Таяние снегов

преображает лицо мужчины, делая его по-настоящему красивым. 
Хотя насколько она могла быть объективна? В том, что касалось Волконского, ни разу. От слова совсем. 
 * * * 
Волконский
- Только не надо меня жалеть, - негромко сказала Настя. 
- Кажется, я это от тебя уже слышал, - ответил Волконский, выходя из машины и распахивая дверцу перед девушкой, в настоящий момент одетой предельно скромно - в джинсы и свитер (и то, и другое - свободного покроя, не в обтяжку). Волосы скреплены на затылке заколкой. Чем-то она напоминала сейчас монашку, очень красивую, но все-таки монашку, которая ввиду долгих ночных бдений осунулась и выглядела несколько утомленной. 
Во всяком случае, ее улыбки- ясной, лукавой и немного озорной, - Волконский ни разу не увидел с момента своего возвращения из злосчастного Заозерска. 
- Можешь обосноваться здесь. 
Настя вошла в комнату, стены которой были отделаны деревом, небольшую, достаточно уютную. Осмотрелась и произнесла опять же предсказуемое: 
- Не понимаю, зачем тебе нужно со мной возиться. 
Волконский только вздохнул и сделал вид, что пропустил ее реплику мимо ушей. Поставил ее сумку на пол, ноутбук Насти извлек из чехла, водрузил на стол, подключил зарядное устройство к розетке. 
- В общем, располагайся. 
Она подошла к кровати, застеленной стеганым покрывалом, присела на самый край. Подняла на Сергея глаза. 
- Что дальше? 
Он пожал плечами. 
- Разбирай сумку, что же еще? 
Распахнул дверцу платяного шкафа. 
- Одежду -сюда, - потом продемонстрировал ей небольшое помещение с душевой и туалетной кабинкой, - Все удобства. 
Она промолчала. Ей было известно об этой комнате, в конце концов, она ведь была в его коттедже не впервые. 
Но всё изменилось, и Волконский с горечью осознал - то, что было построено совсем недавно, их установившиеся отношения, разрушено происшедшим, как непрочный карточный домик. 
И все придется отстраивать заново. 
Впрочем, он был к этому готов. 
Повернул замок на двери. 
- Можешь закрываться. Но лучше... не надо. 
Настя коротко кивнула. 
После некоторого колебания Волконский все же к ней приблизился, присел рядом. Ощутил, как она напряжена и словно бы даже сжалась. Тихонько коснулся ее руки. 
- Все пройдет. Все будет... - едва не сказал “хорошо”. - Нормально все будет, - добавил уверенно, хотя никакой уверенности, сказать по совести, не ощущал. 
Настя бросила на него короткий взгляд своих огромных, в настоящий момент потемневших и даже слегка ввалившихся глаз. И промолчала. 
 * * * 
 Пассивная агрессия
“Пойди туда, не знаю - куда, принеси то, не знаю - что”. 
Волконский ощущал себя Иваном-дураком из сказки, думая о Насте, ТЕПЕРЕШНЕЙ Насте, Насте с определенно посттравматическим синдромом, Насте, отгородившейся от него - не демонстративно, однако, очень ощутимо. 
И дело было даже не в том, что они больше не спали в одной постели (и даже в одной комнате), она старалась, он видел, что старалась делать вид, что ничего, собственно, и не происходит, в целом всё по-прежнему... оттого лишь увеличивался контраст между тем, что БЫЛО (совсем недавно было!) и тем, что СТАЛО. 
Периодически ему хотелось попросту, разыскав мальчишку (а чтобы его разыскать, не требовалось прилагать особых усилий, тот в настоящий момент проживал в деревне со своей бабкой), устроить ему грандиозную трепку и за шкирку притащить к Настеньке, поставить на колени, заставить каяться... Он бы так и поступил, если б знал, что это поможет ей выйти из депрессии. 
Да только не помогло бы. 
Как и таблетки, которые ей почти наверняка прописал бы “мозгоправ”. Те, что гарантированно разрушат и печень, и другие внутренние органы. А вот что они помогут - тут у Волконского имелись большие сомнения. 
