удивился Кожевников.
— Давай так, Коля, если завтра они не выдадут на-гора что-то стоящее, я подарю тебе именной Люгер с гравировкой от самого Берии? Да ты не лыбься раньше времени, я уверен, что пистолета тебе не видать, как своих ушей! Ты скажи лучше, что за профессора ты вызваниваешь?
Заинтригованный их пари, генерал довольно улыбнулся:
— Что тебе сказать, Павел Петрович, Кривицкий, и не пидор и не аферист, но твоим запросам вполне соответствует. Местный краевед и кафедра истории у него в университете, а вспомнил я его сразу, потому что он у нас под колпаком как диссидент.
— Так уж и диссидент? — усмехнулся Дубровин, — рассказывай, кто ж диссиденту кафедру даст?
— Ну… да, вьются вокруг него студенты, кто на язык не сдержанный, у кого ветер в башке, те, которым все не так, культ личности, Большой террор… профессор-то у нас сиделый. Его как в 1938 упекли за монархический заговор, так и чалился до 1953 года. Зато теперь что-то типа «узника совести». Да только у него в личном деле столько говна… стучит профессор с самого 1938 года как большой оркестровый барабан! — Кожевников довольно усмехнулся.
— Но дело свое крепко знает и историю любит, музей вот хотим в Смоленске краеведческий открывать, и он в нем за научного консультанта будет числится. Так что думаю, как раз тот, кто нам нужен!
Глава 16. Узнать истоки
До городской библиотеки они дошли минут за двадцать, держа друг друга за руки, весело болтая. У каждого в мыслях была вчерашняя ночь. Юрий чувствовал, его подруга просто пылает страстью, и временами терял нить их разговора, так как то и дело, спонтанно, неосознанно видел проступающее тонкое, энергетическое тело Маши. Энергия обвивала ее позвоночник, пылала оранжевым в области матки, там, где вторая чакра — свадхистана. И это было объяснимо. Вторая чакра отвечает за наслаждение, чувственность и умение получать удовольствие. Если она открыта — женщина способна бесконечно дарить мужчине наслаждение. И не только, кстати, через секс, но и через прикосновения, секс, вкусную еду, теплый дом, заботу и нежность. На уровне сердца Маши брезжил изумрудно-зеленый — анахата светилась. Она отвечает за способность испытывать сострадание и любить безусловно и безгранично, ну и умение заряжать мужчину эмоциями, вдохновением, при этом принимая его таким, какой он есть. Кудашев почувствовал, как тепло ее руки разливается и по телу. Ему подумалось, что, когда отношения строятся на четвертой чакре — то есть связывает не только секс — у них есть шанс быть по-настоящему гармоничными.
Мелькнуло недоумение, откуда взялось в нем это знание? До злополучного полета он имел только поверхностное знание о ведическом учении, даже, пожалуй, названия чакр не помнил. А тут все как на ладони. Юрий усмехнулся про себя, вспоминая свой последний серьезный роман с сестрой друга в Эстонии. Вот бы это умение видеть в человеке скрытое и невидимое. Он отшил бы Вилму с ее замыслами, после первой же ночи! Одно ясно, теперь они с дочкой пасечника связаны накрепко, все бы было хорошо, если бы не было, так как есть. Их любовь — смертельная угроза обоим.
Здание библиотеки, большое, одноэтажное, старой постройки, наверное, ровесник века, красного кирпича с большими окнами-арками и толстыми стенами, укрыто было разросшимися кленами, судя по всему видевшими еще Российскую империю. Интересно, а оно сохранилось в его мире, в его Смоленске? От мыслей таких отвлек девичий голос:
— Ты что, задумался совсем, я тебя спрашиваю, а ты будто и не слышишь! Во сколько встретимся? Сейчас десять, можно было бы на обед вместе сходить как вчера, но боюсь, не успею в интернате с делами закончить.
— А до которого часа библиотека работает? — спросил Юрий, улыбаясь обезоруживающей улыбкой.
