирующих признание Ольги Пустоши в качестве Воина Медведя, за которую клан обязан вступиться как за любого своего представителя.
-Я так понимаю, Сварог добился своего, - хмыкнул Владимир Волк, - Подобная бумажка имеет очень большой вес, иногда просто неподъемный…
Он успел лишь вспомнить о Кемале Афтере и том договоре о неприменении смертоносного устройства от Якоба Гросса и его «коллег», хранившегося у левого виска Черного Лиса, с кучей именных Печатей Воинов самых разных Знаков за их подписями. Этот договор, кстати, продолжал свое действие. Однако, в какой-то момент Чутье Владимира Волка зафиксировало резкое движение поблизости от Бояна Ворона. В долю секунды Волк набросился на растерявшегося Медведя и повалил того на спину, прикрыв своим телом. В тот же момент аккурат в том месте, где должна была оказаться шея стоявшего только что в полный рост Бояна, сверкнула на солнце и просвистела серебристая стрела. Благодаря молниеносной реакции Владимира Волка она глубоко впилась в ствол ближайшей ели, практически не зацепив своей жертвы. Точно такие же серебряные, с красными веревочными узелками на конце черного оперения, стрелы были заправлены в плетеный узорчатый колчан за спиной Бояна.
-****ый рот, что происходит, Волк? – тяжело дыша, недоумевал перепугавшийся Боян, который не сразу понял, что произошло.
-Сварог как-то угрожал тебе в случае отказа ставить Печать в этом договоре? – строгим тоном выпытывал Владимир Волк, рассматривая пущенную в Бояна стрелу, - Что он тебе предложил в обмен на Печать?
-Мне ничего не нужно от Волка…
-Я знаю Кодекс Медведя, - слегка повысил голос Владимир Волк, - Утроба матери и отцовская рука священны для каждого вашего Воина. Как земля и солнце. Это стоит в вашем Кодексе первым пунктом.
-Откуда мне знать, что это представление не твоих рук дело? – нервничал Боян.
Растерянный взгляд его метался со стрелы в руках Владимира Волка на него самого. И Бояна можно было понять.
-Верно, знать ты этого не можешь, - кивнул Владимир Волк, - В принципе, я узнал все, что хотел. Так что можешь забрать эту стрелу, она ничем не отличается от прочих стрел в твоем колчане.
Он бросил вырванную из ели стрелу к ногам Бояна и повернулся к тому спиной. Даже сделал несколько шагов прочь, про себя ведя отсчет времени с беспристрастным выражением на лице. Три… Два… Один…
-Сварог предупреждал о том, что будут вопросы, - вроде бы негромко сказал Боян, - Но этот договор Медведям как обуза. Они построили мост, на который им не ступить.
-И ты вот так говоришь мне о Свароге, - так же негромко усмехнулся Владимир Волк, стоя к Бояну спиной.
-Его интересы – Ольга Пустошь как женщина, не больше того. Все остальное, включая ее полупрозрачную принадлежность Медведям, не должно его касаться. И в этих вопросах Сварог просто посредник. Пустышка, в отличие от тебя, Владимир Волк.
-Тебе же ничего не нужно от Волка, – наконец повернулся к нему Владимир Волк, - Только учти: если тебя захотят грохнуть, в следующий раз тебя некому будет укрыть от какой-нибудь серебряной стрелы с черным оперением и красными узелками.
Чутье подсказывало Волку, что именно для него было устроено все это действо, в ходе которого Владимир Волк просто обязан был сделать то, что сделал, спасая Бояна от Второй смерти. Это значит, что ему указывали направление. Вопрос заключался лишь в том, кто именно вел Владимира Волка за ручку – Сварог или все же Хесс. Или оба?
Алиса нашла отца на белом песчаном берегу безмятежного моря. Зеркальная морская гладь отражала огромные кучерявые облака, навсегда занявшие небо над ней, лишь менявшие формы. То был один из вариантов Миста, построенного Кемалем Афтером в Реальности Героев когда-то давным-давно. Пожалуй, самый главный из вариантов, по крайней мере, в Босстоне, на который Черный Лис потратил все, что мог потратить. Или же это Нэйль Аскрон выбрал такое место из всех прочих, что были заложены в основание и стены Дома. Впрочем, сейчас Мист вряд ли можно было назвать Домом Кемаля Афтера, по крайней мере, последний чувствовал свою доступность и уязвимость, оставаясь в Героях. Утопая в широком кресле, откинувшись на мягкую темную спинку, держа руки на подлокотниках, лицом повернувшись к воде и облакам, Кемаль Афтер делал долгий выдох и мгновенно проваливался в какое-то забытье. Он не спал и даже не дремал. Просто как бы отключался от реального мира, явственно различая эту иллюзию отдыхавшего воображения. В тот момент туда ему тоже было нельзя. В раскрытых глазах его все меркло, открывая бесконечность пространства и времени. Однако он стремился достичь четких границ, однозначно существующих, но скрываемых ею. Тогда Кемаль Афтер знал о том, что даже у бесконечности времени и пространства есть границы, и то, что находилось за ними напоминало красные вспышки, ни на миг не прерывающие своего сияния. Это были отблески чего-то очень и очень большого и загадочного, находившегося в конце движения к нему.
