мной и моей бывшей девушкой, о чем думать мне хотелось в самую последнюю очередь. Ни думать, ни вспоминать... ни тем более анализировать. Поставил самолично жирную точку в отношениях, КРЕСТ поставил на своей некогда любимой девушке и старался жить дальше. Как же. Размечтался. Еще решил бы - жить ПО-ПРЕЖНЕМУ. Чернота поселилась в моей душе. Непроглядная чернота. Бабуля, разумеется, моментально просекла, что со мной происходит “что-то не то”. Осторожно приступила к расспросам, но я ее расспросы быстро пресек. Не тот был случай, чтобы откровенничать, даже с любимой бабулей. Ходить проходными дворами я перестал. Решив, что, если уж меня захотят подкараулить, сделать это предпочтут в каком-нибудь глухом дворике. Настя не зря тогда упомянула о ком-то, кому ОЧЕНЬ не понравится то, что я с ней собирался сделать. И СДЕЛАЛ. Вот только кто он? Задним числом ко мне пришла мысль расспросить Нику - Настину однокашницу и бывшую подругу. Наверное, так изначально следовало поступить, прежде чем идти к своей девушке и... Сотворить то, что сотворил. К сожалению, здравые мысли приходят обычно с большим опозданием. Сначала ты успеваешь наломать дров, а уж потом до тебя в полной мере доходит, что именно ты сделал и какими последствиями это чревато. Впрочем, о последствиях я не думал. Ну, подкараулят в какой-нибудь подворотне - вечером, разумеется, избить захотят... Что еще? Меня остановили белым днем, неподалеку от дома моего друга Саньки Коробейникова, с которым мы так и не успели в тот четверг встретиться. Двое дюжих мужиков в темных куртках и темных штанах. Не в форме, однако, один махнул у меня перед лицом “корочками” - дескать, полиция. Полиция в штатском? Ну и что здесь такого? Может, оперативники “под прикрытием”, я в таких делах не разбираюсь от слова “совсем”. Обычно в представлении обывателя полиция - это “маски-шоу”. Бронежилеты, автоматы, лица закрыты черными “лыжными” масками... Вопли: “Всем лежать, работает спецназ!” В общем, киношная фигня. Меньше всего я хотел, конечно, чтобы такие бравые ребятушки явились прямиком к дому бабули, у которой я постоянно проживал. Но я успокоил себя тем, что Настя вряд ли вообще обратится к ментам (или теперь их уместнее звать “копами”?). Я помнил, что она, напоследок ударив меня по лицу и обозвав грубым словом, удалилась в ванную комнату. И наверняка там тщательно смыла все “следы преступления” (то бишь, мою семенную жидкость). Думать об этом было донельзя противно, но одновременно успокаивало. Хотя, конечно, не окончательно. Поскольку оставался ее НОВЫЙ. Тот, из-за кого она и не держала мысли, чтобы вернуться ко мне. Маловероятно, что тем “некто” был господин Горицкий, неудачно “отдохнувший” в Испании. Имелась еще “кандидатура”, ТОТ САМЫЙ, с дворянской фамилией, но, кажется, Настя сама не захотела с ним остаться еще зимой. Впрочем, кто знает? Мог быть кто угодно, собственно, большого значения это не имело. Хоть ее бывший одноклассник Коржиков. Или “сладкий” красавчик Сибирцев (по словам Насти, внук “целого” английского посла). Короче, не в том суть. Меня попросту непринужденно “тормознули” на улице, развернули перед носом “ксиву” (я в нее, разумеется, всматриваться не стал) и подтолкнули к черному джипу. От растерянности я повиновался, а когда спохватился и заартачился, получил неслабый такой удар электрошокером, отчего на минуту или дольше попросту отключился, придя в себя уже на заднем сиденье машины, со скованными наручниками запястьями и с черной повязкой на глазах. Услышал сбоку от себя глухой мужской голос: “Не вздумай дергаться”, и все же дернулся. Меня немедленно двинули локтем в диафрагму, а потом в предплечье словно ужалила злейшая оса (иными словами, мне всадили