Сказ о том, как Канарейкин противостоял японской военщине в эпоху развитого социализма.

батальона.
  Опять же, план, выработка, социалистическое соревнование - эти атрибуты развитого социализма у них присутствуют в полной мере.
  Все передвижения по территории только бегом.
  Все лысые, без ремней, без погон...
  Самое безобидное обращение: "Ко мне негодяй!"
  Дисциплина доведена до абсолютной строгости. Я бы даже сказал жестокости.
  Рукоприкладство со стороны администрации считается делом обычным. Бьют чем попало; в ход идут не только кулаки, но и палки.
  Любое отклонение от распорядка дня наказуемо.
  У штрафников практически нет отдыха, нет выходных, нет увольнений, любые контакты с внешним миром запрещены.
  Работа и строевая подготовка занимают практически весь день.
  Психологическое давление колоссальное.
  Что тебе ещё рассказать?
 
  - Это хуже чем на зоне? - спросил я.
 
  - Намного хуже. И что удивительно, бедолаги сами усложняют себе жизнь. Мало им унижений от администрации, так они ещё и дедовщину с собой из войск притащили. Так называемая "вписка" обязательна для всех новичков; могут просто избить, а могут и табуретом по голове...
 
  - А что администрация?
 
  - А им чем хуже, тем лучше. Их задача подавить в человеке индивидуальность и самоуважение. Людей превращают в бессловесных скотов, что бы по возвращении в часть у них и в мыслях не было безобразничать, а что с ними будет на гражданке, никого уже не волнует.
 
  - Страшные вещи ты мне рассказываешь. Неужели у нас, в СССР, такое возможно? Это что за перевоспитание такое? Это же форменный садизм! А не перевоспитание...
 
  - Садизм? Да это ещё цветочки!
  Представь себе камеру два на полтора, в которой нет окон, и воды по щиколотку...
  Представил?
  Сидеть там не на чем, и арестант вынужден от подъёма и до отбоя стоять, облокотившись о стену, что бы не упасть в воду.
  И только на ночь ему отмыкают стульчак, на которой можно сидеть, а лежать уже не получится.
  А ещё сырость и холод.
  И кормят один раз в два дня.
  Это у них такое наказание для проштрафившихся штрафников - штрафной изолятор.
 
  - Насколько я знаю, больше двух лет дисбата не дают, и в личном деле отметку им не делают. Это так?
 
  - Да, это так.
  Однако не все выдерживают издевательств, есть и те, кто предпочёл дисциплинарному батальону зону. Тюрьму. Пусть даже с большим сроком.
  Представляешь? А для этого что нужно? А для этого нужно совершить уголовное преступление!
 
  - О как!
 
  - На прошлой неделе сбежали двое... И что ты думаешь?
  Всех вывели на плац, и заставили маршировать, на улице ливень, а у них строевые занятия! Прикинь? Так до утра и маршировали, пока беглецы не были пойманы.
  Такое вот, коллективное наказание... Ну чем не «ВанинЛаг»?
 
  - А это ещё что за зверь?
 
  - Ванинский пересыльный лагерь. Самый большой в структуре ГУЛАГа. Через него, с сорок седьмого по пятьдесят четвёртый, шёл поток заключённых на Колыму и Сахалин.
   
   "Я помню тот Ванинский порт,
   И крик парохода угрюмый.
   Как шли мы по трапу на борт,
   В холодные, мрачные трюмы..."

  - Слышал такую песню?
 
  - Нет. Не слышал.
 
  - Для многих это была дорога в один конец.
 
  - Это ж, что получается? Яблочко от яблоньки недалеко падает?
 
  - Типа того. Только у нынешних и дым пожиже и труба пониже. Лайт - версия. Есть у меня знакомый в потру. Он много чего мне порассказал - батя его, вертухаем, на пересылке служил. Хвастался, как - то, по пьяни, что видел среди зэков капитана третьего ранга Александра Маринеско! Слыхал о таком?
 
  - Это, который, герой - подводник? Что - то такое слышал...
 
  - Да. Он самый. Но об этом я тебе в другой раз расскажу. И про Людмилу Русланову, заслуженную артистку РСФСР, тоже расскажу. И ещё много о чём.... А сейчас мне за плитами ехать. Забор сам себя не построит.
 
  - Так это тебя в части диссидентом называют?
 
  - Да какой из меня диссидент? Уличён в чтении самиздата на боевом дежурстве - пойман с поличным. Вот и все мои прегрешения.
 
  - За это тебя с должности сняли? 
 
