злиться, заглянула под лавки, по углам, вернулась на кухню, улова так и не нашла. Неужели оставили на радость местным кошакам, в телеге. То-то у них сейчас пир горой. Запахнув халат, вышла на крыльцо и спустилась двор к телеге. Но шагах в трех остановилась. Вдруг поняла, что дальше не пойдет. Сама удивилась своим чувствам, не могла разобраться, что и как, но странно… не могла сделать следующий шаг. Просто знала и все тут, не нужно ей заглядывать в телегу. Не в силах сопротивляться странному такому побуждению, Лена медленно повернулась и пошла обратно. Недоумение начинало сменяться глупой, беспричинной злостью. Сейчас только вспомнила, что вчера, какие-то странные были они оба. За своим веселым нравом и предчувствием большой радости, вспомнила, что муж с Лопатиным были смурные, как ноябрьский ненастный день. Отправляясь вечером на рыбалку, отчего-то поехали на Андреичевой телеге, а не на мужнином мотоцикле. А удочки? Она завернула в сарай, прошла в дальний угол. Так и есть, Гороховские рыболовные снасти сиротливо стояли в углу. Выйдя во двор, она вновь взглянула на телегу и заметила торчащие сбоку черенки двух лопат.
Молча, она на кухне принялась готовить завтрак, наливала из ведра в чайник колодезную воду, резала хлеб, а сама, с хмурым лицом припоминала все странности последних дней. А ведь и правда, Сергей сам не свой, места не находит. Дядя, Вася который день трезвый, к тому же главная новость на селе, тут ведь ничего не скроешь, с Натальей у них явно отношения завязались. Оно и хорошо даже, но он тоже последние дни странный. Что-то у него не так. И Машка ей рассказывала, что отец очень изменился. Можно и списать на вдруг наладившуюся личную жизнь, но не то…
В восемь, она растолкала своих «рыбаков». Чем был хорош Лопатинский самогон, все знали, от него поутру голова не болела, но мужчинам явно было трезветь и трезветь еще. Хорошо Сереге в район не ехать! Она пристально смотрела на них во дворе. Как у колодца, голые по пояс, вылили друг на друга ухая и кряхтя по ведру ледяной воды, а потом оба пошли к телеге, где Василий Андреевич поправил край брезента, а муж обошел вокруг, внимательно ее осматривая. Интереееесно…
Завтракали все трое молча. Лена переводила взгляд с одного на другого, подкладывала на тарелки им яичницу, подавала бутерброды, замечала какие-то странные взгляды, которыми обменивались мужчины. Лопатинский самогон еще славился тем, что способствовал дикому аппетиту. А когда оба, поблагодарив за завтрак, встали из-за стола и вышли во двор, она, уже не скрываясь, вышла вслед и наблюдала с крыльца, как она вилами набрасывают в телегу сено и запрягают Орлика.
Уезжая, дядя Вася, попрощался с ней, пряча глаза, а Лена только молча кивнула, долго смотря вслед удаляющейся по улице телеге. Мужа она ждала у калитки. Сергей, все еще полупьяный, с красными белками глаз, вышел одетый по форме, поправляя портупею с кобурой. Она преградила ему дорогу, а когда Сергей попытался обнять ее и поцеловать в щеку, Лена отстранила мужа и сказала строго:
— Сергей! Нам нужно поговорить!
Глава 19. Ссора
Обершарфюрер медленно приходил в себя, возвращаясь из ноябрьского Мюнхена 1923 года, в Советскую Россию 1979. Он привычно уже унял колотящееся сердце и восстановил ровное дыхание. Встретившись глазами с встревоженной девушкой- библиотекарем, попытался улыбнуться, но улыбка не получилась. Какая-то гримаса больше похожая на оскал.
— Благодарю вас, милая Рита, вы очень помогли мне с книгами! — он посмотрел ей в глаза, девушка, не выдержав взгляда, отвернулась.