укол), от “укуса” которой я условно провалился в темную яму. И очнулся в помещении с бетонными стенами, без окон, с горящими под потолком люминесцентными лампами. Валяющимся на матрасе, брошенном прямо на бетонный пол. Без часов, смартфона, ремня... и даже без кроссовок. (Спасибо, носки не сняли). Другой мебели в помещении не было. Не считая ведра в форме унитаза. Куда, как я понял, следовало опорожняться. А дверь этой “камеры” была металлической, с окошечком. “Тюремной”. В первый момент я так и подумал - заточили меня в каком-нибудь следственном изоляторе. Рано или поздно появится следователь (или оперативник), чтобы задать мне “пару вопросов”. Но появился лишь дюжий детина с миской какой-то малоаппетитной каши и пластиковой двухлитровой бутылкой воды. Молча поставил принесенное передо мной на пол (ни стола, ни паршивой табуретки не наличествовало) и, не отвечая на мои “Что происходит?” и “Где я?”, удалился. Оставив меня в состоянии тихой паники. * * * ...Оказывается, перспектива быть до полусмерти избитым (и угодить в стационар) - еще не самое худшее, что со мной могло случиться. Меня НЕ БИЛИ. Совсем. Меня просто оставили в тесном бетонном “гробу” без окон, без мебели, без часов и смартфона. И без людей. Детина, приносящий паршивую пищу - доширак, жидкий чаек, кашку быстрого приготовления (смесь, которую требовалось лишь развести кипятком), а также воду в неизменной двухлитровой пластиковой бутылке - был не в счет. На все мои панические расспросы - чего от меня хотят и почему я вообще здесь оказался - он попросту изображал глухонемого. Время тянулось бесконечно и самым страшным было то, что я даже не знал - день сейчас или ночь. (Впрочем, по ночам мне жратву вряд ли приносили бы). Я дошел до той степени отчаяния, что однажды, услышав лязг засовов на металлической двери, решил наброситься на своего тюремщика. Предсказуемо получил удар электрошокером. Свалился на матрас (ни подушек, ни простыней мне не полагалось) и едва не разрыдался от отчаяния. Буквально взмолился: “Да что вам, с...ки, от меня нужно? Кто вы вообще такие?” Детина бросил на меня презрительный взгляд и снизошел: - Придет время - узнаешь. И все. Кстати, ведро-”парашу” он исправно выносил и возвращал даже относительно чистым. Будто мне от этого должно было быть легче. Как и от того, что свет в моей “камере” не выключали. Под потолком продолжали гореть люминесцентные лампы. Неярко. И, кажется, по углам имелись камеры. Достаточно высоко расположенные, чтобы я и не мечтал до них дотянуться. Я оказался в ловушке. И понятия не имел, ПОЧЕМУ. Мог лишь догадываться. Причем, версий было две. Либо меня похитили с целью выкупа (все-таки мой отчим был не самым мелким предпринимателем, кое-какие деньги в нашей семье водились), либо... Экзотические варианты, вроде продажи меня “на органы” или в рабство в одну из кавказских республик, я отмел. К чему тянуть время? Захотели бы - сделали всё быстро. Да и не похожи были мои похитители на горцев. Оставался наиболее очевидный вариант - Настя. Тот, с кем она сейчас, наверняка достаточно крут (с другим Настасья и не связалась бы), чтобы организовать мне такую медленную пытку. Одна мысль угнетала - почему они тянут время? Чтоб я подольше мучился? Чтобы спятил тут, в одиночестве, не имея возможности связаться с внешним миром? Периодически я забывался тяжелым сном. Впрочем, сны не всегда были кошмарными, порой как раз снилось лето, солнце, Настенька - невероятно красивая, улыбающаяся... и БЛИЗКАЯ. Такой, какой была миллион лет назад. В таких случаях кошмарным являлось пробуждение. Иногда просто хотелось биться головой о бетонную стену. Периодически подступали рыдания - сухие, отчаянные рыдания без слез. Время растянулось бесконечно. В какой-то момент я подумал, что это и есть ад. И я его заслужил. * * * Настя ...