Голод не тетка, может прижать так, что придеться зарабатывать на жизнь и насилием, что чревато проблемами с законом и изоляцией от общества и от семьи на долгое время. Приходиться пчелам экономить, приходиться хитрить на рабочем месте, халтурить, мол, как платят, так и работаем. Приходиться пчелам изгаляться, искать еще рабочее место, отдавать труду больше времени, в ущерб своему здоровью, тратиться и на семью, и на долги, и на лекарства.
Другое дело – труд напоказ, искусство, пускаемое в массы: литература, живопись, театр, кино, музыка. Даже ораторство, с его умением запудрить мозги пафосными речами, славящими улей, невзирая на откровенно бедственное положение работяг. В почете все эти поэты и прозаики, живописцы, актеры, музыканты, ораторы, чьи успехи в творчестве напрямую зависят от желания петь дифирамбы улью. Не все из них талантливы, и заработали свою славу по блату, или же через постель, а те, которые истинные мастера и мэтры, боятся погаснуть раз и навсегда, боятся элементарного забвения, блокируя путь в искусство молодым дарованиям. Все из-за банального загрязнения искусства коммерцией, при которой талант имеет второстепенное значение, безоговорочно проигрывая финансовым вложениям, порождающим откровенных бездарей однодневок.
Не меньшими трудностями для возможных гениев, на чьи таланты давит груз простой нехватки средств для реализации своих возможностей, принуждающей заниматься физическим трудом, зарывая свое стремление вспыхнуть яркой искрой и долго сиять на радость поклонникам и фанатам, остаются откровенные аферисты и шарлатаны, предлагающие свои услуги в продвижении попыток творчества. Развитие цифровых технологий позволяет мошенникам обычный плагиат, пользование трудами не сильно разбирающихся в виртуальной реальности и ее возможностях новичков. Форумы, порталы, сообщества, создаваемые мастерами брать не свое, совсем не гарантируют сохранение отправляемых на всеобщее обозрение и оценку публикой материалов. И вновь рискуют несчастные работяги остаться ни с чем.
Не на благо улья должны трудолюбивые пчелы работать, не улей должны пчелы содержать. Нет, не ради будущего, на настоящее: на тех, кто хитрее, кто наглее, кто безжалостнее. На мошенников, на аферистов, на откровенных воров и бандитов. Но труд отвлекает от мыслей. От труда зависит сладость, которой всегда не хватает.
Кружит наша пчела над помойкой – пестрой и яркой, над которой витает сладкий аромат гниения в самых ее толщах. Сплошная фальшь звучит вокруг: неестественные искаженные звуки хаотично сменяют друг друга, расстроенные музыкальные инструменты пытаются играть оркестр, отчего становится невыносимо тошно, и внимание отчаянно пытается сфокусироваться над жужжанием единственной живой пчелы, блуждающей сквозь отвратную какофонию. Не смолкают шелест купюр и звон монет в центре ее. То и дело доносятся обрывки неразборчивых пламенных речей под шумные и бурные аплодисменты.
Постепенно из хаоса отвратных шумов доносится скрип колес, неспешно отправляя их в тишину. Будто тает свет, будто сгущается тьма, сама становящаяся светом так, как должно быть на самом деле. Кружит пчела над телегой, катящейся прочь из проклятого улья. То покидают его те, кто уже не ждет от него сладости, ни должной за работу, ни вообще какой-либо, осознавшие ничтожность своих стремлений на благо улья и бессмысленность их для подлинных его хозяев: мошенников, льстецов, лжецов, необратимых паразитов. Покидают его те, кто стремится найти в своих талантах дорогу к самосовершенствованию, те, кто хочет творить и работать, получая от своих трудов не одно лишь удовольствие, для кого возможность заработать достойную сладость зависит лишь от них самих.
Скрипят колеса телеги, уверенно приближающей надежду на будущее, на обычное выживание, на развитие. Благо, есть место и желание, Есть неоспоримое осознание своих собственных сил, которых не хватало в душном, провонявшем гнилостью улье, есть возможность дышать и наслаждаться.
Все будет хорошо…
Угол четвертый: сладкий (часть третья) (10мин. 00сек.)
И вот наступает ночь, и воздух наполнен приятно царапающим слух блеском снежинок, подсвеченных мягким сиянием луны и звезд в чистом небе. Самое время вспомнить о далеком былом, самое время вспомнить об отчем доме, оставшемся так далеко. Царапает перо по бумаге, выводя букву за буквой, складывая буквы в слова, соединяя слова в предложения.
Сладок пчелиный сон после жаркого, во всех смыслах этого слова, лета. Потрачена уйма сил на домашнее хозяйство, один только огород чего стоит, что уж говорить о скотине и постоянном уходе за самим домом. Оставалось не так много времени на отдых, но то, что потрачено, имеет немалое значение. Собран урожай, подготовлено пропитание на зиму, хватает дров топить печь, чтобы не замерзнуть. Выдалась зима морозной и снежной. Выдалась зима белой и чистой. Самый подходящий момент собрать скопившиеся мысли и эмоции, чтобы выплеснуть на бумагу сформированные из них образы, привязанные к оставшемуся в недосягаемости своих границ родному дому. Самый подходящий момент вновь погрузиться в чарующую громадину вихря, чтобы услышать знакомый голос в самом его основании, подобный голосу Творца, чья воля позволила пчеле появиться на свет.
И совсем не разорвана с ним связь.
И вновь играет уже знакомый трек ветра с сильной реверберацией, пропущенный через потрескивание ретро эффекта…
Угол пятый: чужеродный (10мин. 00сек.)