— До шести вечера. Да народу тут, наверное, совсем немного будет, у студентов и школьников каникулы.
— Ну мне думаю хватит до шести часов времени, если раньше закончишь, приходи ко мне, а если до закрытия не успеешь, то я тут тебя дождусь, — обершарфюрер кивнул головой на уютно расположившуюся в тени кленов скамейку рядом со зданием.
Попрощались они совершенно бесстыдным, долгим поцелуем, чем вызвали громкое брюзжание шедшей мимо с бидоном тетки, что-то про «бесстыжих», что у обоих вызвало только улыбки. Наконец, Маша скрылась за углом, а Кудашев распахнул высокие двери и вошел внутрь. Небольшой коридор с какими-то аляповатыми стендами на которых, конечно же, красовалось что-то про КПСС и очередную пятилетку. Он прошел глубоко, вдыхая давно любимый запах. Ведь у всех библиотек он одинаковый, будь то коммунистический Советский Союз, Германский Рейх или Российская Империя. Книги пахли одинаково, мудростью и пылью, что в фашистском Риме, что в советском Смоленске.
Приличных размеров зал с высокими уходящими в глубь стеллажами, на которых теснились разноцветными корешками тысячи книг, заставил Юрия остановиться. Откуда, с чего начать? Он заметил справа от входа потемневшую от времени деревянную стойку, из-за которой торчал хвост стянутых резинкой русых волос. Молодая женщина-библиотекарь, худенькая, в простеньких очках, что-то читала с таким интересом, что даже не заметила нового читателя, вошедшего в зал. Кудашев подошел к стойке, стараясь не очень шуметь, заглянул через дубовые перила. Женщина, а скорее девушка, в легкой голубой кофточке была какой-то прозрачной. Такими бывают люди, предпочитающие общество книг свежему воздуху и активному образу жизни. Он положил руки на стойку наблюдая за библиотекарем. Та в это время перевернула страницу книги, которую читала и краем глаза заметила, что не одна. Она вздрогнула, захлопнула книгу и испуганно подняла голову, встретившись своими зелеными глазами с его улыбкой.
— Здравствуйте, извините, я не хотел вам мешать, но мне нужна помощь в выборе книг. — обершарфюрер отметил про себя, что девушке, наверное, лет двадцать. Она даже не привлекательна, а красива, только ей бы на солнышко, позагорать, поваляться на песочке у реки и вообще, провести месяц на природе. Погулять по лесу, покупаться, наверняка, такое времяпровождение пошло бы ей на пользу.
— Ой, извините пожалуйста, летом с утра у нас почти никого не бывает, вот я и зачиталась… — она смущенно покраснела под пристальным взглядом молодого мужчины.
— А что вас так увлекло, позвольте полюбопытствовать?
Рита Доронина, второй год работая в Смоленской библиотеке, выработала для себя оригинальную градацию мужчин. Почти все ее сверстницы прежде всего ценили в противоположном поле внешнюю красоту и физическую силу, а ее интерес вызывали мужчины интеллигентные и умные. Невзрачный очкарик из студентов-филологов, способный оценить прозу Стендаля и стихи Блока, привлекал ее больше чем бравый курсант Смоленского высшего инженерного училища радиоэлектроники войск ПВО с тоской в глазах листающий справочник по физике. Но с такими запросами, в свои двадцать лет оставалась она девственницей, так как к бравым курсантам готовым сожрать ее пылкими взорами, не лежала душа, а задохликов-гуманитариев, с воодушевлением обсуждавших с нею прозу ХIX века, не интересовала она как женщина. Поэтому, когда этот привлекательный молодой мужчина, с каким-то не здешним, отчего-то усталым с утра лицом, поинтересовался ее книгой, Рита смутилась и покраснела.
— Это Оноре де Бальзак, «Шуаны», — она не сводила глаз с собеседника, заранее смиряясь, с его грядущим непониманием и потерей всякого интереса к этой — книжной моли. Но она ошиблась.
