День курсанта (5 августа). Курс второй.

комендатуру, представились. Заступили. Первыми словами Чехоева было:
-- План – шесть пойманных военнослужащих, направленных на гауптвахту. Если не выполните план – будете сидеть сами на «губе».
          Думали, что сейчас пешочком прогуляемся до горсада.
- Чамы! Кто любит тактику – ездит на белой «Волге»! А кто не любит тактику катается на осле! Я люблю тактику, поэтому и езжу на белой «Волге». И вас прокачу!
          Пошли с ним в его гараж. Ага! Сели. Поехали. Только не в сторону горсада, а в сторону аэропорта.
-- Туда-то зачем?
-- Там пруд есть. Знаешь?
-- Пару раз купался. Вы тоже купаться?
-- На-кося – выкуси! Шиш с маслом! Машину его мыть! Белая же! На ней всё видно. Вот мы в парадках, начищенные, наглаженные, облитые одеколоном, и мыли машину на этом пруду. Тьфу! Чтобы она сгорела!
          Помыли. Натёрли вафельными полотенцами. И двинули в сторону горсада. Чехоев то ли не заметил, то ли задумался, проскочил на красный свет. Тут ГАИшная машина с мигалкой за нами в погоню. Чехоев стекло опустил, надулся ещё больше, не выходит, ждёт. Сержант к нему подбегает. Увидел полковничьи погоны, с лица немного спал.
-- Вы проехали на красный сигнал светофора! Ваши документы, товарищ полковник!
-- Полковник Чехоев! Оперативная машина! Имею право!
          И повязку с надписью «Патруль», что на руке была, под нос ему. И мы, на заднем сиденье сидели, тоже левые руки тычем. Такие же повязки. Помнишь в мультике «Маугли» был такой шакал Табаки, который за Шерханом ходил и тявкал: «А мы пойдём на Север!» Так вот и мы вдвоём как тот Табаки: «А мы – патруль!» И готовы выполнить всё, что скажет полковник Чехоев. Честное слово, был готов арестовать этого сержанта и  отвезти его на гауптвахту, чтобы машину нашу не останавливал. Патруль же едет! Слепой что ли? Хотя, потом понял, что лучше бы сержант Чехоева  арестовал! Как в том анекдоте. Парень попал в армию, и пишет письмо домой: «Здравствуйте дорогие родители! Я не могу вам сказать, где я служу. Но на прошлой неделе я в клубе танцевал с чукотской девушкой и застрелил белого медведя. А через три дня военврач мне сказал, что было бы лучше, если бы я танцевал с белым медведем, а застрелил чукотскую девушку!» Так и с этим сержантом! Лучше бы он Чехоева арестовал!
          Сержант милиции затылок почесал. Что с дураков военных взять? Махнул рукой. Езжайте, малохольные! Пёс с вами!
          Приехали в горсад. А там… Девок – во! Пруд пруди! Одна другой краше. Слюна капает! У нас! Мы им – до фонаря. «Минуса». Курсантов в форме нет. Но их-то видно! А через Чехоева всё училище, считай, прошло. Четвёртый курс там. Все по гражданке. Мы их тоже видим, но вида, значит, не подаём. «Дурака» включили.
          Чехоев и говорит:
-- Идите и приведите ко мне вон того курсанта!
          И кричит ему:
-- Товарищ курсант, ко мне!
          Пальчиком кого-то манит. Тот не будь дураком и лосём на боковую дорожку. Мы за ним. Подбежали.
-- Пойдём, Чехоев зовёт.
-- Вы, что, «минусы», оборзели совсем? Я вам в училище пасти-то порву на «раз-два», пискнуть не успеете! Четвёртый курс! Уважать надо!
          Что делать? Договорились, что тяжело дышим, мол, не догнали. Он в кроссовках, а мы в сапогах.