Там же рождается погребальный мрачный колокол, не предупреждающий, но оплакивающий. Открывает он некий портал, по ту сторону которого доносятся шумные голоса вперемежку с развеселыми песнями ярмарки или же торжественного открытия нового торгового центра. Больше не нужно работягам гнуть спины на земле, больше ненужно копать землю, больше не нужно обрабатывать ее денно и нощно, больше не нужно пахать, сажать и сеять. Все есть на прилавке, вот он – готовый урожай: овощи, мясо, молок, привезенные из тридевяти земель, из-за морей и океанов. Хотя, скорее всего, в ярких цветастых коробках с непонятными иноземными символами прячется свойское, запечатанное в фирменную упаковку ради получения выгоды за название. И пусть погибает родное хозяйство: пусть зарастает огород чертополохом, крапивой, лопухами, пусть вымирает скотина и птица. Со временем приходит усталость, надоедает пчеле с утра до ночи горбатиться своим горбом, когда есть уже все готовое. Надо лишь потратить немного бумажной и медной сладости. И вот уже оторван трудяга от земли. Улетает пчела в гудящий улей, где можно купить уже все готовое, кем-то где-то выращенное, накачанное неизвестно чем для быстрого роста и созревания.
Однажды пришли на плодородные и обрабатываемые пчелами земли незваные гости в сиянии звезды Давида, чей непрерывный звон парит над гудящим торговым центром. Ульи – их творения. Кормят ульи своих творцов, ульи – их жизнь. И не должно у пчелы быть ничего своего кроме горба и шеи по их задумке. И увидели незваные гости, что возделывают пчелы свои земли, что богаты те земли ресурсами. Могут те земли кормить верных своему делу трудяг, и не нужны трудягам заморские дары в фирменных упаковках на непонятном языке сомнительного качества. Жирным получится на этих землях новый улей, особенным будет среди других уже существующих.
Устроили незваные гости смуту среди трудяг, навязали своих правителей, соблазнили заморскими диковинками, принудили к заморским порядкам. Тех же пчел, кто не поверил звезде Давида, кто противился дарам незваных гостей, кто узрел в них угрозу всему роду, истребили огнем и мечом. Остальные же работяги продолжили трудиться на земле, но не себе во благо, а на благо ее хозяевам. Ведь объявили они себя ее владельцами, обезопасили себя они войсками, чтобы не смели пчелы вернуть себе свою волю. Да и не нужны были бы пчелы им, по большому счету, могли бы незваные захватчики пригнать пчел из других ульев, более покладистых. Вот и страдали трудяги долгие поколения, служили захватчикам в страхе, а кто и по собственной воле. Служили трудяги и славили своих королей, всех до единого ручных, задача которых не менялась ни на секунду – сиять ярко и быть на виду, на слуху, на устах.
Ограждены были пчелы от сладости. Трудились из кожи вон, часто болели, страдали от физических наказаний за провинности, и издевались над трудягами, порой, с особыми зверствами. Забирали большую часть их трудов захватчики, оставляя голодать в зиму, чтобы зависели пчелы от их хозяев. Грабили захватчики плодородные земли, забирали из недр ценные залежи ради сладости, распиравшей их тело и дух, ради того, чтобы оставаться правителями, ради собственного выживания.
Откуда же явились они? По чьей задумке? Кто в руки дал им погребальный колокол, что звучит денно и нощно там, куда приходят они? Нет ответов.
Но разделили они трудяг. На тех, кто в силу своей хитрости, наглости, проворства приспособился к чужеродным порядкам, что стали приносить им больше сладости, и тех, кто остался честен и бескорыстен, кто остался богат изнутри, кто имел чистые помыслы, кто не прельстился сладостью. А ведь сладость-то принесли с собой трудягам незваные гости под звездой Давида. И из сладости сложены их ульи. Сладость течет в их собственных жилах, сладостью наполнены их сердца. Нет в их мыслях ничего иного. Сладость принуждает их лгать, изворачиваться, оставаться в тени, совершать все гнусности чужими руками. Сладость позволяет им разделять пчел, нападать друг на друга, грызться до смерти, ненавидеть, быть порочными и слабыми. Не приучены незваные гости под звездой Давида к физическому труду, презирают они физический труд, не для он рук. Не должны они работать горбом и руками. Удел ничтожных работяг, убогих пчел – трудиться в то время, как эти должны получать с их труда прибыль.
Написали незваные гости для пчел правила в угоду себе, наплодили для пчел надсмотрщиков, по сути, таких же для них (чужаков под звездой Давида) ничтожеств с кнутами и палками в руках. Чтобы не плодились пчелы сильно, чтобы не было среди них особенных и талантливых, чтобы не было недовольных и представляющих возможные угрозы их порядкам, придумали они стравливать ульи между собой, даже на крови получая огромные барыши, и оставаясь хозяевами повсеместно.
И будто мутнел разум у пчел. Будто забывали они, в чем их предназначение. Будто труд на своей земле умалялся в угоду взаимному истреблению, будто кровь имела более значимую ценность в сравнении с урожаем. Воспитанные торговыми центрами и ярмарками, насытившиеся пищей, накачанной неизвестно кем и чем, дурнели пчелы, становились не просто марионетками, но какими-то зомби, ведомыми лишь одной целью – физическим уничтожением, где каждое убийство совершалось из страха быть убитым.
И сияла и звенела на полях сражений звезда Давида, и вновь бил и бил погребальный колокол.
И наша пчела кружит над истекающими кровью своими сородичами, и слышен колокол далеко в космосе, и будто нет более других звуков, и достигает колокольный звон самых дальних концов Вселенной.
Угол шестой: рабочий (10мин. 00сек.)
Вопрос элементарного выживания. Нарушен погребальный звон одной
