путешествия. Казалось бы, ему бы элементарно поесть, элементарно поспать. И откуда столько сил на безостановочный бег по сложному пути?
Там, откуда он начал свой маршрут, теперь мрачная Бездна. Преследует она воина, превращая в Хаос все сущее, неторопливо гонит она воина, грозная и беспощадная. Требует Бездна от своей жертвы той же угрозы, той же беспощадности к каждому, кто встанет у той на пути, пока не завершит воин свой бег. Слышит он ее дыхание – мощный и плотный, давящий на сознание тон, слышит как грозно бьется тимпаном и треугольником ее мрачное холодное сердце, обозначившее величественную Церемонию Черного света и Белой тьмы.
Преследует воина мрачная Бездна подобно волку пока не устанет бегун. Оттого не может и не должен воин остановиться хотя бы на миг. Но не жаждет он спасения, не жаждет он укрыться в надежном месте в конце своего забега и перевести, наконец, дух. Не от мрачной Бездны убегает воин неторопливо, не из страха гонят его кажущиеся неутомимыми ноги, кажущееся неутомимым крепкое закаленное тело. Не трепещет холодное сердце воина перед страшной Бездной где-то за спиной (будто играет она со своей жертвой, позволяя себе не торопиться перед уверенным нападением в самом конце). Знает воин о том, что ждет его в конце этого долгого путешествия.
И постепенно добавляются в грозный важный трек все новые эффекты и инструменты, чтобы восторжествовать в развязке настоящим оркестром. Разбросаны каждый элемент трека по фоновой панораме, устойчиво вкраплены они по своим местам. Нет ничего лишнего, нет ничего неправильного.
Доносится из центра непонятный и негромкий речитатив: некто ведет свой рассказ на сложном языке, в котором почти нет гласных, а многие звуки просто проглатываются. Возможно, очень отдаленно напоминает язык смесь из скандинавских и восточных диалектов, и трудно сказать, существует ли подобный язык где-либо на Земле. Но повествует рассказчик мягким вкрадчивым голосом о великом Подвиге, который только еще предстоит совершить, и нет четкой уверенности в том, что речь идет о бегущем по трудной дороге воине и мрачной Бездне, бесшумно движущейся за ним по пятам и так же беззвучно глотающей мироздание. И ради Подвига существует холодная и твердая Вселенная, ради Подвига возможна сама Жизнь.
В ходе речитатива, окрашенного хлопками и глухими ударами, пропущенными через реверберацию, иногда движущимися по звуковой панораме плавно и не спеша, из могущества основного тона всплывает уже знакомый, тяжелый женский госпел. В глубине его торжественно произносится некая молитва, порождающая вопли ужаса множества голосов, будто бесчисленное множество мужчин и женщин испытывают страшные физические мучения, раздираемые на части, но вновь и вновь исцеляющиеся, однако пылающие пожарами боли. Кажется, сам ад открыл на всеобщее обозрение свое нутро…
…И чем ближе развязка композиции, тем хаотичнее звучат фоновые шумы, тем сильнее кружит карусель неприятных звуков, от которых дрожь по всему телу. Медленно и степенно образуется мешанина тяжелых звуков, гонимая важными тимпаном и треугольником, и еще ровным темпом шагов бегущего воина. Приближается он к окончанию своего пути. И уже можно расслышать новый звук, легко пронзающий мрачную осмысленную какофонию тонкой иглой насквозь, достигающий уставшего мозга и истрепанного сознания. До ужаса знаком этот звук в довершение к абсолютному хаосу в финале композиции. Жуткий высокочастотный сигнал нарастает все громче и громче, оставляя сознание наедине с воином, чьи шаги наконец-то замедляются, чтобы совсем остановится.
Далее следует скрип открываемых воротин, а вслед за ним нахлынувшая глубокая басовая пульсация заставляет сознание просто утонуть в приятном расслабляющем забытье, лишая высокочастотный сигнал его мерзкой противной силы.
тишина
8. Проект дарк-эмбиент «Персональный многофункциональный менеджер»
1. Привратник (60мин. 00сек.)
Трек начинается с маятника часов, будто готовящих сознание к утреннему пробуждению после крепкого глубокого сна. Однако никакой кукушки поутру не следует. Вместо нее из динамика старого черно-белого телевизора доносится советский гимн, дающий старт новому полному надежд дню. Залито пространство дома ласковым и теплым, приветливым солнечным светом. Доносится снаружи пение птиц, дополненное рычанием проезжающего трактора – кто-то занялся делом раньше начала композиции. Так и есть: возня на кухне, свист вскипевшего чайника.
Чуть слышный, невероятно легкий нейтральный тон, наполненный каким-то торжественным предвкушением, выплывает из самой глубины доброжелательной домашней атмосферы. Он так и призывает сладостно потянуться в мягкой постели перед сытным завтраком, готовящимся на кухне. Тон, кажется, слышен в каждом звуке, наполняя его какой-то важностью, какой-то существенностью, каким-то величием. Тон придает каждому звуку жизни, вливает в каждый звук силу, вес, отчего хочется услышать как можно больше шумовых элементов в треке. Тон способен, кажется, на большее, и нос сам собой наполняется душистым запахом жарящейся яичницы с колбасой, лишенным искусственной химии. А еще на языке сам по себе образуется приятный вкус настоящего мороженого в стаканчике или же насыщенный, утоляющий жажду, сладковатый привкус кваса из желтой бочки на колесах, что по делу расположилась в городском парке с самого утра.