  - И с должности сняли. И из партии исключили. За "Архипелаг ГУЛАГ". 
 
  Некий брюзга и зануда может усомниться в правдивости моих слов, мол, наговаривает товарищ, сгущает краски, клевещет на вооружённые силы бессовестным образом, очерняя наше светлое социалистическое прошлое.
  И всё написанное выше - муть, чушь и компот, такого не может быть, потому что не может быть никогда!
  Увы. Не наговаривает. И не сгущает краски. Ну разве только для объёмности, самую малость, для придания художественности армейской скукоте.
 
 
                                               Глава тринадцатая. Вторая из древнейших.

 
  А теперь расскажу вам, как я решил стать внештатным корреспондентом газеты "Красная Звезда" и "Суворовский натиск".
 
  Впервые журналистский зуд посетил меня в школьные годы. Я писал опусы о своих одноклассниках, а потом давал им их читать. После чего выкидывал. В мусорную корзину. Пресса есть пресса - новости должны быть свежими.
 
  Позже, уже в училище, мы с товарищем, проявив инициативу, стали выпускать фотогазету, в которой размещали смешные фотографии одногруппников, сопровождая их ехидными комментариями.
 
  Изначально начальство поддержало нашу инициативу, однако по прошествии некоторого времени оно раскусило гнилостную сущность издания, усомнившись в лояльности газеты к партийной дисциплине подразделения; мы с товарищем были подвержены обструкции, и вынуждены были прекратить свою деятельность. Вот так, на пике своей популярности, умерла наша фотогазета.
 
  В очередной раз журналистский зуд проснулся во мне уже в войсках.
  Скучая однажды во время дежурства, я накропал статью в одну армейскую газетёнку, в которой изложил своё видение на некие злободневные вопросы, сейчас уже не помню какого свойства. И статью мою напечатали. Только в приглаженном виде, где о проблемах не было сказано ни слова.
  А следом за статьёй мне пришло письмо, в котором редактор просил меня рассказать как проходит социалистическое соревнование в нашем подразделении.
  Но никакого социалистического соревнования в нашем подразделении отродясь не проводилось.
  Немного поразмыслив, я всё же написал нужную им статью, ввинтив в неё некоторую долю социалистического реализма. В тот момент я ещё не отказался от тайных помыслов стать крутым военкором. 
  И опять статья моя вышла как из парикмахерской: причёсанной, приглаженной и припудренной.
 
  Но я не унывал. Попробовал написать в другую газету, но результат оказался тот же - безликость, официоз и скукота.
  В третью... Всё то же самое.
  Какое - то время я не сдавался. Мне приходили тематические письма, и я добросовестно исполнял задания редакторов.
  И я понял, что подобная практика присуща всем армейским газетам, без исключения.
 
  Однажды в наш Батумский дивизион приехал корреспондент.( тогда я был ещё лейтенантом ). Я не помню уже из какой газеты он был.
  По его просьбе мы заняли свои рабочие места, и стали имитировать кипучую боевую работу. А он нас за этим занятием фотографировал. Потом он бегло опросил нас, и умчался восвояси.
 
  А через некоторое время стали выходить статьи, из которых я со стыдом узнал, что являюсь  образцовым офицером и служу примером для подчинённых. Хотя никаких подчинённых у меня на тот момент не было; я был простым инженером, лейтенантом, только что начавшим набираться боевого опыта и мастерства. Да и с дисциплиной у меня не всё было в порядке.
 
  Много позже, когда я уже был капитаном, история с заезжим армейским корреспондентом повторилась в точности, с той лишь разницей, что опыта и авторитета у меня на тот момент было поболе, нежели в мои лейтенантские годы.   
 
  И вот сейчас я медленно перегорал. И наступил момент, когда меня наконец отвернуло. Напрочь.
  Редакции бомбардировали меня заданиями, но я им не отвечал.
  Ушёл в подполье.
  Мне было стыдно им отказывать, но продолжать сотрудничество я уже не мог.
  Вторая из древнейших профессий оказалась мне не по зубам.
  Вот так во мне умер журналист.


                                                   Глава четырнадцатая. "Бычок"     
                

   Человеческий фактор в войсках сегодня постепенно отходит на второй план, уступая место высокотехнологичным средствам ведения боя. В каких - то областях вооружения этот процесс происходит быстрее, в каких - то медленнее, но тенденция, что называется, налицо.
 
  Но тогда всё было иначе.
  Ключевая должность в дивизионе - офицер наведения. Именно он, по данным радиолокационной разведки обнаруживает цель, сопровождает её, и в нужный момент осуществляет пуски ракет.
  В