          Чехоев – не дурак. Далеко не дурак. Мы так четверых «не догнали». Он помолчал, на нас посмотрел, командует: «В машину». Привозит в комендатуру, и объявляет трое суток ареста. Вот так с патруля и попал я на «губу». Благо, что наша рота в карауле стояла. Мы вечер в караульном помещении протолкались. На ужин еды со столовой принесли, не обидели. Переночевали, конечно, в камере. Ничего хорошего! А поутру нас амнистировали. Земцов договорился. А то бы «чалились» трое суток за не фиг делать. Вот с тех пор я Чехоева очень даже уважаю. Сказал – сделал. И верю ему на слово. Если он сказал, что метр снега держит автоматную пулю, значит, держит. И Земцова как мужика зауважал. Он понимает, что мы попали как кур в ощип. Хочешь сам курсанта четвёртого курса, он через пару месяцев лейтенантом будет, вязать, так сам и хватай! Зёма бы так и сделал бы. И ещё. В патруль меня теперь под палкой не загонишь! Лучше на первом посту! Лучше «ковбоем»! Бессменным часовым у караульного помещения, чем в патруль!
          Время шло. Учёба. Учёба. Наряды. Караулы. Служба. Самоходы. Пьянки. Пара драк с гражданскими. Ничего особенного. Скучно. Размеренно. Снег. Зима. Увольнение. В «Пельменную». Стопка водки. Двойная порция пельменей с маслом и сметаной. Жарко. Ворот у шинели расстегнуть, и на мороз. За подвигами! За любовью и вниманием!
          Всё шло своим чередом, только на нашу голову свалилось счастье! На большом разводе училища было объявлено, что мы боремся за то, чтобы присвоено было Училище имя маршала войск связи Пересыпкина Ивана Терентьевича. Слов нет, дядька уважаемый. В годы войны организовывал связь. С нуля. Когда в далёком сорок первом связь, в основном была, как в гражданскую – вестовыми.
          Всё бы ничего, да, вот только…
-- В ходе подготовки к проверке и самой проверки из Москвы, все нарушения дисциплины, будут расценены как политические! С соответствующими выводами! Для всех! Начиная от командиров батальонов и до самого нарушителя!
          А это означало, что за любой самоход, употребление спиртных напитков (УСН) можно было вылететь из военного училища как пробка из тёплого шампанского. Быстро и незаметно для себя, с оглушительным грохотом.
          И началась подготовка!
          Ноябрь на дворе? Бордюры на закреплённой территории белить! Деревья сажать!
-- Как сажать? Снег же лежит!
-- Команду получил? Исполнять!!!
-- Есть!!! Тьфу! Блядь!!!
          Помните, как под Новый Год девушка искала в заснеженном лесу подснежники? Сказка такая. Так сказку сделаем былью!
Так и курсанты отправились в лес за саженцами в ноябре. Благо, что вокруг полигона много деревьев. И снега по пояс в лесу. Не выдувается. И земля принадлежит министерству обороны. Что хочу, то и ворочу. Хоть бомбу ядерную взорву!
          На машине, потом на лыжах, курсанты двинулись вглубь леса. Кирками, ломами, «долбёжками», максимально сохраняя корни, выворотили несколько десятков хвойных и лиственных деревьев.
          Посадили…
-- Приживутся?
-- По хрену!
-- Деревья-то жалко!!!
-- По хрену! Лишь бы комиссия довольная осталась! Хоть трава не расти!
Хорошо, что дёрн не заставили по-новой раскатывать и красить поверху! Вот тогда бы точно загнулись на этом морозе с ветром!
          Надо отдать должное, время показало, что больше половины деревьев прижилось! В армии сказали, что деревья должны расти, они и будут расти!
          Коль комиссия высокая из Москвы, а климат там иной, несколько мягче, то по тогдашнему военному форсу, приехали они в фуражках с высокими тульями.
          И.… Всем офицерам училища приказали ходить на территории в фуражках. Смешно было наблюдать, когда взводные врывались в помещение казармы, сдирали фуражки, растирали уши, головы, а потом одевали шапки.
          Что они говорили в этот момент об умственных способностях москвичей, командовании училища.… В книге не получится передать. Даже в завуалированной форме.… Только одни многоточия.
          Как назло, шёл снег. И нас как молодых, а всё-таки, второй курс – не первый, поднимали задолго до подъема, и чистить центральную аллею. Как и всё училище – убирать территорию. Даже четвёртый курс! Никто не помнит, чтобы выпускной курс чистил снег. У них территория у складов. А вдруг кто-то из москвичей возжелает осмотреть склады, а там только тропки, протоптанные валенками часовых! Непорядок! Чистить!!!
