злому и подставлять щеку, не судить, чтобы не быть осужденным? Кто любит того, кто его ненавидит? Бог? Бог любит атеиста, который отрицает его существование и борется с верой верующих в него? При каком условии это может иметь место? Только при условии существования бога в самом неверующем в качестве души или так называемой «искры божией» (божественной искры, из которой должно разгореться пламя веры в его существование и следующее из веры культовое служение, дело закона духа (веры), вопреки закону плоти (неверию)). Так вера противостоит неверию, доброе слово (логос) злой страсти. Здесь тот, кто не любит и ненавидит бога, находится вне бога, когда бог находится в нем. Что будет с ним после смерти? Бог прекратит пребывать в нем, и он, соответственно будет извержен во тьму внешнюю.
Что такое «тьма внешняя»? Это то место, где нет бога. Вне бога нет ничего и никого. Вот ты, неверующий, и станешь никем том смысле, что тебя вовсе или совсем не будет. Поэтому неверующий в бога верит в смерть, поклоняется, служит это то место в сознании верующего, которым пугают его правоверные служители культа, чтобы он был не слаб, а крепок в вере. Его пугают тем, что маловерного ждет одиночество в пустоте, во внешней богу тьме, где он стучит зубами и плачет от страха за себя. Поэтому счастлив тот в настоящем, кто крепко верит в будущее блаженство как вечное счастье, вечную радость, от которой он не перестает славить бога, как дарителя этой радости, такого блаженства. Поэтому верующий не должен противиться злу, подражая богу, как примеру, в том смысле, что не должен отвечать злом на зло, не злиться на злого; ему не следует осуждать тех, кто осуждает его.
Это означает то, что тот, кто верует в бога, должен научиться прощать тех, кто не прощает его. Таков новый союз (завет) с богом, богом не мести, не ветхозаветным богом гнева, но богом милости, прощения. Налицо очеловечивание бога-зверя в душе, в сознании человека. Как может человек походить на бога, если в нем нет ничего человеческого? Никак. Что сделал для этого бог? Он сам принес себя в жертву в виде Иисуса из Назарета, сделался «козлом отпущения», чтобы искупить грех человека перед ним. Только так, по вере, подражая в этом богу, человек может восстановить с богом союз, связь по любви. Вот что имел в виду Иисус из Назарета, обращаясь в Нагорной проповеди к народу или, если он не понимал всего, но только верил, то это не субъективно, но объективно имелось в виду. «Вера свыше нам дана – замена пониманию она», ибо человек «тварь неразумная», но доверчивая, наивная, расположенная к вере, конечно, до той поры, пока не начнет сомневаться, пытаться думать, умничать.
И все же, почему человек не должен осуждать тех, кто осуждает его? Конечно, можно отделаться от вопроса, отобъясниться тем, что кто я такой, чтобы осуждать слабых духом людей за их слабость? Неужели я сам силен духом? В таких случаях люди из народа говорят: «Чья бы корова мычала». Но бог силен духом, он всемогущий дух. Но раз он всемогущий дух, то он может все, в том числе и то, чтобы не осуждать слабых духом людей. Ведь они ему не ровня. Верующие люди оправдывают страдания в мире тем, что бог посылает испытания, чтобы укрепить их в вере. Об этом же говорят учителя, оправдывая необходимость экзаменов, которые должны держать ученики, чтобы укрепиться в знании. Идея понятная и логика та же самая. Я могу принять эту логику, но только с оговоркой, что испытания, если они намеренные, должны носить индивидуальный, а не коллективный, общий характер. В этом заключается их нравственный, не моральный, деонтический (общеобязательный в значении должного, долга) смысл. Что до ненамеренных, произвольных, естественных испытаний, то они по своей природе сущие, и поэтому их следует принимать не как должное, а как данное, с которым приходится считаться.
При этом необходимо понимать, что испытание должно служить интересу самому испытуемому человеку, а не испытателю, который использует его в качестве средства контроля над испытуемым, для его эксплуатации, чтобы извлечь из него выгоду, господствовать над ним или быть хозяином положения (mister of reality). Испытание, не любое, бывает полезно для приобретения опыта, в том числе опыта владения собой. Но рассуждение на эту тему есть своего рода «хождение по тонкому льду», требующему ряда осторожных оговорок для безопасности.
И еще. Человек, если прибегает к испытанию не себя, а другого, должен получить согласие на это у него. Причем такого рода испытание связано не с осуждением, а с суждением. Я никого не осуждаю, но я сужу о том, свидетелем чего являюсь. Мое дело констатировать, а не осуждать и тем более не наказывать за грехи. Я сам грешник. Поэтому прежде, чем говорить, что у другого «такая рожа», я проверяю в зеркале, какая она у меня. Конечно, меня не видно в зеркале, ведь я призрак. Но мое зеркало – это текст автора, точнее, то в нем, что находится между строк и то можно прочитать тому, кто умеет мыслить.
Недавно, в очередной, какой уже раз, мой автор смотрел «Солярис» Андрея Тарковского. Как вы знаете, культурный читатель, это экранизация известного в узких кругах любителей фантастики польского писателя и научного деятеля, не скажу, что популяризатора, Станислава Лема. Он больше рефлексирует над научными открытиями и перспективами развития науки, техники и общества, чем знакомит читателя с достижениями науки и техники. Лем задает вопросы, пытается понять, что такое информация, а не информирует непросвещенных читателей. Ну, да, ладно, что говорить.
