этот клад синим пламенем! Ты правильно сказала, что все клады заколдованы! Не хочу я его искать. Меня этот кошмар будет всю ночь преследовать! – всхлипы в трубке.
-- Не плачь, ты Катя. – пытается утешить Белла. – Пропади он пропадом этот клад и дом.
Всхлипы, плач:
-- Да, пусть сгорит этот дом! Пока его не снесут, я там даже днём ходить не буду!
-- Катя, извини, мама звонит. Не плачь! Всё будет хорошо.
-- Белла, ты меня извини. Давай снова дружить, а? – голос жалобный.
-- Конечно. Будем дружить! Пока!
Беляшик выключила телефон. И тут вся компания не засмеялась, а загоготала в голос.
Сквозь булькающий смех в горле, продираясь сквозь него, Эля выдавила:
-- Они слышали смех демонический и ещё чего-то там! А вы ещё предлагали с интернета скачать жуткие звуки. Они сами всё услышали!
-- Ага! И духи из земли полезли! – Андрей тоже не сдержал эмоций. – Это я трубы закопал. Руки в мозоли сбил.
Показал ладони, они были в волдырях.
-- Ой, ты мой герой! – Белла всплеснула руками, и, сложив ладошки, прижала к груди, с умилением и восторгом смотрела на мальчика. – Правда, ведь, он молодец?
-- Мы все молодцы! – Лошадка хохотала со всеми. – А всё придумала Элька!
-- Старались все. Команда же! – Эля смахивала слёзы от смеха. – Я же говорила, что она заикаться будет! Вот! – она показала пальцем на телефон в руке Беллы.
-- Ага! Нагнали на детей страха! – Лошадка тоже смеялась от души.
-- Подождите! – Белла передохнула. – Я тут стишок вспомнила про страх и детей:
У Лукоморья дуб срубили
Златую цепь в музей снесли
Кота в зверятник запустили
Русалку в бочку посадили
И написали «Огурцы»
И по морю пустили...
Там на неведомых дорожках
Уже давно растет картошка,
Скелеты бродят в босоножках.
Следы разбитых «Жигулей»
И «Мерседес» на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей.
Там тридцать три богатыря
В помойке ищут 3 рубля,
А их любимый Черномор
Вчера у них полтинник спер,
А сам кричит, что каждый – вор!
Там Баба-Яга по рынку бродит
И спекуляцию разводит
Там царь Кощей над рюмкой чахнет...
Но русской водкой там не пахнет
Кто подойдет – бутылкой жахнет!
Ну, алкоголик ты, Кощей,
Уж лучше похлебал бы щей,
Чем водку хлещешь ты без меры!
Да, ну тебя в твои химеры
У нас тебе уж нет веры!
Иван-Царевич в депрессухе –
На Сером Волке – блохи, мухи.
А богатырь на всех понтах
Еще летает в облаках.
И нагоняет в детях страх.
-- Вот, что я знаю. Не только Богатырь может на детей страх нагнать! Мы тоже можем. – Беляшик была довольна.
Девчонки и Андрей снова грохнули хохотом в ночной тишине пустынной улицы. Довольные, обсуждая пережитое, пошли по домам. Дотащили до гаража, сгрузили туда оборудование, что использовали для розыгрыша.
Утром Беляшик позвонила Эле:
-- Эля! Представь! Мне звонила Катька Краснова. Так она заставила отца утром с ней поехать в этот старый дом.
Эля наморщила лоб, вспоминая, все ли следы вчерашнего пребывания они спрятали.
-- И что она сказала? – Эля была напряжена.
-- Отец не поверил ни в какие привидения, ни в другие рассказы. Но она его уговорила. Приехали. Он её подробно расспросил. Потом осмотрел снаружи и внутри дом. Катька, как она сказала, не заходила даже во двор. Говорит там аура страшная. Прямо холодом ей в грудь проникла.
-- Чего-чего? – переспросила Элина.
Беляшик рассмеялась от души.
-- Вот я тоже так и спросила. Говорит, что от дома смертью веет. Так страшно ей было ночью, что до сих пор не может отойти!
-- Да, ладно, про эту испуганную. – прервала Эля подругу. – Её отец что-нибудь там нашёл? Это самое главное. Вроде всё унесли.
-- Ничего не нашёл. Старик там какой-то был, ковырялся, отец его выгнал. В жёлтом свитере. Тоже, видать кладоискатель. – успокоила её Беляшик. – Обратил её папа внимание на свежие болты, что на полу валялись…
-- Подожди. – Эля напряглась. – Какие болты? У нас не было никаких болтов.
-- Ну, эти. Как они называются. Вы прикручивали блоки, чтобы тряпки двигать.
-- Саморезы?
-- Во! Они там остались. Отец Катькин нашёл. Посмотрел, нашёл куда их вкручивали. Долго ходил. Свежую землю увидел, откуда фонтаны пены били. Она там влажная от колы. Но пены не было. Отругал дочь, что ей всё приснилось, и чтобы она теперь каждый день до восьми вечера гуляла, а в девять спать ложилась. Он с работы отпросился, чтобы на её страхи посмотреть. А теперь на час позже уйдёт оттуда. Злой, говорит, был. Отчитал её как соплю зелёную.
-- Ну, вот. Катька теперь вечерами будет дома сидеть, не будет под ногами путаться. – Эля была довольна, что план сработал и не нашли следов. – Это хорошо, что не поленились и сразу убрали. А то бы оставили на утро, пришли, а там такой натюрморт. Её бы отец показал, как всё было. Грамотный в технике, получается.