Настя оставалась в доме одна (он не мог бросить свое агентство), возвращаясь по вечерам в свой коттедж, он всякий раз опасался, что снова ее не застанет, и опять же всякий раз мысленно выдыхал, все-таки ее заставая. Обычно сидящей с ноутбуком. 
Периодически в доме появлялись букеты полевых цветов, однажды - миска дикой малины. Он обеспокоился, что Настя в одиночку гуляет в окрестностях коттеджного поселка, но она “успокоила” его, сказав, что всегда находится в сопровождении собак - своего черного дога и его алабая (который, похоже, стал признавать ее хозяйкой). 
Волконский все-таки сказал, чтобы она не слишком увлекалась подобными прогулками, мало ли что, она лишь пожала плечами. 
Ее поведение очень напоминало пассивную агрессию, и поделать с этим он ничего не мог, поскольку боялся ее потерять окончательно, хотя чувство, что Настенька от него УСКОЛЬЗАЕТ, было весьма отчетливым. 
Чтобы хоть как-то “разрядиться”, он возобновил утренние пробежки, несмотря на то, что физиотерапевт категорически не рекомендовал ему таких нагрузок. Но Волконский ощущал, что именно физические нагрузки ему необходимы, чтобы снимать нервное напряжение. 
Как-то вечером он задержался в агентстве, а когда вернулся домой, Настя его встретила не такой индифферентной, как обычно в последнее время. 
- Тебя разыскивала женщина, - смотрела на него с некоторым интересом. Словно бы говоря - “не ожидала от тебя”. 
- Какая женщина? - переспросил на автомате, хотя, разумеется, догадывался - кто. Лика, разумеется. 
- Та самая, - Настенька отвернулась к привычному лэптопу, тонкие пальцы забегали по клавиатуре, - С которой ты тогда был в кафе. Брюнетка лет тридцати пяти. 
- Прямо сюда приезжала? - не мог не спросить Волконский. 
Действительно, была у Анжелики дурная привычка еще с тех времен, когда они ПОЛНОЦЕННО встречались - она являлась к любовнику обычно без предупреждения. Без звонка. 
Настя посмотрела на него, чуть прищурившись. 
- А куда еще? Я как раз в беседке была. Она спросила, когда ты появишься, я ответила, что не имею понятия, пусть уточнит у тебя сама. У нее нет твоего номера? 
- Есть, - наряду с вполне объяснимой неловкостью Волконский ощутил досаду. - Она просто не любит звонить. 
- Ну извини, - язвительно сказала Настенька, - Не хотела препятствовать твоей личной жизни. 
- Не говори ерунды, нет у меня никакой личной жизни, - вырвалось у него непроизвольно. - Кроме тебя, - тут же поправился Волконский, хотя и в этом уже не был уверен. 
- Если "кроме меня", то у тебя ее действительно нет, - негромко сказала Настя. 

 * * * 
Позже он, привычно вечером выйдя на прогулку со собаками (Настенька осталась в коттедже, снова уткнувшись в свой ноут), после некоторого колебания набрал номер Лики (предчувствуя, что нарвется на язвительные колкости). 
- Ты меня разыскивала? Что-то случилось? 
- Да так, ничего, - разумеется, голос Анжелики звучал сухо, едва ли не неприязненно. - Просто хотела увидеться. -и после паузы, - Не знала, что у тебя есть внебрачная дочь. 
Не “булавочный укол”, а удар наотмашь. Волконский не так уж и удивился. 
- Настя не моя дочь.  
- Неужто племянница? - яда в голосе Лики прибавилось. На какой-то момент Волконскому показалось, что он просочится через аппарат. 
- И не племянница. 
Лика коротко фыркнула. 
- Еще скажи, что она совершеннолетняя. 
- Четыре года как полностью совершеннолетняя. Что-то еще хочешь узнать? 
Пауза. 
- Да, собственно, ничего, - наконец заговорила Лика усталым голосом. - Ты всегда был рисковым мужиком, Волконский. А теперь, видимо, тебя накрыл кризис среднего возраста. Могу только посочувствовать. 
- Взаимно, - он почувствовал досаду, при том отлично понимая, что все язвительные выпады Анжелики - не более, чем ревность. Ревность к непростительно молодой и красивой “сопернице”. Которая, к тому же, в ней, Анжелике, соперницы не увидела. 