Кудашев знал, что видит ее в последний раз, ему вдруг захотелось сделать для нее что-то особенное, хорошее. Какая милая девушка, очень неуверенная в себе, но сама, наверняка, не понимающая, какое она, по нынешним временам, сокровище. За ее скромностью и нерешительностью скрывалась непробужденная пока сексуальность и страстность. Он вдруг улыбнулся своим мыслям. А почему бы и нет?
— Скажите, сударыня, а вам нравятся военные? Вернее, военные медики? — спросил он, пристально глядя ей в глаза.
Рита смутилась и покраснела. Природа последнее время брала свое и все чаще мужчины занимали девичьи мысли в самых нескромных образах. Она создала в своих мечтах идеал, который сочетал мужественность, образованность, чувственность и интеллект. Но понимала в глубине души, что она, самая обычная ничем не примечательная девушка из пыльной библиотеки, скорее всего никогда такого человека не встретит.
— Вы знаете, один мой знакомый, заканчивающий местный университет, будущий лейтенант медицинской службы, как раз собирался зайти в библиотеку. Он передаст от меня привет. Его зовут Олег! Еще раз спасибо, Рита, за помощь! Прощайте! — чуть поклонившись девушке, Юрий повернулся и пошел к выходу.
Маргарита смотрела ему вслед, и отчего-то на глаза наворачивались слезы. Какое странное чувство, будто она соприкоснулась с чем-то необычным, странным, тревожным. Было в этом молодом мужчине, почти все из ее тайного идеала. Его «Прощайте!» резануло девичье сердце грустью и болью. Девушка почувствовала, что готова разрыдаться. Как глупо…
Кудашев вышел на улицу и взглянул на солнце. Наверное, сейчас уже пять пополудни. Нужно привести мысли в порядок. Раз Маша до сих пор не пришла, то, как и договаривались, подожду ее на скамейке. Он присел в тени кленов на старую скамью и задумался. Вернее, сразу почувствовал, что страшно проголодался. И пить хочется, особенно пить. За весь день, кроме чая, которым угощали его в библиотеке, он толком так и не поел не разу. Да, был завтрак в общежитии, от которого в желудке осталось только воспоминание. Есть ли в этой дыре нормальный ресторан? Могу же я сводить любимую женщину в нормальное заведение, а не в ту тошниловку, в которой они были вчера. От денег, которые ему отдал ее отец, осталось после покупки обуви и вчерашнего обеда еще прилично. Может, и правда, сходить.
Он откинулся на спинку лавки и, стараясь не думать о голоде, осмотрелся по сторонам. Шли куда-то по своим делам люди, проезжали в стороне от скверика, в котором он сидел, машины. Вот оно значит, как тут все пошло, думал он. Конечно, можно и дальше читать книги в библиотеках, но это было уже уточнением главного. А главным было то, что у него дома, в родном мире, в ноябре 1923 года во время «Пивного путча» среди прочих, погиб старый генерал Людендорф. Памятник ему в Мюнхене, на сотне открыток и марок по всему миру. А тут, в мире, где живут Маша, ее отец, Сергей с женой, старый Архип Головкин и куда забросило его провидение, был убит не генерал, а — Старина Макс, вернее в ту пору просто Макс Эрвин фон Шойбнер-Рихтер, один из ближайших сподвижников Фюрера. И с его смертью, события стали развиваться совсем иначе. В мире Кудашева, уроженец Российской Империи, Шойбнер-Рихтер был сторонником союза Германии с Россией. Его усилиями, созданное для этой цели в Мюнхене в 1920 г. Русско-немецкое общество — Ауфбау, со временем оно превратилось в реальную политическую силу. В итоге именно благодаря ему, в 1940 году, организовано было Русское освободительное движение и новая Русская армия, которая вместе с германскими войсками сломала хребет большевизму и возродила Российскую Империю — самого верного, в настоящее время, союзника Рейха. А тут, после его гибели, возобладало в руководстве Рейха ориентация на Британию, так и не давшая ничего, кроме горького разочарования, а восточная политика, с самого начала войны не опиравшаяся на воссоздание Русского государства, привела к поражению Рейха. Слишком не сопоставимы были людские ресурсы и экономический потенциал у стран Оси и их противников. Поражение Германии было только вопросом времени. К концу войны, в Рейхе одумались и предприняли попытку сделать ставку на русских антикоммунистов, но было уже поздно. Те полумеры, предпринятые поздней осенью 1944, были жалким подобием прорыва, осуществленного Старым Максом и Фюрером, летом 1940 года.
