Воробушек, или Жизнь Эдит Пиаф

женщина высочайших добродетелей, почти святая! Она содержала в Берне бордель …
Папаша Дюно: Какая занятная у вас семейка! Отец – бывший герой и отставной циркач, мать – спившаяся актриса, а у бабушек такие занятия, что ни приведи Господь! Бордель – вот действительно храм добродетели!
Луи Гассион (угрожающе перегибается через стойку и хватает трактирщика за воротник рубашки): Бордель, говоришь? Бордель кругом! Вся наша Третья Республика – бордель! И главные проститутки засели в правительстве Леона Блюма… Франции нужна железная рука! Император! Второй Наполеон! Только не Наполеон Третий… О чем это я? (снова бросается на трактирщика) А ну заткнись, праведник, пока я не вздул тебя, как последнего боша! Не тебе нас судить, обирала, обманщик!
Папаша Дюно: Конечно не мне, мсье Гассион. Конечно, не мне…
Симона (со своего места): Так его, так, давай, папочка!
Эдит: Папа, оставь мсье Дюно в покое! Нам только фараонов здесь не хватало!
Луи Гассион (отпуская хозяина кафе): Никто не смеет меня учить! Никто!! Я был героем Великой войны. Четыре года я гнил за Францию в загаженных траншеях, а боши палили по мне изо всех калибров!. Президент Пуанкаре даже наградил меня Croix de Guerre… (Указывает на военный крест на груди) Теперь я все потерял… Но не мой орден! Потому, что это – единственное настоящее в моей проклятой жизни… (плачет пьяными слезами) Война, только проклятая война помешала мне быть хорошим отцом, позаботиться об Эдит… Правда в том, что я пропащий человек и дрянной отец… Вы бы видели, во что превратилась моя несчастная малютка в этом «фургоне учебных блох»!
Эдит (давит на отца): Сущий кошмар! Огромная голова на тонюсенькой шейке, на теле нет живого места от укусов насекомых, кожа в коростах и постоянно слезящиеся, полуслепые глаза… Знаете, мсье Дюно, в детстве я была слепой! А потом меня исцелила святая Тереза из Лизье! Я ходила к ее могиле и просила вернуть мне зрение…
(Симона снова садится на колени к Луи Гассиону)
Мамона, сойди с колен моего отца, иначе больше не получишь от меня ни сантима!
Папаша Дюно: Если вы позволите мне вмешаться в вашу семейную беседу, мадам и месье, то я хотел бы спросить…
Эдит: Валяй, трактирщик, что это ты стал такой вежливый?! Тяжелая рука у моего отца, верно?
Папаша Дюно: Навдеюсь, хоть ваша драгоценная матушка сегодня не придет сюда сегодня громить мое заведение, мадемуазель Гассион?
(В дверях появляется Анита Майяр, мать Эдит, – пьяная, вульгарная, одетая с претензией на дешевый шик).
Анита Маяйр: А я уже здесь, дамы и господа! Под именем Лины Марса меня знает весь Париж!
Папаша Дюно (с издевкой): Что вы говорите, мадам? Неужели вы выступали на сцене Комеди Франсез?
Анита Майяр: Моя сцена – улица. Это лучшая из сцен, правда, Эдит? Куда до нее этим паршивым театрам, где собираются надутые и тупые буржуа!
Эдит (раздраженно): Мама, что тебе надо?
Анита Майяр (не замечая бывшего мужа, садится за столик рядом с Эдит и Симоной, пододвигает к себе бокал Эдит, выпивает его залпом, потом начинает есть из тарелки дочери. Чавкая, говорит): Денег, Эдит, мне надо денег! Твоя мама хочет есть каждый день…
Луи Гассион: Отстань от девчонки, Анита! Ты бросила ее, и она тебе не дочь!
Анита: А вот и дочь… И дочь накормит свою старую мамашу, верно, Эдит?
Эдит: Ешь и убирайся!
Симона: Не давай ей ничего, Эдит! Она опять из тебя все выжмет, и у нас не останется ни гроша!
(Луи Гассион подходит к бывшей жене, сдергивает ее со стула и толкает к дверям).
Анита (с размаха дает ему по физиономии): Не смей меня трогать, чучело! У меня талант, не то что у этой девчонки, уличной певички, моей дочери! Я стала бы великой актрисой, если бы она не родилась! Ее рождение испортило мою артистическую карьеру! Мне пришлось уйти со сцены…
Луи Гассион: Замолчи, или я заткну тебе в глотку твою облезлую горжетку!
Анита (наступает на него): Сначала дай мне денег, муженек!
Папаша Дюно (из-за стойки): Какая трогательная семейная сцена! Как в театре! Мать обирает дочь, а у дочери нет даже пары чулок…
Анита Майяр: Думаешь, у меня есть чулки, трактирщик?!
Симона: Есть, ты сняла их с Эдит!
Эдит (подходит к матери и засовывает в карман ее истрепанного пальто несколько оставшихся у нее монет): А теперь уходи, мамаша! Больше мне нечего тебе дать!
Симона (сквозь слезы): Эдит, ну зачем же ты, Эдит… Ты опять ей все отдала! Что же мы будем есть…
Луи Гассион: Не плачь, Симона, я о вас позабочусь…
Эдит: Куда тебе, папа… Позаботься хотя бы о себе…
Луи Гассион: Я позабочусь о вас хотя бы тем, что вышвырну отсюда эту попрошайку!
Анита (Луи Гассиону): Отпусти меня, мерзавец, ничтожество, я сама уйду.
Луи Гассион: Уходи и навсегда оставь в покое мою девочку.
Анита (в дверях): Нашу девочку, Луи. Нашу. Я еще вернусь… Вы не успеете обо мне позабыть… Она испортила мне жизнь своим рождением!
Луи Гассион, вне себя от ярости: Убирайся, жаба!!!
Анита: Уже убралась… (уходит).
Папаша Дюно: Надеюсь, больше никто из ваших родственников не придет сюда, друзья мои? Хорошо, что пока нет посетителей, но скоро сюда придут приличные люди пропустить стаканчик-другой…
Эдит: Знаю я твоих приличных людей, Дюно! Сплошь воры и уличные девки…
Папаша Дюно: Неужели вы думаете, мадемуазель Гассион, они не могут быть приличными людьми?
Луи Гассион (выпивая залпом рюмку абсента): Конечно, могут!
Папаша Дюно: Так бабушка из Нормандии сюда не заявится? Та, что держит бордель? Или вторая – у которой фургон с блохами?
Луи Гассион (пьяным голосом): Они н-не придут… Они мертвые!
Папаша Дюно: И слава Богу!
Луи Гассион (с пьяной тоской): Моя мамочка покинула меня… Моя Анита покинула меня… Я так одинок! Это так печельно… Спой нам, доченька! Спой нам, воробышек!
Эдит: Нам сейчас только песни не хватает... А впрочем… Песня никогда не бывает напрасной! Я спою.
(Подходит к стойке, опирается на нее, поет):
«Она родилась, как воробышек,
Она прожила, как воробышек,
Она и помрёт, как воробышек!».
Луи Гассион: Медам и месье, вы слышите голос нищей отверженной Франции!
.
* * *