-- Ага. Инженер, как она говорила. – Белла снова хихикала. – Мы инженера обвели вокруг пальца как простака. Краснова ещё говорили много про то, что плохо себя чувствует. Место там такое, мол, заговоренное, проклятое.
-- В голове у неё там всё заговоренное и проклятое. – Эля улыбнулась.
-- Когда на кладбище-то пойдём? – Белла нетерпеливо спросила.—Там тоже устроим цирк с запусканием пены в небо?
Эля помолчала, потом ответила, подбирая слова:
-- Нет. Не будем там шоу устраивать. Всё-таки кладбище и церковь. Не место. Одно дело Катьку с подругами разыграть, нагнать на них страху. А тут… Другое.
-- Страшно. – Белла явно подначивала подругу.
-- Нет. Не страшно… Понимаешь. Стыдно как-то. Ада Лебедева понимала, что кладбище это вряд ли тронут, вот и спрятала там. А мы, вроде как не кладокопатели, а как мародёры, что мёртвых грабят.
-- Ну-у-у! Скажешь тоже! Мародёры! Я сама до жути боюсь покойников. Но мы же не могилы будем разорять, а между ними немного покопаем. Могилы я трогать не буду, пусть даже там десять тонн золота лежит. Прокляты они. А как отвлекать будем?
-- Точно так же как и в первый раз. Двое фотографируют и смотрят, что вокруг твориться. А двое копают.
-- Андрюша копать не может! – безапелляционно, тоном, не терпящим возражений, заявила Белла.
-- Помню, помню, он руки в кровь стёр. – Эля согласилась.
-- Значит, ты и Наташка будете копать!
-- А почему не ты? – удивилась Эля.
-- А я с Андрюшей буду вас караулить! У меня это хорошо получится!
-- Тунеядка! – посмеялась Эля.
-- Я – очень креативная! – подхватила подруга.
-- Ага, лишь бы не копать!
-- Ну-у-у, копать – это не про меня! Когда соберёмся?
-- Давай пообедаем, и пойдём. Я у деда сапёрную лопатку нашла в гараже, сумка тоже большая есть. Вот туда и спрячу.
-- Нет, вы – Лазаревы точно больные. Поройся у деда, может, у него пулемёт припрятан.
-- Не удивлюсь. – Эля тоном голоса поддержала подругу. – Попрошу чтобы мне подарил.
Девочки ещё поболтали немного, Белла сказала, что обзвонит остальных, чтобы пришли в назначенное время к входу на кладбище.
Эля же засела за свои записи, пролистала бегло тетрадь Анны Алексеевны, решила ей позвонить, но телефон по-прежнему был или отключён, либо абонент вне зоны доступа. Эля решила заехать домой к учительнице. Ей даже стало стыдно. Она ни разу не попыталась узнать как здоровье у Анны Алексеевны. Она бы с удовольствием показала ей записку из ставни дома, в который привела её учительница. Эля даже покраснела. Уши грели как два факела, она сжала их ладонями, чтобы немного остудить. Так ей было стыдно.
Она снова листала тетрадь учительницы. Ничего нового, чтобы вот так, прямо сейчас, бросилось в глаза, не было. Очень много непонятного. Засесть бы с учительницей рядом, чтобы она пояснила, что тут нарисовано, записано, что она имела в виду. Приложить записку Лебедевой. Она бы точно сразу бы поняла, что к чему. В душе у Эли защемила тоска. Так ей не хватало учительницы, стыд, замешанный на страхе, что с ней что-то случилось непоправимое. Она гнала мысль о страшном из головы, шептала сама себе, мол, всё хорошо, всё будет хорошо, но она засела занозой. Даже слезинки выступили на глазах, она их смахнула. Пошла умылась, встала на носочки, опираясь на раковину, смотрела в зеркало, упрямо твердила своему отражению:
-- Всё хорошо. Всё будет хорошо! И с Анной Алексеевной всё будет хорошо! Всё будет хорошо! Ты найдёшь золото и поделишься с учительницей! Всё будет хорошо! Запомни это!
Слегка опухшими глазами она смотрела на себя, программируя на удачу.
Пообедала, помыла посуду, нашла старые джинсы, кроссовки, серую футболку, волосы назад, в тугой «хвост», в старую холщовую сумку дедовскую малую саперную лопатку, две пары перчаток, детский совок. Эля покрутила его в руках. Она им маленькой игралась в песочнице, мама хранила, вот и сгодится. Подумала, полезла в шкаф. Достала ледоруб. Его когда-то подарили папе на юбилей, там даже была выгравирована надпись «Евгению, чтобы покорять вершины жизни!» Подняла сумку, взвесила в руке. Тяжеловато. Ледоруб, всё-таки, увесистая железяка. Но может пригодиться.
Вся дружная компания собралась уже. Только Эля опаздывала.
От остановки идти далеко, тяжёлая сумка, несколько раз останавливалась, вытирала пот со лба, перехватывала руку. Плечо заныло. Эля ворчала тихо под нос:
-- А казалось, что не такая тяжёлая. Скоро у меня вытянутся руки. Сначала я смогу, не нагибаясь, чесать под коленкой, а потом и стоя завязывать шнурки. Это конечно удобно, но сложно будет одежду подобрать с такими рукавами. Да, когда же я дотащусь-то! А точно руки как у гиббона из телевизора будут.
Когда её увидели друзья, то замахали руками, пошли быстрым шагом навстречу.
-- О! Эля! Мы же только идём за сокровищами, а не несём прятать!
Андрей, как положено мужчине, взял сумку, пошёл вперёд, перекидывая периодически из руки в руку, потом понял, что так быстрее устаёт,