В доме Волконского имелась отличная библиотека. Бумажные книги в твердых обложках, экзотика по нынешним временам. По его словам, в основном собирал книги дед - заядлый книгочей. Чтение успокаивало, позволяло унестись от реальности в другие миры, жить переживаниями и эмоциями книжных персонажей....Волконский ей не докучал. И вообще лишний раз не “отсвечивал”. Не приставал с ненужными утешениями (а ее требовалось утешать?), не тянул силой “развлекаться”. Хотя с велосипедом удачно получилось. Она пару раз совершила довольно длительные прогулки на его байке по проселочным дорогам. Езда прекрасно отвлекала от мрачных мыслей. Они попросту развеивались от ощущения скорости, теплого ветра и бьющего в глаза беспечного солнца. Если б можно было так же легко избавиться от тягостного чувства, что происходит нечто НЕПРАВИЛЬНОЕ. Разумеется, Сергей никогда вслух не признается, что ее жалеет. Как больную зверушку. Наверняка в детстве обожал подбирать на улице бездомных котят или щенят. Как-то она у него прямо спросила: - Возился с дворовыми зверушками? Он посмотрел с искренним удивлением. - Нет, как-то не приходилось. А что? Она не стала ему растолковывать ход своих мыслей. Да и так все было понятно. ...Появление бывшей любовницы Сергея (впрочем, бывшей ли?) слегка развеселило. Та смотрела на Настю с неприкрытой злобой, слова цедила сквозь зубы. - А вы, значит, развлекаете его, девушка? “Скорее, он меня время от времени,” - мысленно ответила Настя, а вслух произнесла: - Нет, я здесь просто горничная. Самой стало смешно. Еще сказала бы- “компаньонка”. Брюнетка кисло улыбнулась. Взгляд слегка раскосых, “азиатских” глаз буквально сочился ядом. - По объявлению в интернете вас нашел? - Нет, на улице подобрал, - Насте было легко дерзить, она даже позволила себе улыбнуться. Дама была ей не соперница. Может, раньше, до случившегося ИНЦИДЕНТА, только не теперь. Теперь ревность казалась донельзя мелкой и нелепой. Она снова принимала на себя кару, которую на нее наслала Снежная Королева - судьба. В ней опять сидел осколок злосчастного зеркала, лишивший тепла и любви, заморозивший все “живые” чувства. Она понимала, что происходящее с ней ненормально, что скорее всего ей требуется помощь профессионала, даже не психолога, а психиатра, и определенные лекарства (так называемые ингибиторы), что позволили бы ей НЕ ДУМАТЬ вообще... Лишь книги отвлекали. Хорошие книги. Ни в коем случае не современные и тем более не “современные любовные романы” с их воинствующей пошлостью и откровенной глупостью. Арчибальд Кронин, Достоевский... великий фантаст Александр Беляев. А вот Александра Грина она читать в данный момент не хотела. Боялась разрыдаться над его сказками. * * * Настя плюс Волконский ...Куда-то он засобирался, весьма торжественно. Она с удивлением смотрела, как выбирает дорогой костюм, модную рубашку, галстук. Обычно довольно небрежная короткая прическа была уложена волосок к волоску. Настя, мысленно в очередной раз обругав себя за бестактность, а потом за собственную же рефлексию, все-таки не удержалась. Захлопнула крышку любимого ноута, окинула Волконского долгим взглядом. С губ словно само собой сорвалось: - Ты неотразим. Приосанься, поправь узел галстука и назови, наконец, свое настоящее имя - Бонд. Джеймс Бонд.Он, похоже, слегка смутился. Но тут же улыбнулся с долей иронии. - Не из этой пьесы реплика. Не твои слова. - Плевать, - она поймала себя на том, что тоже не может сдержать улыбки. - Удачную фразу не грех и своровать. Приглашен на праздник? - На презентацию, - невольно поморщился, - Noblesse oblige. - Правильнее было бы
|