Обершарфюрер, сидел, ссутулившись, положив руки на колени, погрузившись в свои мысли, не замечая ничего вокруг. Теперь он знает, что пошло не так в этом временном рукаве. И что? Делает ли знание — это его положение тут проще? Отнюдь. Да, осознание колоссальной разницы миров налицо, оно столь же приметное, как и в открытых уже ранее, ответвлениях, что же, честь первооткрывателя принадлежит ему, Юрию Кудашеву. Только что она стоит, если не вернуться обратно. Вот, пожалуй, и все. Больше ему в городе делать нечего. Нужно вернуться в эту Смоленскую глушь и попытаться все же запустить аварийный маяк. Он давно обдумывал, те нечеткие, полученные от далекого медиума инструкции, вполне может, при определенной удаче, все получится. Шанс небольшой, но есть. Но на сердце было тревожно. Да не тревожно, следовало самому себе признаться, погано на душе. Если ничего не получится, и он застрял тут надолго, если не навсегда, скорее всего он попадется в сети местных большевистских спецслужб. Он вспомнил блок пост на дороге в райцентр, цепкие глаза офицера-чекиста в зеленой фуражке…. Ведь по рассказам отца, большевистская пограничная стража, тоже была прерогативой НКВД.
Кудашев явственно чувствовал, как сжимается вокруг него кольцо. Иллюзий о своей судьбе в этом случае он не питал. Из него выбьют все, что он знал, и пристрелят. Был ли шанс уйти из этой облавы? Пожалуй… Вот если он сейчас встанет с этой лавочки и уйдет, исчезнет… Есть небольшая сумма денег, какая, никакая справка вместо удостоверения личности или как тут он называется. Главное это новые способности, границ которых он и сам пока не знает. А дальше?! На вокзал, а лучше на перекладных, подальше отсюда, из сжимающегося чекистского кольца. Забиться в какую-то дыру, где не будут искать. Освоиться немного, найти способ легализоваться, некоторые навыки у него есть, учили. А потом выбраться из этого «советского рая». С коммунистами и жидами ему точно не по пути. Куда? Сам понятия не имел. В Латинской Америке до сих пор кое-где идет война против коммунистов, да и в Африке. Юрий не зря провел два дня с книгами, небольшой, но выбор был. Или податься в Европу? Германия в оккупации и разделена на два марионеточных государства. На востоке под контролем красных, на западе управляют плутократы из-за океана. После войны прошло больше тридцати лет. Не верю, что идеи национал-социализма полностью умерли, наверняка, тлеют, как угли прогоревшего полностью костра, под слоем холодного пепла.
Но этот путь ставит крест на робкой возможности вернуться домой. Если он сбежит сейчас, не попробовав активировать маяк, то уж точно останется тут до конца своих дней. Была еще призрачная надежда, что путь в этот рукав реальности рано или поздно нащупают исследователи в Рейхе. Нет, на это надеяться просто глупо. По всему выходило количество ветвлений миров просто бесконечно, и время везде идет по-своему. Если и найдут, что толку! А если пройдет тут лет сто или больше? Но главное… Главное, это Маша! Он представил, как она приходит к библиотеке, крутит головой по сторонам, идет к этой лавочке, на которой никого нет. Спрашивает у библиотекарши Риты о нем. Да, был, ушел… Недоумение, слезы, обида. И это после прошлой ночи, когда он шептал ей, что нет никого дороже. Дома отец ее,
