возможно, после рождения ребёнка – ну, если б его характеристики получились удовлетворительными! – оставили бы в живых. Для продолжения получения нужного нам потомства.
Женщина ничего не сказала. И не плюнула, как он было подумал. Но посмотрела…
Как раньше писали о таком взгляде романтики – «словно насквозь прожгла!»
Однако Марвин за годы «работы» свыкся со своей ролью. И почти не сердился на то, что считал банальной глупостью:
– Я предлагаю тебе жизнь. В твоей воле – выбрать это, – он жестом указал на её бёдра, – или – он кивнул теперь за спину, где уже не слышно было шлёпанья босых ступнёй, – то. Подумай над этим, пока будешь сидеть в карантине. И помни. Сейчас у тебя есть шанс передать свою кровь, свои гены – дальше. Родить ребёнка.
Многие за такую, даже крошечную, возможность, отдали бы руку.
Или – жизнь.
В карантине пленнице пришлось провести трое суток: именно столько Марвин посчитал нужным, чтоб с гарантией избавиться от разной заразы. «Свежие» – ещё крепкие и сообразительные – равнодушные мертвяки-охранники педантично-методично обрабатывали щётками, мылом, дезинсектантами и прочими средствами гигиены её тело.
Всё это время Марвин продолжал делить постель с Дильфузой, открыто фыркавшей ему в лицо, что он – похотливый и безмозглый кобель, только зря расточающий своё драгоценное семя на «разных бесперспективных старух».
На третью ночь Марвин вынужден был согласиться, что питает-таки определённые эмоции в отношении новой кандидатки:
– Подумай сама. Если я не буду чувствовать эмпатии, контакта с ней, с её внутренним миром, я не смогу и как положено, то есть – качественно, оплодотворить её!
– Брехун ты, Марвин. – Дильфуза, ещё слегка запыхавшаяся после увеселений, откинулась на подушку, – Про этот «контакт» ты Конклаву, да и мне все уши прожужжал. Но пока из твоих детей только двое получились более-менее… Как ты выражаешься – «с приемлемыми боевыми характеристиками». Я иногда думаю, что ты этот план предложил нарочно. Чтоб потешить своё хреново либидо: ты – …барь-террорист. Садист. И явно получаешь удовольствие, насилуя несчастных жертв-кандидаток.
– Бред! – как Марвин не старался, раздражение прорвалось в голос. А возникало это раздражение от того, что Дильфуза тоже – словно видела его скрытые комплексы, и угадывала подспудные мотивы, которые двигали им довольно часто, и о которых он и сам не всё знал, и, разумеется, предпочитал помалкивать, – Моё «хреново либидо» я отлично тешу и с тобой. А до этого мне неплохо было и с Белиндой. Я, как ты, возможно, обратила внимание, имею возможность выбора – спасибо Конклаву. И выбираю…
– Знаю-знаю, – Дильфуза хитро прищурилась. В огромных чёрных глазах проскользнуло что-то от удовольствия породистой балованной кошечки, сожравшей миску сметаны, – Самое лучшее! Согласна: хоть здесь ты не врёшь! Но знаешь что, Марвин…
– Да? – он знал, что она сейчас скажет. Читал это в её мозгу.
И знал, что она тоже это знает. И от этого тоже получает наслаждение. Как бы транслируя ему то, что лежало на поверхности её просто устроенной натуры. И зная, что этим приводит в смятение его всё ещё ранимую душу. Своеобразный такой выверт изощрённого эксгибиционизма.
– Да. Именно это. То, что я – самая красивая и сексапильная в нашем Убежище, мне, понятное дело, льстит… Но с другой стороны я не слишком счастлива, что приходится лучшего кобеля Поселения делить с какими-то… Шлюхами подзаборными!
Марвин вздохнул, откинувшись. Перевернулся на спину. Уставился в потолок. Губы старался уже не кусать.
Сколько раз они говорили об этом. И сколько раз он приводил ей аргументы, свои и Конклава, одобрившего его Программу «создания суперэкстрассенсов» для окончательной победы над отрядами Сопротивления.
Дильфуза не то, чтоб не понимала их «мужской» логики, но старательно делала вид, что не понимает. Знала, что таким образом злит его. Заводит.
Только с одной целью.
Когда Мартин зол, он и правда – террорист в постели. Вымещает, так сказать, агрессию, в наиболее приятной любовнице форме!..
Но сейчас у него не было настроения заниматься снова любовью. Он хотел подумать.
Понять, что же такого он увидал в своей «новой жертве», что вынудило его приказать оставить её даже до того, как он разглядел её вблизи – как-то так получилось, что когда пленников проводили мимо, рука словно вскинулась сама: «Вот эту!..»