— Великолепный роман! Если не ошибаюсь, один из первых романов Бальзака… Мне всегда из его героев был ближе маркиз де Монторан, а вам? Хотя… вы, наверное, не дочитали книгу до конца. — незнакомый читатель, явно знал, о чем говорил.
— Ну что, вы, я его перечитываю уже в третий раз! Вы задали мне не простой вопрос, страшное время там описано, очень жестокое, если из мужских персонажей, то мне более симпатичен командир «синих» полковник Юло, а если из женщин… — девушка потупилась, краснея, — наверное, Мари де Верней».
Мужчина улыбнулся очень доброй, какой-то редкой по нынешним временам улыбкой, Рита почувствовала странную, неожиданно возникшую приязнь к незнакомцу.
— Вы тоже любите Бальзака? — осторожно, стараясь не спугнуть чудесного собеседника, поинтересовалась она.
— Не скажу, сударыня, что он мой любимый французский писатель, но цикл «Человеческих комедий» меня впечатлил. Замечательно описана Франция после Наполеона, к тому же я читал его на языке оригинала… Знаете, часто перевод портит восприятие.
Маргарита почувствовала жар в груди и обрадовалась, что разговаривает с незнакомцем сидя на скрипучем, старом стуле, иначе ноги бы дали слабину. Надо же, он читал Бальзака на французском! И «сударыня» в его речи прозвучало как-то совершенно естественно, не вычурно, будто он не из книг это взял, а постоянно, повседневно использовал в своем общении.
— И что же… Что из его книг вам понравилось больше всего? — она затаила дыхание, наслаждаясь беседой.
— Никогда не задумывался над этим. Но с недавнего времени, часто вспоминаю «Полковника Шабера» с его историей пропавшего неведомо где героя, спустя годы возвращающегося в совершенно чужой мир. Вышедшая замуж за другого жена, нет прежних друзей, погибших в походах. Печальный конец, очень печальный. — голос молодого мужчины и стал тише, и грустное выражение его лица показалось Рите очень искренним.
— Но мы что-то с вами совсем углубились в литературу! — незнакомец неожиданно сменил тему, — я недавно в городе, сейчас работаю над некоторыми эпизодами истории ХХ века, поэтому и беспокою вас с утра пораньше. Давайте знакомиться, меня зовут Юрий!
Он, чуть перегнувшись через стойку, протянул руку. Не так как тянут, многие, будто суют в печку дрова, а как-то изящно и с достоинством.
Девушка, чуть помедлив, подала правую руку, не сводя глаз с мужчины почти шепча:
— Маргарита! Можно просто Рита…
Когда их руки встретились, девушку, будто пронзило электрическим разрядом, или ей это только показалось? Потом, она вспоминала с удивлением, что ей, аккуратистке, даже не пришло в голову завести на незнакомца читательский билет, спросив для этого паспорт.
Рита как во сне слушала парня, а у самой, отчего-то сердце билось так, будто хотело вырваться из груди и улететь высоко, в небо, к солнцу в самый зенит.
— Дело в том, Рита, что мне нужна научная литература, по первой половине ХХ века, желательно на английском или немецком, в том числе мемуары и возможно публицистика… Что посоветуете?
Когда разговор вошел в профессиональное русло, молодая библиотекарь приободрилась, все же на знакомом поле играть проще, к тому же с такой милой командой. Рита улыбнулась своим мыслям, сняла очки и по старой привычке потерла переносицу. Что бы ему посоветовать?! И вдруг оказалось, что все намного сложнее.
От книг о Великой Отечественной в центральной Смоленской библиотеке ломились полки. Как и в любой другой, по всему Советскому Союзу. Много было монографий и исследований, в последние годы они поступали в библиотечный фонд в очень большом количестве. Но авторы в подавляющем большинстве, конечно, советские, а вот иностранные… да, задачку он мне задал!
— Я сейчас подберу вам
