Воробушек, или Жизнь Эдит Пиаф

Эдит!
Маргерит Моно: Да здравствует Франция! Наша Франция, страна прекрасных женщин и отважных мужчин!
Андре Бигар: Кофе с Геббельсом я тебе не обещаю, Эдит. Но, быть может, ты будешь вспоминать эти гастроли, как самые важные в своей жизни…
(Маргерит Моно наигрывает на рояле «Вымпел Легиона». Эдит и Андре становятся около нее. Звучит начало песни «Вымпел Легиона» в исполнении Эдит Пиаф.)

Сцена четвертая
(После войны)

Эдит:
Мы победили бошей. Конечно, вместе с союзниками – и особенно с русскими. Русские вынесли в ту войну такое, что нам, французам, честно говоря, и в кошмарном сне не снилось. Хотя и нам пришлось не сладко. Я оценила русских по заслугам еще тогда, когда пела их эмигрантам, и они называли меня Таней. Это чертовски упрямый народ. И очень сильный. Гитлеру он оказался не по зубам.
И вот, генерал Шарль де Голль, вождь Сражающейся Франции, вместе с французской армией и войсками союзников вошел в Париж. Что это был за день! Совершенно незнакомые люди обнимались и целовались на улицах. Закаленные в боях бойцы не скрывали слез радости. А мужчины норовили поцеловать незнакомых женщин в губы или хотя бы в щеку. Было лето. Жаркий август 1944 года. И все мои мужчины вернулись – и Раймон Ассо, и Поль Мерисс… Только вот папа Луи Гассион не дожил до победы. Он умер в 1944-м, незадолго до освобождения Парижа. До последнего дня он все рвался повоевать с проклятыми бошами.
После войны я не вернулась ни к одному из своих мужчин. Вместо побед в любви, я решила покорить Америку и отправилась в турне. Но только на чужбине я поняла, как сильно люблю свою родину. Странная штука, дамы и господа! Родину особенно любишь в чужих краях, а не тогда, когда она шумит за твоим окном – голосами людей, машин и деревьев.
Сначала парижский воробышек не пришелся по вкусу американцам. Они любят сексапильных блондинок высокого роста и с улыбкой во все тридцать два зуба. А я – невысокая, узкоплечая брюнетка, я упираю руки в бока, когда пою, и порой улыбаюсь очень грустно. А иногда у меня даже текут по лицу слезы – когда я пою о любви или обращаюсь к Богу с мольбой.
Американцы не любят плачущих женщин – ведь все должно быть «о кей»! Никаких страданий и слез на сцене – только бравурные песни со счастливым финалом. И никаких трагических жестов – даже когда на сердце страшная тяжесть. Все о кей – и да здравствует жизнь! С одной стороны – прекрасная, жизнеутверждающая философия… А с другой… Французы тоже любят радость, но не искусственную. Они не пытаются лишить жизнь грусти, хотя бы мимолетной. Это все равно что не добавлять в пищу соль.
В Нью-Йорке я встретила свою большую любовь. Боксера Марселя Сердана. Мы оба мечтали покорить Соединенные Штаты. И сошлись однажды в нью-йоркском баре, где подают жареную говядину, именуемую «roast beef» и жесткую, как подошва старого башмака, а также, лишенное остроты и вкуса… Вы бывали в Америке, дамы и господа? Тогда вы меня поймете…
* * *

Сцена пятая
(Нью-йоркский бар. Поздний вечер. На высоких стульях у стойки - Эдит Пиаф и Марсель Сердан. Он одет просто и даже небрежно, резкие жесты и покрытое шрамами лицо гладиатора. Эдит в вечернем платье, с красиво уложенными волосами.)