– Эй, я знаю, что ты не спишь. И не надо прикидываться, что ты устал. С такой кормёжкой тебя должно хватать на троих таких как я, – да, подумал Марвин, одно время так и было: он позволял себе «разгуляться», имея за ночь одновременно до трёх самых красивых ведьм Убежища, – Давай, вставай-ка.
Последнее предложение, впрочем, относилось не к самому Марвину, а к его «орудию». Так сказать, «главному инструменту» Программы создания мутантов.
Предназначенных для обнаружения, и просто – уничтожения обычных людей.
Марвин и сам отлично понимал: да, такой как он – может отлично сдерживать, и бороться с ведьмами. И даже членами Конклава. Шрам на лице Белинды, которая первой попыталась «захватить» его в плен, прошёл только через два года. И то – только стараниями самого Марвина: он чувствовал вину перед лучшей любовницей, что у него была.
Правда, с подправленным лицом, или без него, уже оказалось неважно – красавицу и умницу Белинду убил охотник.
Нет, не Рольф, а Брэндон.
Марвин знал охотников по именам. И чувствовал их передвижения и эмоциональный фон. Но мысли, их, и других людей, оставались недоступны, если расстояние превышало десять шагов.
Однако Марвин надеялся, что рано или поздно сочетание генов – его и очередной «избранной» – поможет увеличить эти «боевые характеристики».
Мысли и воспоминания, роем саранчи проносившиеся в голове, не помешали его «орудию» чутко отреагировать на старания Дильфузы, взявшей дело в очаровательный, словно бутон лилии, ротик. Зар-раза! Она действительно – потрясающе красива! И знает об этом. Давно вычитала в его мозгу его восхищение ею, и соответствующие мысли… И иногда даже использовала те позы и изгибы тела, которые он себе представлял!
Вот она, обратная сторона его способностей: читаешь в чужих душах… Но и свою не можешь полностью скрыть за блоками!..
Он замычал, зажмурившись. Запустил ладони в огромную копну смоляных волос. Боже, до чего она, дрянь распутная, хороша!.. Он отлично осознавал, что позволил ей себя соблазнить тогда, в самый первый раз… И после этого – всё.
Как говорится, увяз коготок – всей птичке пропасть!
Дильфуза слишком прекрасна. И – классическая собственница. И знает, что он – покорён. И кроме того, она, как и все ведьмы, тоже обладает теми самыми способностями, что, будь она нормальна, позволили бы надеяться на как раз те самые мутации…
Но ведьмы бесплодны.
Вот она: плата за вечную красоту и… Бессмертие.
Он приподнялся, перевернул любовницу на живот. Навалился, сопя. Воспрявшее орудие вошло мягко – уж он-то чуял, как именно Дильфузе сейчас хочется!..
Ладно, сделаем девушке приятное. Она и правда – тоже к нему неравнодушна.
Что-что, а это-то он видит!
И пусть она – до самых глубин тёмной душонки расчётлива, жестока, развратна, и сексуально озабочена, она как раз этим его и покорила: своей почти наивной испорченностью, и полным отсутствием стремления выглядеть лучше, чем есть!
Хотелось девушке его девяти дюймов – она так ему об этом и сказала!
И ведь получила, что хотела.
К вечеру четвёртого дня ему пришлось заняться и делом.
В комнате, куда «избранную старушку», как её теперь, посмеиваясь, обзывала Дильфуза, перевели после карантина, было тепло и светло. Чисто. Основной предмет интерьера – кровать – занимал добрую половину территории.
Женщина избрала тактику молчания. На его попытки познакомиться, или завязать разговор, только моргала, отрешённо глядя в потолок, или в стену, когда он стоял рядом.
А поскольку при этом она лежала на огромной кровати, нарочито раскинув в стороны руки и ноги, словно выброшенная на сушу морская звезда, Марвина слегка проняло:
– Хватит изображать несчастную жертву! Я всё равно должен заняться с тобой сексом! Потому что мои Хозяева ещё не освоили способ оплодотворения, как у племенных коров! Шприца со спермой не будет!
Впервые он ощутил слабый отклик – она словно усмехнулась там, внутри. Но где-то очень глубоко.
Значит, не идиотка! И – не так зла на него, как пытается показать ему в своих мыслях, «формулируя» чётко произносимыми про себя словами, что он – похабник, развратник и редкая мразь! Прислужник и раб тварей и гнусных гадин! П…рас и извращенец!
– Ладно, согласен: я – не идеал романтического возлюбленного. Но и не совсем уж сволочь. Могу тебя обрадовать: ты мне и правда – понравилась. Наверное тем, что чем-то близка. Ну, духовно, – он хмыкнул. – Я тоже вначале был непримирим. Сердит. Отказывался «работать». – Марвин присел на постель, спиной к женщине, – Ни к чему хорошему это, естественно, не привело. Мне предложили разрешить очень простую ситуацию. Поставили передо мной очень красивую молодую девушку… И сказали:
