филатовский окопчик, трупом товарища прикрылся, ползком и дальше шпаришь. И.… Бац! Провалился в окоп курсанта Полянина. Он парень трудолюбивый, основательный. Себе он сделал с запасом. Так ты, если ноги не сломал там, сам уже не выберешься. Там как в колодце. А товарищи твои под пулями на фланге погибают геройской смертью. Или бегут по твоей голове. Неприятно кованым сапогом, да, по макушке!
-- Да. Печальную картину вы тут нарисовали!
-- А чтобы не было мучительно больно, так траншея должна быть выкопана под самого большого курсанта. С запасом.
-- Так может того, товарищ капитан?
-- Чего «кого» «того»? Как в анекдоте:
-- Марья Ивановна, я вашу дочку того!
Марья Ивановна:
-- Ну, если «того» – так женись!
-- Да, нет! Я не «того» её «того»! Я её трактором переехал!
-- Ты в этом смысле?
-- Конечно, в этом! Пристрелить Поляну с Мотей, чтобы из-за них глубокие траншеи не копать!
-- Это не наш метод, товарищ курсант! Если товарищ ранен, то ты должен его тащить на себе до последнего его вздоха или своего. Сам погибай, а товарища выручай. Ты можешь остаться с ним для прикрытия отхода основной группы. Или товарищ раненный, сам вызвался, он может остаться, и прикрывать ваш отход. Если вас окружили с раненным, то тогда ты имеешь право взорвать себя и друга, чтобы в плен врагам не сдаться. Последней гранатой. Кстати, этот шумовой эффект сообщить товарищам, что вас больше нет, и прикрытия им нет. Значит, пора ещё кого-то оставлять на погибель. Главное – спасти товарища и не попасть в плен. Товарищ раненный, сам может отползти в сторону на привале, чтобы пустить себе пулю в голову. Надо уйти вовремя, дабы не стать обузой партизанскому отряду. По поводу плена. Вас почти всех можно и нужно сдавать в плен.
-- Как это?
-- За что?
-- Всё просто. Сдать вас в плен. Противник замедлит наступление, преследование, в надежде, что вы расскажете ему военную тайну, и супостат легко победит Советскую Армию! Но тут он пролетает как фанера над Парижем! В мозгах ваших кроме самоходов, пьянок, баб больше ничего нет. Враги потом, устав вас пытать, отрежут головы, даже потрошить не будут, мозгов-то нет, и устроят они на черепах ваших исполнение канкана.
-- Ну, как же нет-то?
-- Да, вот так и нет. Пользы от вас никакой, так, хоть противника будете тормозить.
-- Обижаете вы нас, товарищ капитан!
-- Да! Возвращаясь к началу разговора про высоких курсантов. Я специально прослежу, чтобы эти два курсанта не остались на охрану казармы на время полевого выхода!
-- Так Матвеев же…
-- Это чтобы вам всем служба мёдом не казалась!
Серёга Матвеев действительно был простывший слегка, и поэтому должен был остаться в казарме. У него забрали на время выхода вшивники, носки тёплые. Сейчас он ходил, и почти силой, отбирал свои тёплые вещи. Шутнику, что к взводным приставал, чуть «тёмную» не устроили. За инициативу.
Сидим в курилке перед отбоем.
-- Анекдот услышал.
-- Говори.
-- У поручика Ржевского спрашивают:
-- Поручик, а правды, что вы были членом суда?
-- Правда. Членом – туда, членом – сюда!
Посмеялись.
-- А, знаете, парни, думаю, что анекдот старый.
-- Да, кто их знает. Может старый. Вот и доковылял старый на своих костылях до нашего училища.
-- Никто его раньше не слышал из присутствующих.
-- Я частично слышал. Несколько лет назад. Родственники живут в Красноярске, вот и приезжаем к ним. А дядя Серёжа Кузьмин закончил мединститут, кафедру военную, проработал немного, и в армию его призвали офицером. Военная кафедра в медицинском институте. «Пиджак».
-- Ну, а что обычное дело – «пиджак». Медик – непыльная служба.
-- В Афганистан.
-- Пиз..ец! Штатского!
-- В спецназ!
-- Двойной пи..дец! Или полный.
-- Его в карты в военкомате проиграли?
-- Женатый?
-- Женатый дядька. Так, вот как раз мы были, и жене кто-то из добреньких подружек и говорит, мол, там, в Афгане твой ненаглядный Серёженька членом туда, членом сюда! Вот и «намотает» на «конец» что-нибудь и тебя наградит! А тёща дяди Серёжи рядом стоит и говорит дочке:
-- Ну, и молодец! Зато не затупится!!!
-- Вот тёща!
-- Толковая баба!
-- Тёща – голова! Это жена – дура! С кем он там будет «мотать»? С душманами, ишаками?
-- А как он в спецназ попал? Туда просто так не попадёшь.
-- Так он КМС по волейболу и по альпинизму. Значок у него есть «Снежный барс».
-- Что значит?
-- Не знаю точно. Сколько там четырёхтысячников и шеститысячников покорить надо. Спроси у полковника Меркулова. Он тебе ответит подробно.
-- Вот не лазил бы по молодости от любопытства бы по горам, так и не попал бы в Афган, а в нормальную часть. Ставил бы прививки от столбняка, да, от энцефалита. Уважаемый человек – «дока»! Он в Афгане-то кем?
-- По специальности. Медик группы, или как там? Санинструктор? Бес его знает.
-- Так он же – офицер!
-- Так и спецназ – офицерский!
-- Ни хрена себе!!! Их же в самое пекло кидают. За головами командиров, да, караваны с оружием брать. Много слышал… Разного.
-- Это тебе не в тапки ссать и не мелочь по карманам тырить!
-- Факт.
-- Что-нибудь рассказывал?
-- Только два случая.
-- Ну, расскажи.
-- Группа у них шесть человек – все офицеры. И вот на боевой выход они двинули. Через несколько дней попали в засаду. Бой завязался. Дядька наравне со всеми бьется. А так получилось, что сумку свою медицинскую то ли обронили ещё как-то вышло. Бой он и есть бой... Ну, вот отстреливается. И тут мина артиллерийская рядом падает. Дядьку контузило. Оклемался смотрит, а рядом товарищу ступню оторвало. Мясо торчит. Кость. И из перебитой артерии или вены, не знаю точно, кровища хлещет. Он по бокам. А сумки-то нет. Товарищ вот-вот и от кровопотери «ласты-то и склеит». И духи бьют, не отползти в сторону. Надо что-то делать. Смотрит, а рядом ботинок с оторванной стопой лежит. Он шнурок из ботинка вытащил. Вену чуть потянул, и шнурком перевязал.
-- Меня сейчас вырвет!
-- Б-р-р-р!
-- Врешь, небось?!
-- Сознайся, а? Ведь придумал?
-- А ты сам-то сумел бы придумать?
-- Такое?
-- Не, братцы, такое не придумать. Во сне приснится – в холодном поту проснёшься, а вот так в жизни…
-- Товарищ-то выжил?
-- Дядька говорит, что выжил.
-- М-да, уж. Давай ещё сигарету. У меня до сих пор мурашки по коже бегают. – зябко потёр плечи.
-- Если это первая история такая, даже страшно просить рассказать тебя вторую.
-- Рассказывать?
-- Давай уже, кишкомот, рассказывай. Всё равно ночью спать буду плохо.
-- Насчёт снов. Дядька спит и снится ему сон. Обычно сны плохо запоминает, а этот встал поутру, и в голове сидит со всеми подробностями. Снилось ему, что своей группой в шесть человек они на задание полетели. Попали в засаду. Ждали их. Сдал кто-то. И все там остались. И ему приснилось, что миномётный обстрел был. Его товарищей рвало на части, а в него снайпер пулю всадил. И показал. В правую подмышку вошла, через сердце, в ребро упёрлась. И подумал он во сне, что хорошо, не миной. Собирать не надо. А так пулей. Целый.
-- Бля! У тебя одна история смешнее другой!
-- Меня сейчас вырвет!
-- Да. Такое говно не придумаешь.
-- Жопа. С двумя «п»!
-- И что твой дядька сделал? Командиру рассказать, так на смех поднимут.
-- Перед выходом – построение. Он к командиру группы подходит и говорит ему:
-- Молодого оставь.
-- Чего?
-- Молодого оставь. Сами справимся.
-- Точно?
-- Я отвечаю.
А молодой – это летёха, только из училища. Месяц после подготовки в группе.
Командир оставил его. Тот чуть не плакал от обиды. Готовился. А тут – «фанера». Сели в «вертушку». Полетели.… С задания вернулось трое. Дядька, командир и радист. И дядьку там ранило. Он говорит, что вспомнил сон, откуда стреляли. И пришли в «зелёнке» на полянку, а он первый вызвался идти. И только эту полянку увидел. Остановился. Стал оглядывать её. И задержка эта и помогла. Вышли бы, как шли, так сразу бы всех и накрыло, как приснилось. Замешкался он. И мины начали кидать духи, стрелять. Ранило его в левую руку на вылет. Сам говорит, легко отделался. Кости сложили удачно. Тренироваться начал в волейбол, восстановил. Командир после возвращения на базу и спрашивает:
-- Что херня была, Серёга?
Он ему и рассказал сон. И первым на полянку должен был выйти молодой и первым принять пулю в голову, а потом уже мины бы порвали всю группу. А так дядька поломал схему бойни. Рассказал он ему всё и говорит:
-- Пошли бы вшестером – остались все там. А так трое вышли. Все раненные, но живые. Двоих потеряли. Но не шестерых.
Дядьку полечили, уволили в запас. У него как раз и срок подошёл. Сейчас в Красноярске врачом работает.
-- М-да.
-- Наградили?
-- За что?
-- Ну... За это. За то, что людей спас своей группы…
-- В наградном листе напишут тебе: «За вещий сон!»
-- Да, так если напишут, то потом в дурдом закатают на пару-тройку лет, всю жопу аминовазином исколют.
-- Как тебя учили? Не наказали – считай, что поощрили! И здесь также. Приехал домой – высшая награда. Всё остальное «железо», чтобы впереди тебя на похоронах вынести. Сколько мы ветеранов похоронили. Ну, и что толку, что у него «иконостас» от лацкана до кармана. Впереди тебя курсанты несут медали, да, ордена. В могилу с собой не возьмёшь.
-- Да, ладно. Хрен с ними, с этими наградами. Спать надо. А кошмарами ты нас обеспечил.
Пожалуй, все присутствующие ворочались с боку на бок этой ночью. Снилась война. Настоящая. Не как в кино. И люди умирали, что с тобой рядом были… Страшно. Впервые тогда многие задумались, что такое Афган, куда нас готовили. До выпуска, считай, осталось-то два с половиной года. Близко уже!
Пошли на зимний полевой выход. Мороз – 20. Пробовали бегать с автоматом, ОЗК, противогазом, вещмешком и лыжами с палками? Очень согревает!
Когда встали на лыжи, казалось, что будет легче! Ни фига не легче! Темп был задан такой, что в глазах круги красные светились. Но хоть лыжи не по спине колотят, а на ногах. Тропин с Баровым развлекались, периодически устраивая нам засады, и кидая взрывпакеты в снег, неподалёку от нас, имитируя нападение. Вот когда и отражали «нападение» -- немного и отдыхали. Правда, дыхание сбивалось.
Самые опытные лыжники пробивали, топтали лыжню, периодически меняясь. Всё как всегда.
Народ только стал немного черствее. Кто не выдерживал темпа, сходил с тропы,
Земцов:
-- Кто опоздает – минус сутки от отпуска! Командир отделения тоже остаётся с опоздавшим в казарме в отпуске.
Хороший стимул.
«Комоды» тоже потеют сами, а оставаться за кого-то в отпуске нет никакого резона.
-- Чего строй покинул! На лыжню!
-- Да, я вот.… Сейчас отдышусь!
-- В наряде отдышишься! В строй, сука! Кому сказал! Из-за тебя, падали, буду я зависать в отпуске! В строй!
Лыжной палкой тычет, направляет на лыжню. Через шинель, двойные штаны не проткнёшь, но ощутимые толчки направляют на лыжню. Но не всех это вдохновляет вернуться в строй.
Народ торопится. Кому-то уже всё равно. Садится, тяжело дышит, ест снег, кто-то пьёт воду, кто горстями запихивает себе в рот снег.
Очень соблазнительно, Завалится в снег. Он холодный, а тело всё горит.
Земцов и взводные бегают и орут:
-- Не жрать снег! Куда в рот! Кисти рук, лицо, шею спереди и сзади оботри! Не есть снег!
Окрик Зёмы, как плёткой между ушей. Прекращают жевать, глотать снег, вяло
