головой:
– Рикер! Ты тоже это видишь?
Рикер, возившийся с резиновым жгутом, кинул быстрый, а затем и внимательный взгляд на язык, который Эванс постарался высунуть как можно дальше.
– Проклятье! Вижу, конечно. Оранжевый. И если верить той хрени, что написана в чёртовой инструкции, это – лихорадка Вассермана. Моча тоже была такая?
Эванс кивнул:
– Да.
– Ну поздравляю! Ты, драгоценный наш, умудрился подхватить на редкость мерзкую и изнурительную зар-разу!
– Да… Помню я. – Эванс и правда помнил всё, что вдолбили ему в голову гипнокурсом, – Изнуряющий жар, жуткий озноб, и страшные головные боли… Словом, похоже на модифицированную и усиленную малярию. Вы мне лучше вот что скажите: где и как я её подцепил? Она же вроде… Передаётся только через укусы насекомых, и распространена только на Колорадо-три?
– Ну а теперь ещё и на Адонисе! И – без всяких насекомых. Ладно, терпи – буду втыкать в тебя толстую железяку.
Однако нужно отдать Рикеру должное: в вену на локтевом сгибе он попал действительно быстро и профессионально. Впрочем, Эванс, поработавший по его просьбе кистью, этому не удивился: его вены набухли чертовски сильно – промахнуться было трудно!
Рикер, убедившийся, что кровь из торцевого конца иглы изливается уверенно, буркнул:
– Ну вот и ещё одно подтверждение, на случай, если б мы сомневались: вены гипертрофированно увеличены, и кровяное давление наверняка повышено. – его пальцы в это время аккуратно и уверенно подсоединили тонкий шланг от подвешенного на штативе пластикового мешочка, и открыли вентиль:
– Терпи. Может быть больно и горячо.
– Ага. Спасибо. Так как, вы думаете, я заразился?
– Думаю, ты обо что-то укололся. Потому что «кусать» нас здесь некому. А воздушно-капельным путём эта хрень не передаётся. И не заразна для окружающих людей. Говорю же – только укусом. Или ранкой. Да ты и сам наверняка сейчас вспомнишь – небось, укололся, и значения не придал!
– Точно! Точно… Вот я балда. Я укололся об один из ящиков: ещё подумал, какой мудак оставил не вбитым кончик гвоздя. Я даже высосал. Ну я и дебил…
– Зато красивый. – Рикер снова показал Эвансу язык. Тот не придумал ничего лучше, как ответить тем же. Парк удовлетворённо, как показалось Эвансу, констатировал:
– Окраска переходит на внутреннюю поверхность губ. И щёк. Ладно – повернись-ка на бок. И терпи. Будет больно.
Оказалось действительно больно.
Это – если говорить мягко. А если без прикрас – Эвансу пришлось прикусить зубами губы, чтоб не орать благим матом!
Парк, старавшийся вводить медикаменты так, как и значилось в инструкции – то есть, «как можно медленней!», молчал, но Эванс видел, как жилы на его лбу вздулись, а брови – хмурятся: волнуется, стало быть! Ну, и переживает. Рикер, следивший, чтоб игла в это время не вылезла из вены напрягшегося Эванса, кивнул:
– Нормально. Не зря закреплял скотчем. Эванс, кончай трястись и пыхтеть. Не так уж это и больно!
– Тебе легко говорить. А мне больно. Да и колотит, как припадочного: озноб…
– Ничего страшного. – Парк наконец закончил вторую инъекцию, и выдернул иглу, приложив на место ранки ватку со старинным спиртом, – Уже не больно. И озноб должен пройти через… – он привычно кинул взгляд на часы, – Десять-пятнадцать минут.
– Ну спасибо. – Эванс вздохнул с облегчением, – Какое счастье, что в нашей аптечке вся нужная фигня была!
– Да уж… – Парк всё ещё выглядел сосредоточенно-нахмуренным, – У нас хватит на весь курс. Так что потерпишь ещё три раза. Беспокоит же меня другое…
Ведь если подумать как следует, то для обеспечения нашей аптечки медикаментами, требующимися для лечения всех известных экзотических болячек, нужен был бы отдельный контейнер. Размером побольше, чем даже тот, что с боезапасом!
– Чёрт! Так получается, они нам вполне сознательно!.. – сжавшего кулаки Рикера перекосило от злости. Парк остался как всегда спокоен:
– Не обязательно. Просто наши «любезные» хозяева «любезно» подбросили нам именно ту болячку, против которой у нас есть средства. А могли бы – и неизвестную подбросить. Но тогда – как-то не складывается. Мы бы просто подохли в муках. И немного же они про нас тогда узнали бы…
Нет, я думаю, тут всё-таки – другое. И это, вот именно – наказание!
Рикер кивнул:
– За попытку подорвать автоклав?
