падают!
Ещё бы. Они-то – не мертвяки!..
Неплохо: попадало больше половины, остальные перегруппировываются за обломками щита. Тут же кидаю туда ещё две гранаты – уже с бризантным гексагеном. Прячусь обратно, открываю пошире рот.
Бу-умм! Бу-умм!
Теперь можно и не торопиться. Потому что то, что оставалось от тел – просто раздробилось на мелкодисперсные кусочки-ошмётки. И никакой щит теперь тому, кто остался жив (вернее – псевдожив!) не поможет.
– Знаешь что, Рольф…
– Да?
– Я иногда удивляюсь, за каким …ером начальству вашей Общины нужны группы зачистки. И огромное по численности подразделение спецназа. По-моему, ты и сам прекрасно справился бы с зачисткой от нежити всей норы Марвина.
– Слушай, хоть ты и маленькая девочка, удивляюсь я, что выражаешься-то ты – куда там многим взрослым. Да и соображаешь.
– Ха! Это нетрудно. Я ещё раньше, ну, у ведьм, времени не теряла. А тут понахваталась из мозгов дока, его ассистентов, спецназовцев, инженеров, начальства твоего. А реалистка-то я – с рождения. Так что там – с зачисткой в одиночку?
– С «зачисткой в одиночку», Миерна, не всё так просто… Потому что для гарантии всё равно нужно много людей – чтоб не дать нежити отсидеться в тупиках и каморках. Или уйти через закоулки. И, кроме того, охотник – он, во-первых – как бы… Камикадзе.
Вот – посмотри у меня в мозгах. Поняла, что я имею в виду?
– Ну, когда ты мыслишь чёткими фразами и ясными зрительными образами – всё понятно. А вот когда у тебя всякие там подкорковые ассоциации и подсознательные рефлексы – нет. Туман. Вернее – бессвязное бормотание. Но я поняла, кто такие камикадзе.
– Ага, хорошо. Ну, а во-вторых, не каждый, даже тренированный боец, сможет переть на себе сорок кэгэ громоздкого неудобного оборудования, да ещё и грамотно со всем этим управляться! Нужна огромная сила, выносливость. Реакция! Да и желание.
– А почему ты не говоришь про… чутьё? И – ненависть?
– Твоя правда… Чутьё, – пришлось сглотнуть. И приостановиться. – это главное!
– Я… Поняла. Значит для тебя – всё это – личное?
– Ну… Скорее – да! – кулаки невольно сжались.
Собственно, так бывает всегда, когда я чуть ослабляю контроль, и видения гибели матери, сестрёнки и тётки затапливают Ниагарой моё внутреннее зрение…
– Прости, Рольф. Не хотела тебя расстраивать.
– Ничего. Я… Уже свыкся с тем, что я – монстр-разрушитель. Мститель. Убийца.
– Нет. Ты – не убийца. Я же видела мысли всех. И наших и ваших. Собственно, я и сейчас их вижу. Удивлю тебя: среди бойцов-спецназовцев есть несколько уродов, которые получают реальный кайф, разнося в клочья тех, кто даже опасности для них не представляет. А просто потому, что им это нравится!
– Надо же… Всегда подозревал, что они – дебилы.
– Ну… Не все. Некоторые.
– Понятно. – а, собственно, чего я ждал? Она права: человек, получающий кайф от убийств, и своей безнаказанности за изуверства, за которые нужно бы сажать на электрический стул, идёт работать…
В армию.
Были же в рядах ДжиАй, то есть – штатовских пехотинцев во Вьетнаме и Корее – те, кто коллекционировал уши. Пытал пленных, насиловал малолетних девочек… Хватит.
– Рольф. Впереди – Марвин.
– Что, вот так, прямо сам, к нам и идёт?
– Ну да.
– Храбро. – и правда, в конце коридора показалась фигура. Человек, закутанный в чёрный плащ. – А почему он выглядит как человек?
– Потому что он и есть человек.
– А почему он идёт сам?
– Ну как – почему?! Хочет отвлечь от своих подчинённых и соратниц внимание, и дать им таким образом спастись!
– Район перекрыт. Двойным кордоном. Никого он так не спасёт.
– Да. Но он-то этого пока не знает. Для настолько широкого охвата и осмотра обстановки его способностей и сил не хватает. Он должен подойти к тебе поближе.
– Погоди-ка… Он – что? Тоже может видеть всё вокруг – как ты?
– Ну да. Это те самые наследственные мутации и способности, которые он и пытался передать через свои гены своим потомкам. Насилуя их матерей долго. И тщательно. Чтоб те забеременели. Нами.
– Миерна!!! Так он?!..