Звуки оживленной толпы, веселья, детской беззаботности во время летних каникул, аттракционы, музыка – светлая, легкая, праздничная, накрывшая собой подобно непробиваемому и в то же время достаточно свободному куполу над всем этим как нигде более оживленным местом. Ласкает нейтрально торжественный тон средоточие всеобщего облегчения, придает куполу уверенности и надежды особый оттенок, стремление к продолжению этой атмосферы, сформированной еще с самого начала трека.
Все предсказуемо с первой секунды звучания, все плавно и мягко известно наперед до самой мелочи. И это приятная предсказуемость, основанная на открытости толпы, на открытости смеха детей и взрослых, на открытости песен, на открытости внешнего мира, в конце концов, делает свое дело, оберегая чувства и эмоции под накрывшим их куполом как нечто совсем бесценное. Создается невероятно сильное опасение утратить это нечто раз и навсегда. Но даже опасение тускнеет на фоне стремления владеть сокровищем так, чтобы никто и никогда не смог бы попытаться даже подумать повторить его, и индивидуализм ценности в одних руках ничуть не умалялся бы при одной лишь мысли, что где-то возможно существование его подобия. Это в принципе невозможно, и в том и заключено торжество тона, ласкающего купол с атмосферой праздника и надежды на фоне летних каникул.
Вот он - Ключ, Единственный в своем роде, и открыть он может всего одну дверь, туда, где предсказуемость мягче и важнее материнской заботы. Этот Ключ невозможно утратить, и об этом и говорит проходящая через сознание композиция, и понимание ее лишь прибавляет ей силы. Нет в ней других элементов кроме нейтрально торжественного тона, окруженного смешением шумов, запахов, вкусов, цветов и оттенков. Это личное. Это личное настолько, что непреодолимо желание ухватиться рукой за эту твердую и прочную нить нейтрально торжественного тона и быть ведомым им назад, ибо туда стремится смысл трека, взяв свое начало именно из теплых и беззаботных детских воспоминаний.
И, кажется, что так и происходит, и часть сознания действительно устремляется обратно, подхваченная этими необыкновенными ощущениями, какими не обладает ни один из прежде где и когда либо записанных и услышанных треков.
Шум дождя, холод и сырость снаружи – поливает как из ведра. Стучат тяжелые капли по стеклу, темное серое уныние кажется бесконечностью, разогнавшей весь люд, но ничего не могущей поделать с немногочисленными машинами, рассекающими залитый водой асфальт. Вспоминаются недавно прошедшие до этой непогоды дожди – теплые, какие-то физически приятные, под которыми хотелось стоять до самой последней капли, не боясь как-то простыть, застудить все, что только можно, слечь с температурой в постель и глотать до одури пилюли с микстурами. Вот и сейчас, неизбежно ливень ослабнет, чтобы можно было еще до полного окончания непогоды выбежать из дома под потеплевшие капли. Надо всего лишь подождать.
И ждать совсем не утомительно. Ведь все внимание обращено к телевизору, где рассказываются новости с полей: столько-то зерна собрано, столько-то рабочих награждены за свой нелегкий труд. Раздается с экрана телевизора обращение к зрителям «товарищи». Уже в одном этом слове чувствуется та самая надежда, наполнившая торжественно нейтральный тон, ласкающий сознание приятным волнением. «Товарищ» слышится повсюду, даже мама с папой остаются больше чем просто родителями по отношению друг к другу. Хоть и бывают между ними какие-то недопонимания, все же товарищеское преобладает в каждом. А если это такая иллюзия, чтобы ребенок не видел ничего, что могло бы навредить его психике, оставаясь с бабушкой, которая развивала его тягу к чтению, и не одного только любопытства ради он пытался читать статьи в газетах, и ради одной этой тяги было бы приятно ходить в школу, то иллюзия определенно умелая, под стать мастерскому призыву нейтрально торжественного тона просто идти вслед за ним.
Нет ни одной мрачной детали в этой продолжительной композиции, нет ни одного элемента, чьей задачей было бы неприятно задеть за живое, полоснуть по больной ране. «Товарищи» с экрана телевизора просто должны быть в этом удобном домашнем треке, и вот они есть, и как будто именно этот элемент его самый желанный из всех прочих. Может быть, для кого-то это слово покажется оскорбительным, мол, товарищ от слова «товар». Ну и пусть, просто там, куда торжественно нейтральный тон уносит сознание все дальше и дальше, кажется, к самому началу, что ожидает в конце трека, нет и не может быть никаких аналогий словам. Никаких объяснений, или их попыток, никаких умозаключений после долгих ковыряний в поисках прародителей слов и выражений, никаких синонимов, никаких омонимов, антонимов, никаких переборов и перекручиваний слов. И никаких обид. Просто к «товарищам» с уважением, по-людски, по-простому, по-свойски. С доверием. И все, точка. С доверием.
И оттого все кажется таким легким и полным надежды. Оттого в каждом звуке и вес, и вкус, и запах, и цвет. Будто видно нутро звучащего трека. Все его внутренности, все, что представляет он собой во всех деталях. И даже не только лишь его звучащую плоть, его шумовую плавную форму, похожую на тонкую, но невероятно прочную спицу, с намотанной на нее спиралью приятных чувств, эмоций, стремлений, где сомнениям просто нет места.
Вновь тиканье часов: вечер. И на экране телевизора кот Леопольд. Да, все верно: «-Ребята, давайте жить дружно». На экране крокодил Гена, на экране Карлсон, на экране Винни-Пух, на экране «Ну, погоди», на экране «Вовка в тридевятом царстве»… Много живых и душевных рисованных персонажей. Даже они, выполненные художниками картинки на бумаге и анимированные куклы, убедительно кажутся своими, простыми, открытыми, которым