И даже Нэйлю Аскрону, занявшему уютное место внутри Кемаля Афтера, того, которого встречали в Храме перед тем как его физическая плоть впервые появилась в Реальностях, вряд ли открылось это величайшее загадочное Нечто, к которому тот стремился. Нэйль Аскрон мог лишь следовать за Кемалем Афтером вперед, за пределы бесконечности времени и пространства. Нэйлю Аскрону оставалось лишь гадать о том, что Кемаль Афтер знал всегда, будучи придуманным самой Сферой, наделенный о ней познаниями, запретными для Древлян. Рожденный в Храме, созданный Древлянами по воле Сферы, Кемаль Афтер принадлежал Храму больше чем любой из них. И Нэйль Аскрон понимал это, а потому все его планы, касаемые Кемаля Афтера, за которого он отвечал с самого начала, так же имели значение. Так что новый Цикл ожидал, в какой-то степени, другого Кемаля Афтера. И главное отличие его от прежнего Воина, бывшего единственного представителя Черных лисиц, заключалось в силе Нэйля Аскрона, которая наполняла физическое тело единственного оставшегося в живых сына Якоба Гросса; это ведь Теодора Рейнальдса некому было поддержать в первые мгновенья вспыхнувшего на всю Сферу Босстона. По его окончании Древлянин намеревался максимально ослабить свою активность и предоставить Черному Лису всю прежнюю свободу действий. Ни в коем случае Кемаль Афтер не должен был быть марионеткой, питаемой силами Нэйля Аскрона, а значит выполнявший его волю как свою. Заложенная в сознание физического тела индивидуальность Кемаля Афтера никуда не делась даже с учетом оставленных им во имя Босстона сил. Ее Нэйль Аскрон поддерживал все это время. За ней Нэйль Аскрон следовал к границам бесконечности времени и пространства, неосознанно отодвигая их от стремившегося к Началу Кемаля Афтера как можно дальше.
Всего раз тот предоставил возможность своей жене и дочери посетить Мист. Показал им все его варианты, но лишь сюда запретил приходить даже если будет глядеть в глаза смерти. Песчинкой один против бескрайности моря и облаков, как будто застывших гигантским красочным панно на стене Кемаль Афтер вновь и вновь уединялся в своем намерении мчаться навстречу первичной недостижимости.
Тем не менее Алиса взяла на себя смелость и ответственность перейти строго очерченную границу личного пространства отца. Она негромко позвала его, остановившись рядом с ним. И когда он не ответил, абсолютно застыв в кресле и, казалось, даже не дышал, рискнула посмотреть ему в глаза. Алиса уже слышала и от матери, и от самого Кемаля Афтера о нарушениях его зрения, выражавшихся в резкой смене цветовой гаммы на красную и зеленую в момент активации чипа, вшитого ему под левый висок в детстве. То было очень мощное оружие, воздействие которого Кемаль Афтер испытывал и на себе. Но однажды именно благодаря этому устройству Реальностям удалось пережить Туман. Теперь же Алиса воочию наблюдала красный и зеленый ободки, сиявшие по краям зрачков отца. И надо сказать, Алисе крупно повезло, что она наблюдала их именно в период Босстона. Впрочем, она успела посмотреть в будто остекленевшие глаза Кемаля Афтера всего на долю секунды прежде чем он резко схватил дочь за руку и сжал до боли. Он все еще мчался за пределы мироздания, за пределы Сферы. И даже Нэйль Аскрон не успевал за ним.
-Папа, папа, мне больно. Папа, пусти, - Алиса безуспешно пыталась вырваться из ненормально твердой его хватки.
Она впервые в своей жизни ощутила ее. И потому испугалась не на шутку, и слезы ее были вполне оправданы.
Но в какой-то момент Кемаль Афтер повернул голову, все еще не отпуская дочь из рук, несколько мгновений разглядывал ее уже прежними глазами. А потом они округлились в удивлении. Хватка его рук разжалась сама собой. Кемаль Афтер подпрыгнул в своем кресле, увидев слезы обиды и боли на лице Алисы, поспешил обнять ее. Он сразу понял, что это он стал их виновником.
-Ну все, все, прости меня, маленькая моя девочка, - причитал Кемаль Афтер, бережно гладя Алису по голове, целуя в лоб, - Прости меня, дурака. Прости…
И в этих его раскаяниях Алиса чувствовала что-то такое, что должна была чувствовать Кайла, ее мама, но почему-то это не казалось Алисе ненормальным, не напрягало и не отталкивало ее от родного отца. Просто в этот момент Кемаль Афтер сжимал в объятьях не столько родную дочь, сколько женщину, к которой испытывал благоговейный трепет. Это было практически неконтролируемое им чувство, нечто механическое, прописанная в механизме программа, четкая и отлаженная. Не Алиса, но Кайла на ее месте.
-Это я должна просить у тебя прощения, папа, - ответила Алиса, в один миг утратившая все возможные обиды в сторону отца, объятья которого были особенными для нее, - Я нарушила твой запрет.
-Что-то серьезное, верно? – наконец сообразил Кемаль Афтер.
Он мягко опустил дочь