Итак, «Солярис». Это имя, данное экзотической планете. Солярис представляет собой удивительное космическое явление. Люди будущего в его, так сказать, «лице» (ну, какое лицо может быть у экзотической планеты?) встретились с разумной природой вне Земли в материальном виде глобальной студенистой жидкости, коллоида, вроде океана. В том, что Солярис мыслит у меня есть некоторые сомнения. Кстати, интересный вопрос: «Можно ли быть разумным, но не мыслящим существом»? А бог мыслит? Он сомневается? Мне кажется, ибо я не могу уверенно утверждать, что Лем тоже думал об этом, когда создавал свою теорию «неудачного бога», к которой он вернулся в другом романе «Глас божий». О боге-неуданике говорят герои романа «Солярис» - психолог Крис Кельвин и кибернетик Снаут в последней главе «Древний мимоид». К слову сказать, Хари – мим воспоминания Кельвина, которое является ему во сне из-за чувства вины перед реальной Хари – его прежней любовницей, которая покончила с собой, сделав себе смертельную инъекцию, после размолвки с ним, - создан Солярисом неизвестно для чего. После анализа крови Хари Кельвин с другими учеными орбитальной станции – Снаутом и физиком Сарториусом – предполагают, что Хари смоделирована из более прочного вещества, чем человеческая плоть, - из нейтрино, которое стабилизированном в силовом поле, сгенерированным разумным Солярисом, чей разум проявляется хотя бы в том, что он искусственно меняет (искажает) метрику пространства и времени, чтобы не упасть на одну из своих (двойных) звезд, от которых запитан энергией. Но зачем? Как признался сам Лем, когда его герой - Кельвин – появился на станции, он еще не знал заранее, что его ждет его впереди и почему никто из обитателей станции не встречает его.
Выходит, Хари является симуляцией человека, материализованным Солярисом фантомом сознания Кельвина, который является ему в качестве гостьи на станцию. Можно сказать, что она есть проекция образа реального человека из прошлого, который хранит его бессознательное. Но явившись ему из подсознания, которое активно во время сна, она остается и поле пробуждения. Герой, как если бы, видит сон наяву или призрак мертвого прошлого оживает и перемещается с помощью стабилизированной нейтринной проекции из его сознания в материальную реальность вне сознания. С течением времени фантом, как искусственное существо, приобретает, пройдя ряд мучительных испытаний, опыт самостоятельного существования и становится до такой степени разумным в общении, что способен к размышлению и пониманию. Так «разумный Океан» перестает быть одиноким и в своей проекции на человека становится способным на понимание другого. Это и есть контакт человека с внеземным разумом, который от общения с человеком очеловечивается. Что скрывается за этой фантасмагорией польского автора – католика, хотя и еврейского происхождения и по профессии ученого медика? Намек на образ Иисуса Христа, нужный богу, чтобы понять человека?
Лем, может быть, невольно навел меня на мысль, что Иисус из Назарета есть своего рода призрак, его ментальная проекция которую он бросил на человека. Это его бросок самого себя в человеческую ситуацию, которая есть граница между мирами, между небом и землей, или двумя измерениями одного и того же, но не мира, а бытия, людям имманентного, материального, и трансцендентного, но богу имманентного, духовного, идеального. Что означает «быть человеком»? Вот это бог и испытал конечно, испытал, как может только он, а не человек. Бог может невозможное, - воскреснуть после смерти. Ведь бог умер, как человек, но воскрес то, уже ка бог, не как человек же. Об этом есть обмолвка в месте в Евангелии от Иоанна (Ин, 20:29): «Блаженны те, кто верует, не видя». И хотя евангелист уверяет в том читателя, что Иисус показал себя «неверующему» Фоме, вложив его перста в свои раны на руках от гвоздей и в боку от копья римского легионера, все же за несколько строк до этого места он пишет, что «через неделю ученики Иисуса снова собрались в том же месте и Фома был среди них. Хотя двери и были заперты, вошел Иисус, стал среди них и обратился к ним с такими словами «Мир вам»!». Как мог войти Иисус через запертые двери? Для этого он должен быть, как минимум, бесплотным, ведь его плоть, естественно, имеет определенную плотность, препятствующую проникновению через плотные предметы, например, дверь.
Или плоть Иисуса после воскрешения была уже (или еще?) не человеческой плотью? Что этим неосознанно до конца хотел сказать евангелист или объективно сказалось в его словах? Человеческая мечта о той жизни, которая придет после смерти и в которой не будет сковывающей тяжести инертной материи. Напротив, бремя той жизни будет легко и в радости вдохновения творение будет даваться без мучительны усилий. Но эта прекраснодушная мечта неосуществима в здешнем мире, в котором нет и не может быть гармонии, единства между духом, идей и материей просто так, само собой, естественным образом. Это единство всегда требует испытаний и жертв, ответственной вовлеченности в труд, который дается живым существам нелегко и за плоды которого они несут устрашающую ответственность. В этом материальном мире есть и не может быть преодолен иначе, чем сверхъестественным образом дуализм между трансцендентным и имманентным.
Плоть Иисуса после воскресения является уже не материальной, но духовной. Однако это противоречие в самом понятии плоти, ибо она понимается не чувственной, а разумной, чему, естественно, сопротивляется разум. Это сродни тому, как понимать сверхчувственное не как разумное, а как