– Верно, Рольф. Он – мой отец.
Рольф
Марвин приближался к охотнику медленно. Знал, что любые его резкие движения тот может воспринять как агрессию. Или – провокацию.
Охотники, они и так – чрезвычайно подозрительные ребята. А этот – Рольф, как он вычитал в его мозгу! – особенно. Потому что он сейчас поддерживает телепатическую связь с Миерной. Поэтому понимает, что и сам Марвин может быть чрезвычайно опасен.
– Стой. Я должен проверить тебя приборами. – надо же, какой у Рольфа, оказывается, резкий и хриплый голос. Буквально режет слух, словно вибронож – тело.
Марвин остановился. Терпеливо стоял под излучателями-сканнерами, даже медленно сделал, когда Рольф приказал, оборот вокруг своей оси.
– Подходи. Медленно.
Обыск Рольф предпочитает делать по старинке. Руками.
Но Марвин ничего с собой не взял. Знал, что всё равно обнаружат. Да и не нужно ему ничего.
Его основное оружие – он сам.
Но теперь и это – под большим вопросом. Потому что…
Потому что Миерна, его дочь, ненавидит его. И может заблокировать, нейтрализовать, или даже просто – убить, в любую секунду. Даже на таком расстоянии. И если она до сих пор этого не сделала – значит, у неё есть причины. Веские.
Допрос?..
Да, ей будет нетрудно взломать его блоки, и залезть в самые глубины подсознания, если его приведут туда, в Штаб, и разместят хотя бы в сотне шагов от дочери.
Он-то знает.
Сильней его дочери сейчас никого нет.
А дочь…
Зла на него. Если это сказать очень мягко.
Из-за Роны.
Дильфуза
– Нет, не трогайте её.
– Марвин! Ты – что? Она же не годится для тебя? Смотри, какая старая и тощая! Уж такая-то наверняка прошла менопаузу!
Вежливым мягким движением Марвин отстранил Дильфузу в сторону. Протянул ладони к ауре женщины, про которую столь презрительно высказалась начальница развед-отряда. Поводил руками в стороны и вверх-вниз.
– Нет, она ещё в состоянии. И я чувствую: именно в ней что-то есть. Какие-то особые способности. Может, до экстрасенса она и не дотягивает, но…
Оставьте её мне. Остальных можете… – он не договорил, но они все и так отлично знали, какая судьба постигнет тех «бесперспективных» женщин, которых он «отбракует». И детей.
– Ладно, как знаешь! – Дильфуза пожала плечами, и махнула своим. Взвод увёл крохотную группку истощённых пленниц и детей дальше в развалины.
Марвин остался лицом к лицу с женщиной.
Та упорно смотрела в землю у своих ступней. Босых, сине-серых и неправдоподобно узких – и дело явно было не в том, что она недоедала в последнее время. Марвину словно сдавило сердце невидимой волосатой рукой.
Женщина даже не кусала губы, как обычно делали «избранные», понимая, что их ждёт что-то похуже простого укуса – Марвин за это их и выбирал. За ограниченную способность проникать – сознанием или инстинктом! – в чужие мозги и тела.
Но эта всё так же не шевелилась, хотя не могла не понимать, что здесь и сейчас решается её судьба. Что Марвин – явно какой-то местный начальник, как раз и имеющий право раздавать указания: кому – жить…
А кого – отправить на превращение в мертвяков. Или – в пищу.
– Не бойся. Раз я тебя выбрал, участь остальных тебе не грозит. Пока…
Если он надеялся, что она спросит, «пока – что?..», то сильно ошибся. Поэтому закончил сам:
– Пока ты не будешь признана бесперспективной, и я не установлю точно, что ты не в состоянии забеременеть. От меня.
Она и сейчас ничего не сказала. Но подняла глаза – О! Сколько там было кипящей ненависти и отчаяния! – и плюнула в него.
Марвин просто утёр плевок с лица. Ему, конечно, было неприятно – женщина чем-то понравилась ему, и он не хотел, чтоб с ней было, как со многими из остальных. Поэтому хмыкнул:
– Ну, как знаешь. Но лучше будет, если ты согласишься всё сделать добровольно. Сама. Потому что в противном случае мне придётся приказывать слугам привязывать тебя. Или просто – усыплять. Затем мне придётся тебя насиловать. И – снова насиловать. До тех пор, пока мы не получим нужного нам результата.
А нужно нам, как я уже сказал, чтоб ты забеременела. От меня.
Как видишь, я откровенен. Мы всё равно добьёмся от тебя того, чего хотим. А вот если б ты согласилась добровольно – тебя кормили бы лучше, чем обычную пленницу. И не причиняли бы боли. И,
