не поймёт все эти людские сложности. Общения. Да и зачем ей это может быть нужно, если она, скоро, похоже, сможет просто убивать тех, кто делает ей плохо? Убивать только силой мысли!
Поэтому нам и нужно постараться внушить ей, что тогда вокруг неё не останется тех, кто желает ей добра – то есть, нас. И ей будет плохо. Ведь остальные просто убьют её. Во избежание.
– А они и правда – могут?..
– Могут. – он вспомнил гнусные рожи, щурящиеся на его доклады из-под своих чёртовых клобуков, – Они боятся. Даже сильнее, чем боюсь я сам. Хотя я прекрасно понимаю, кого мы с тобой родили. И сейчас пытаемся вырастить. И воспитать.
– Знаешь, Марвин, иногда я и сама так боюсь. – Рона сцепила пальцы перед грудью так, что побелели костяшки, – Да что там – иногда – всегда! И вот ещё что. Я…
Вряд ли смогу – как ты. Скрывать свои подлинные эмоции и чувства: её ведь не обманешь! Мои жалкие блоки, похоже, работают только против тебя. А вот её так… Я…
Не могу заставить себя любить это, это… Маленькое чудовище! И я…
Боюсь её! Наверное, даже сильней, чем твои придурки из Конклава!
Поэтому, если хочешь, чтоб мы обе остались живы – убери её куда-нибудь!
Идя по коридору, Марвин кусал губы, одновременно пытаясь заставить себя прекратить это.
Но губы спустя минуту-другую всё равно оказывались прикушены почти до крови, и болели – это он старался мыслить трезво и логически. Но ничего пока не получалось.
Да и кто – верней, какой отец! – смог бы тут мыслить логически?!
Разумеется, Миерна чует отношение Роны к себе!
Да Рона почти и не скрывает свои эмоции и чувства – страх, боль, отвращение, даже – ненависть… Ненависть к той, что может сделать ей, взрослой женщине – больно. И даже, когда станет посильней – убить! И не только за то, что не покормила.
А и – просто так! Из детского каприза!
Нет, если он хочет сохранить их обеих, пора и правда – разделять «девочек»!
Войдя в приёмную, Марвин всё уже видел. Босс здесь, и ждёт его. Но он всё равно сказал секретарю:
– Будьте добры, доложите, что пришёл главный Селектор. Мне необходимо срочно переговорить с Его Святейшеством.
Нужно снова собрать волю в железный кулак, и постараться убедить Главного, что убивать Миерну – не выход. (Иначе теряется смысл во всём Проекте!..)
И что он готов принять ответственность…
За жизнь и воспитание изолированной от всех контактов девочки.
Часть 3. Рольф
Рольф
Я смотрел, как он подходит.
С виду – ничего особенного. Мужик как мужик, лет сорока пяти. Высокий, стройный. Широк в плечах, но видно, что не слишком мускулистый – нет той упругости и целеустремлённой силы в движениях и походке. Не-ет, этот Марвин – явно силён не мускулами!..
Зато оказалось, что черты лица приятны. Не красивы – а именно приятны. Немного портит впечатление шрам, проходящий через всю левую щёку. Ещё ощущается уверенность в себе и какой-то внутренний стержень. Ничего не скажешь – характер!
– Здравствуй, Рольф. Ты прав, конечно – моя сила не в мускулах. – увидев, как расширились, чисто инстинктивно, мои глаза, он пояснил, – Вот именно. В этом самом. Ну, да ты должен понимать, от кого моя дочь переняла свои способности… Я – Марвин.
– Здравствуйте, Марвин. Да, Миерна мне сказала. Вы не будете против, если я вас обыщу?
– Нет, конечно. – он поднял руки и стоял, пока я делал обыск – символический, разумеется: я прекрасно понимал, что сильный менталист вроде Миерны или её отца не нуждается в оружии, чтобы даже убить меня – таким как они достаточно маленького мысленного усилия.
Я отступил. Выдохнул. Спросил:
– Почему вы сдаётесь?
– Потому что у меня нет иного выхода. Если я не остановлю свою дочь сейчас, её уже никто не остановит.
– А вы и правда, надеетесь её остановить? – я не скрывал скепсиса.
Марвин вдруг изменился в лице. Побледнел, позеленел.
Похоже, малышка Миерна взялась за него серьёзно. Я молча смотрел, как он отступает: пятится по коридору, схватившись за горло и делая такие движения, словно глотает воздух – как воду. Поэтому я сказал-подумал внутрь себя:
– Миерна. Может, конечно, он и козёл, и не был любящим и заботливым папочкой в той степени, как ты хотела бы… Но ведь и ты – не ангел. Вдруг у него реально – есть какие-нибудь серьёзные оправдания?! Отец же твой всё-таки – наверное, раньше-то и любил и нянчился с тобой. Может, пока не будешь убивать его? И вот ещё что…
Пожалуйста, перестань без спроса использовать мой мозг как «промежуточный усилитель»!
В голове я услышал её рычание.
Потом вздох.
Наконец она, словно очнувшись, ответила:
– Ты прав, конечно, Рольф. И хоть я вижу, что на самом деле тебе неймётся допросить моего папочку, определённое беспокойство за… Меня – ты испытываешь. Хотя бы за то, чтоб я не перенапряглась, взламывая защиту этого гада…
Ладно, пусть пока поживёт.
Только – не подводи его ближе километра к моей комнате!
– Докладывайте, капитан.
Я оглядел суровые серые лица офицеров, и подумал, что наверняка и они уже поняли всю сложность и щекотливость ситуации, в которую мы все попали.
Да, малышка Миерна может просто убить нас, не особо напрягаясь, и единственный, кто может как-то хотя бы попытаться заблокировать её силу – это её папаша.
До сих пор – наш лютый враг.
А сейчас – вынужденный союзник. Который пришёл «всего-навсего» убить дочь.
– Есть, докладывать, сэр. Марвин честно сказал, почему он вышел и сдался. Ему приказал Конклав. Ну, вернее, специальная Комиссия по вот таким, тщательно селекционированным и воспитанным детям-супертелепатам. У них уже было несколько спорных и критических случаев. Неповиновения со стороны таких вот детей. Мысль о том, что если они сами не смогут использовать её, то нужно подбросить девочку тем или иным способом к нам, собственно, как раз Конклав и высказал. Она просто опередила их.
Они были в ужасе: чтоб ребёнку, пусть и самому сильному, удалось заставить ведьму, что её курировала, подсадить её туда, во внешнее подземелье, и таким образом перейти на сторону врага – о-о! Чепэ!
Поэтому Марвина просто поставили перед фактом: или ты убьёшь свою дочь, или мы убьём тебя и остальных. В-смысле, твоих женщин и детей. Достать обещали из-под земли. В буквальном смысле. А Марвину, собственно, деваться некуда: там, в подземельях Улья, его дети и их матери без него – фактически беззащитны.
А детей уже больше сотни.
– И что, все они обладают способностями, как у… нашей подопечной? – паузу прервал заместитель начальника штаба, желваки на скулах которого играли особенно сильно.
– Нет, разумеется, сэр. Марвин сказал, что таких способностей и сил пока, – он это подчёркивал, что – пока! – больше ни у кого из его детей нет. Но гарантировать он не может ничего. Потому что пятеро из его последних – ещё младенцы нескольких месяцев отроду. И хотя их фон, как он его называет, есть, и весьма сильный, это – не гарантия того, что дети смогут стать как Миерна, когда подрастут. Раньше, как сказал Марвин, до двух-трёх-четырёх лет дожило только трое столь сильных детей.
Остальных убили собственные матери.
Это в тех случаях, если сами дети раньше не убивали этих матерей… И нянечек.
Тогда таких, вышедших из-под контроля, по приказу этой самой Комиссии, ликвидировали.
– Не могу их не понять. Кому же охота быть убитым капризным сосунком… – жёлчи в голос начальник снабжения не подпустить не мог. Генерал, сидевший во главе стола, повернул голову, и взглянул на офицера. Тот поспешил заткнуться, насупившись и откинувшись на спинку стула.
Генерал спросил:
– Капитан. Чем сейчас Миерна и её отец могут угрожать нам?
– Смертью. – я не стал ходить вокруг да около, а выложил сразу главное, – Миерна может убивать с расстояния до десяти миль на поверхности, и нескольких сотен метров – под землёй. Мы сейчас в трёх милях от той камеры, где она содержится. Марвин – в двух. От нас. А от дочери – в пяти. Но он гораздо, гораздо слабее своей дочери. Не думаю, что он нам опасен. Его «сдача» – явно жест отчаяния со стороны его хозяев.
– Капитан… – Председатель Комитета объединённых Штабов ослабил галстук, словно ему не хватало воздуха. – Рольф. Как вы считаете, почему всё-таки они приказали ему убить её? Ведь они не могут не понимать, что в этом смысле как раз у неё куда больше шансов?
Я, в который раз оглядев убого обставленную казённой мебелью тесную комнатку, в которой всегда проходили совещания, не мог не согласиться с генералом и в этом, и в смысле микроклимата: действительно, после двух часов предварительного совещания старших офицеров нашей Общины, и тех, кто прибыл из Центрального Штаба, здесь было весьма душно. И влажно. Запах страха и напряжение буквально висели тут же – словно дым от сигарет. То есть, это было так, когда ещё оставались сигареты. Сейчас-то их никто не видел чуть не десять