Эдит: Не слишком ли красивое на мне платье для этого места? И подают здесь какую-то гадость…
Марсель: По нью-йоркским меркам это вполне сносная еда. Ростбиф, мятное мороженое, пиво…
Эдит: Американцы вообще не умеют есть со вкусом… Говядина пережарена, мороженое – приторное… А пиво… Это вообще не напиток для человека, приученного к доброму вину. Это моча!
Марсель: Вы слишком строги, мадемуазель Пиаф.
Эдит: Эдит… Называй меня Эдит… И «ты».
Марсель: Просто нам обоим не по себе в Америке, Эдит. Меня на ринге побил американец, а тебя – не принял Бродвей...
Эдит: Ничего, мы им еще покажем! И твоему американцу, и Бродвею!
Марсель: Для того, чтобы победить американцев, нужно их понять. Вот я и хожу в бары. Чтобы сблизиться с местными. Есть то, что едят они. Слушать то, что слушают они. Одеваться, как они…
Эдит: Ну это уж слишком! Даже ради успеха на Бродвее я не стану есть эту буйволятину!
Марсель: Ты слишком француженка, Эдит. До кончиков твоих нежных пальчиков… (Целует ей пальцы).
Эдит: Были времена, когда эти руки не знали, что такое маникюр.
Марсель: Но эти времена, слава Богу, прошли.
Эдит: Да, теперь меня кое-кто знает… Но я – это я. И не стану другой в угоду этой стране. Я уважаю американцев, но не стану подлаживаться под их вкусы.
Марсель: Тогда ты проиграешь, Эдит…
Эдит: Тогда я заставлю их уважать себя, милый!
Марсель: Но не любить… Если ты решила достичь успеха в Нью-Йорке, научись хоть немного походить на американцев.
Эдит: Только не в том, что касается еды. И красоты. Пойдем в «Ле Гурме». Там точно знают толк во французской кухне.
Марсель: Пойдем, я бывал там с женой…
Эдит: Ты женат? Как обидно!
Марсель: Я не буду врать тебе, Эдит. Ты и сама можешь навести обо мне справки. У меня есть жена – Маринетта – и два сына, Марсель и Рене. Они в Касабланке.
Эдит: Два сына? Это серьезно. Я умею договариваться с женами моих любовников, но только не с их детьми.
Марсель: Я еще не твой любовник, Эдит…
Эдит (наклоняясь к нему, интригующе): Разве ты не хочешь им стать, мой милый?
Марсель: Признаться, хочу. Но я не смогу развестись с женой. Из-за сыновей…
Эдит (гладя его по щеке тыльной стороной ладони): Ты познакомишь меня со своими сыновьями?
Марсель: Если выдастся случай…
Эдит: Я не буду мешать твоей семейной жизни. Просто люби меня. Вот и все…
Марсель: Это слишком по-французски… Американцы бы нас не поняли.
Эдит: Ну и пусть… Любовь – превыше всего… Любовь – это жизнь в розовом… Когда-нибудь я спою со сцены «Гимн любви»!
Марсель: Ты придешь на ринг, посмотреть, как я дерусь?
Эдит: Обязательно…
Марсель: И будешь кричать со своего места: «Браво, Марсель!», «Давай, Марсель!»? А потом придешь ко мне в раздевалку, чтобы смыть кровь с моей разбитой физиономии? Или чтобы помочь мне снять потную майку и заменить ее на свежую? Обычно женщины боятся крови и пота. Ты, наверное, тоже…
Эдит: Я не боюсь, Марсель. Я – боец. Поверь, это нелегко – выступать на сцене. После концертов я никого не пускаю к себе в гримерку. Но тебя – пущу. Посмотришь, как я сижу перед зеркалом – усталая, без сил… Не очень-то приятное зрелище!
Марсель (сжимая ее руку): Тогда давай заключим союз… Оборонительный и наступательный!
Эдит: Во имя любви?
Марсель, целуя ее: И взаимопомощи!
Эдит: Пошли в «Ле Гурме», малыш! За это нужно выпить хорошего французского вина!
(Марсель помогает ей сойти с высокого барного стула. Подает Эдит пальто. Они уходят под руку. Эдит напевает мотив песни «Жизнь в розовом»).
* * *

Сцена шестая
(Нью-Йорк. Раздевалка Марселя Сердана. После боя. Марсель сидит около зеркала, Эдит губкой смывает кровь с его разбитого лица.)

Эдит (с тяжелым вздохом): Это так ужасно…
Марсель (пытаясь изобразить улыбку разбитыми губами): Что ужасно, милая?
Эдит: Видеть, как бьют по любимому лицу. По твоему лицу!
Марсель (разминая плечи): Если бы только по лицу! Мне вообще сегодня сильно досталось. Но я победил!
Эдит: Ты не боишься остаться калекой?
Марсель: Все гладиаторы, даже самые удачливые, рано или поздно становятся калеками. А я ведь – гладиатор. Разве ты забыла?
Эдит: Я думала, ты – боксер, милый…
Марсель: Боксер или гладиатор – какая к черту разница?!
Эдит: Но сейчас никто не потребует твоей смерти, если ты проиграешь бой… И римский император не сидит