– Вот именно. Дали нам понять, что за разрушение, или даже попытку тут что-то сломать или разрушить – последует адекватная расплата. Неважно, в каком виде. Но – реально наносящая нам вред. И причиняющая моральные и физические мучения. В данном случае я в этом железобетонно уверен, поскольку пострадал именно тот, кто предложил «попробовать» взорвать один из чёртовых «холодильников»!
Эванс, пытавшийся соображать несмотря на то, что мысли ворочались тяжело, словно старинные мельничные жернова – видел как-то раз в музее! – возмутился:
– Ерунда получается. Это не может быть наказанием! Ведь я – вначале накололся… А только потом мне пришла мысль взорвать этих тварей!
– Это ничего не значит. Согласно старинным исследованиям на самом деле мысль осознаётся мозгом на полчаса позже, чем приходит туда в уже осознанном, так сказать, формате. Потому что мысли к нам вообще приходят – извне! Ну, то есть – из того самого «Единого информационного поля Вселенной»! Так работал и знаменитый Нострадамус, и Эдисон, и Тесла… И наш мозг в данном случае – просто тот же самый передаточный ретранслятор: этой самой пришедшей мысли – в сознание. А некоторые мысли этот ретранслятор попросту не пропускает. Отфильтровывает.
– Знаешь что, Парк… Ты сейчас сказал что-то настолько умное, что я даже и не понимаю. – Рикер и правда выглядел растерявшимся. Эванс усмехнулся:
– Я тоже. Но мне и положено плохо соображать – я же у нас, типа, больной.
– Хватит прикалываться, вы, два придурка. Всё вы прекрасно понимаете. Эта теория существует уже триста лет!
«Придурки» помолчали. Рикер смотрел на капли, мерно отсчитывавшие свою очерёдность в прозрачном цилиндрике у руки Эванса, Эванс пялился в потолок. Затем сказал:
– Получается настоящая гнусная подлость. Эти гады, значит, берут на себя наглость судить и наказывать нас ещё до того, как мы приняли решение сделать им пакость.
– Ну… Типа – да. А в том, что они могут отслеживать процессы, происходящие у нас в мозгу – у меня сомнения нет. Хотя… Наши, земные, учёные тоже пытаются… Отслеживать. Чтоб понять – как мы мыслим, и откуда всё-таки берутся разные гениальные догадки, и появляются открытия и изобретения.
И толку – ноль! Слишком уж тонкая материя…
– Да и … с ним. – Эванс сердито фыркнул, – Обидно вот только. За то, что, если ты прав – получается, меня наказали как бы авансом. За то, чего ещё даже не придумал! – Эванс снова обратил взор к потолку, и погрозил ему свободной рукой, – Сволочи! Вы поступаете подло! И нечестно!
– Да ладно тебе, Эванс. Может, они и не планировали тебя наказывать. А просто хотели проверить – как твой организм справится с болячкой. И как на это дело будем реагировать мы, твои «боевые товарищи». Может, пошлём тебя на …, и займёмся своими делами, чтоб, как говорится, от греха подальше – лишь бы не заразиться самим! А может, настолько чувствительные натуры, что будем биться в истерике: «Эванс, милый! Пожалуйста, не умирай!». Ну а то, что я надумал и сказал про мозг – вообще полная чушь…
Просто так совпало!
– Ну… Могло, конечно, быть и так… Но мы ведь сейчас рассматриваем самый худший вариант?
– Вот именно. Мы считаем, что эти гады будут и дальше провоцировать нас на свершение глупостей, и поиски на …опу приключений. Наслаждаясь и фиксируя. На каких-нибудь устройствах для хранения информации. Чтоб в будущем пересматривать и делать выводы. О нашей умственной деятельности и инстинктах.
– Ладно, пусть так. Надеюсь только, что сегодня кошмаров не будет. Потому что я с постели, если честно, смогу встать только под дулом пистолета. Да и то – вряд ли. Пусть уж пристрелит кто…
– Э-э, не парься, Эванс. Это просто лекарства ещё не начали действовать в полную силу. На это нужно – сам помнишь! – хотя бы полчаса.
– Помнить-то я помню… Да только помню я и то, что даже после лечения на трое суток остаётся тошнота, головокружение. И жуткая слабость!
– А ничего. Лежи себе – полёживай. Если кошмаров не будет, думаю, торопиться искать новых «приключений» нам смысла нет. Вот и будем жить себе здесь, как говорится, поживать, да добра наживать.
– Нет, «полёживать» точно не получится. Сколько там до появления наших милых зверушек? Полчаса?
– Час.
– Мне так и так придётся встать. Потому что втроём отстреливаться сподручней. И надёжней.
– Ну… Сильно протестовать не буду. Потому что как раз к этому времени лихорадка должна будет прекратиться, и температура спадёт. Единственное, что останется – вот именно – головокружение и слабость. Но, думаю, нажимать на гашетку это не помешает.
Не помешало.
Эванс поймал