Что также было объяснимо. 
Лика прервала связь первой. Ему было и неприятно, и неловко, но все же не настолько, чтобы настроение испортилось. На дворе стоял мягкий летний вечер, хотелось дышать полной грудью и абсолютно абстрагироваться от всех проблем - и нынешних, и возможных в будущем. 
Вернувшись, постучался в Настину комнату. Она не запиралась, но дверь периодически прикрывала. 
- Не хочешь пройтись? - спросил Волконский. - Погода прекрасная. 
Она дернула плечом, потом закрыла крышку своего ноутбука. 
- Вообще-то, я днем погуляла. Но если хочешь... 
- Тебе нужно двигаться. 
“Отлично, - холодно-иронично отметил “Вульф”, его альтер-эго, - Если это, по-твоему, единственный способ для нее справиться с депрессией, тебе прямая дорога в психолухи.” 
По губам Насти скользнула слабая улыбка. Бледная тень ее прежней - лучистой и озорной. Но хоть что-то. 
Волконского неожиданно посетила идея. 
- Как насчет велосипедной прогулки? 
Настя удивленно вскинула брови. 
- У тебя есть для меня велосипед? 
- К сожалению, только один. Ездить умеешь? 
Она чуть прикусила нижнюю губку. В глазах зажегся интерес. 
- Давно не практиковалась. Но в детстве гоняла на велике с удовольствием. 
- Значит, и сейчас все получится. 
Свой городской велосипед Aspect он содержал в хорошем состоянии. Вывел его из гаража. 
Настя, облаченная в потертые джинсы и футболку, выжидательно смотрела. 
Волконский подвел к ней велик. 
- Садись. 
После небольшого колебания она повиновалась. Он отпустил руль. 
- Теперь езжай. 
Поначалу она крутила педали неуверенно, но быстро освоилась. Проехала с десяток метров по асфальтированной поселковой дороге, вернулась. Он с удовлетворением отметил, что на щеках ее появился румянец. И взгляд огромных темных глаз определенно оживился. 
- Здорово, - сказала Настя, - Мне честно нравится. 
- Ну, значит, купим и тебе велосипед. Станем совершать совместные прогулки. 
Несколько секунд она пристально смотрела на него. 
- Иногда мне кажется, что ты действительно... 
“Меня любишь”, читалось в ее взгляде. 
- Тебе не кажется, - ответил “Вульф” слегка подсевшим голосом.  
Она отвернулась, опять ставя ступни на педали. 
- Немножко покатаюсь, ты не против? 
Он лишь пожал плечами. Лед, похоже, тронулся. По крайней мере, начал трескаться. 
- Соблюдай осторожность, - на всякий случай сказал Волконский, в ответ услышав насмешливое фырканье. Она ускорилась и укатила вперед. Он остался стоять напротив коттеджа, глядя ей вслед. “Внебрачная дочь”, ага. 
 Хотя кое в чем Лика была права - он действительно порой видел в Настеньке ребенка. 
 * * *
 
С велосипедной прогулки Настя вернулась раскрасневшейся и оживленной. Соскочив с велосипеда, даже импульсивно чмокнула Волконского в щеку, но как только его руки машинально обвились вокруг ее тонкой талии (“Хрупкой”, машинально отметил Сергей), тут же ощутил, как она моментально напряглась.  
- Пожалуйста, - прошептала Настя. Он, разумеется, понял, что означает это “пожалуйста” - она не хотела близости. По крайней мере в настоящий момент. Разумеется, он мог настоять... но чем в таком случае отличался бы от ее мальчишки, этого юного насильника, не способного держать себя в руках? 
Волконский мягко отстранился от Насти, тихонько отвел от ее щеки прядь слегка растрепавшихся волос. И взялся за руль велосипеда, чтобы вновь поставить его в гараж. 
 * * * 

[ol]
5. Глава 5.Денис...Подловили меня на улице, легко и просто. “Как щенка белогубого”, по выражению отчима. Расслабляться не следовало, а я расслабился. В конце концов, две недели прошло после того, что случилось в Настиной квартире, между