          Видя, что курсанты убиваются, но толком, до блестящего асфальта не могут очистить территорию, на помощь пришла чудо-техника. Первыми наперво приехали снегоуборочные машины. Они живо частично убрали снег и вывезли, частично оттащили к бордюрам. Тут мы уже раскидали его на газонах. Потом приехали «поливалки». Солевым раствором залили оставшийся ледок. Красиво. Только сапоги стали покрываться соленой коркой, выедая краску. Если попадала жижа на шинели, оставались белые, плохо смываемые пятна.
          Итогом была огромная силовая установка, которую пригнали из аэропорта. Та самая, что сушит взлётно-посадочную полосу. Вой такой, что, кажется, самолёт катается по плацу. Также прошлась эта грозная техника и по центральной аллее и перед учебным корпусом. Разговоров потом было только о ней.
-- Такую бы штуковину, да, в училище!
-- И не надо в три ночи подрываться, чтобы снег убрать. Катается такая дура, и красота! Стой, кури, наслаждайся.
-- Ага! Губу раскатал! Два курсанта КВВКУС заменяют «Беларусь»! А один курсант с лопатой заменяет экскаватор! Забыл что ли, родимый!
-- Помечтать нельзя что ли?
-- Я поступал учиться, а не снег в Сибири чистить! Его здесь до смерти не расчистить!
-- Вот ты и учишься, как правильно организовать вверенный личный состав на расчистку снега! А то придёшь лейтенантом, и не знаешь, как снег кидать! Солдаты смеяться будут над тобой!
-- Сам дурак! После окончания училища мы с тобой куда попрём, а?
-- Куда?
-- Куда-куда! На Кудыкину гору! В Афганистан! А там снега не будет. Только высоко в горах. И его там убирать не надо! Надо нас учить, как воду добывать, а не снег кидать!
-- Эх, чего мы там забыли, в этом Афгане?!
-- Чтобы американцы там не стояли и ракетные базы не размещали у нас под носом! Слышал же, когда наши самолёты стали садиться с войсками в аэропорту, то примчался американский посол встречать с радостной улыбкой. Думал, что свои прилетели. Фиг тебе! По всей морде! В рот потные ноги! Говорят, что наши опередили с вводом то ли на сутки, то ли на трое американцев.
-- Да, ладно. Ты замполитов больше слушай! Они тебе ещё не то расскажут.
-- Зато красиво! Нос-то утёрли!
          И вот прибыла комиссия.
          Большого построения не было. Всех собрали в актовом зале училища.
-- Встать! Смирно!
          По боковому проходу, на сцену, шёл начальник училища полковник Панкратов, поддерживая под руку старенького прапорщика.
          Лёва Ситников – баламут, вытянул тонкую шею:
-- А чего это начальник с прапорщиком возится? Чего-то чести много!
-- Идиот! Это генерал-лейтенант!
-- Твою душу мать! Я и генерала-то не видел! Генерал-майора. А тут тебе две звезды! Подвинься, дай, посмотреть!
-- Успеешь, ещё за службу насмотришься.
-- Ага! Запрут на точку, где на четыреста вёрст окрест тайга – закон, прокурор – медведь. Раз в год в отпуск вертолётом на ближайшую станцию забросят. Подвинься!
-- На, смотри! Ну, что?
-- Вижу по лампасам, что генерал. А по погону – прапорщик! – Лёвка не унимался, продолжая корчить деревенского дурачка.
-- Тьфу! Тундра! Деревня! Прапорщик! Запоминай, чтобы как-нибудь по тупости не послать его подальше!
          Как в воду глядел!
          И ведь так и получилось впоследствии.… Когда Лёва, сам того не подозревая, послал на три известные русские буквы маршала Советского Союза Куликова. За что был немедленно сослан из Москвы в края, где тайга на несколько дней ходу.
          Когда русскому говорят: «Не ходи туда! Там мины!» Русский отвечает:
-- А мне по хрену! Мины, говоришь? Надо посмотреть, может и врут!
          Андрюха Гуров был чисто русский парень. И по внешнему виду и по