Сцена третья
(Утро. Угловая улочка, примыкающая к кабаре «Жернис». Эдит поет. Рядом стоит Симона с консервной банкой, в которую она собирает монеты).

Симона: Ты уже поешь целый час, Эдит, а обещанного господина все нет и нет! Наверное, эта расфуфыренная вертихвостка Ивонна посмеялась над нами…
Эдит: Подождем еще немного, Симона!
Симона: Это шикарный район, Эдит! Здесь фараоны не такие сговорчивые, как в Бельвиле! Злющие… Скоро нас прогонят отсюда!
Эдит: Ивонна не могла меня обмануть… Я ей верю. Она обещала подарить мне духи!
Симона: Подарит, как же! Держи карман шире!
(Из кабаре «Жернис» выходит щегольски одетый господин, останавливается на тротуаре, через дорогу от Эдит и Симоны.)
Эдит: Это он! Я чувствую, это он! Надо спеть что-нибудь красивое…
Симона: Спой ту песенку про солдата из Иностранного легиона и его девчонку, которую мы слышали недавно от этого капрала-марсельца… Ну, который еще увивался вокруг меня!
Эдит: Хорошо, она будет в самый раз. (Поет).
(Господин подходит к ней и Симоне.)
Господин: Ты неплохо поешь, девочка. Только совсем неправильно. Голос у тебя не поставлен. Если ты будешь так надрывать связки, то скоро охрипнешь.
Эдит (непроизвольно хватаясь рукой за горло): Не