– Гамбит – это принесение в жертву шахматной фигуры, как правило, пешкой, для улучшения своего игрового положения. – С таким выражением лица, как будто так и должно быть, и он ничего предосудительного не говорит, Радар бросает Снежане вот такое оскорбление, максимально сравнивая её и ставя на один уровень с пешкой.
И Снежана аж задохнулась в себе от такого открытия ею с настоящей стороны Радара, кто с ней совершенно не считается, считая её всего лишь за пешку. Но об этом не сразу, а сперва она хочет разобраться и понять, какую ещё из неё он собирается делать жертву, и разве его ещё мало того, что он её тут сравнил с пешкой.
– Это ещё как понимать?! – из недр своей чувственной очень души поднимается возмущённый дух Снежаны, требовательно так спрашивающей Радара, осаживая его в себя от непонимания того, что так раззадорило в сторону раздражения Снежану. – Каким образом вы тут собираетесь жертвовать мною? И что это ещё оскорбление в мою сторону этим сравнением меня с пешкой.
И уж Радару нужно отчаянно постараться, чтобы выкрутиться из этой, самим и созданной, тупиковой, сравни цейтноту ситуации. Где ему нужно немедленно дать самый содержательный и всё объясняющий ответ Снежане.
– Это не ты жертва и уж точно не пешка. – Быстро говорит Радар.
– А кто же? – всё равно ещё не верит Радару Снежана.
– Формально я.
– Тогда зачем тебе всё это? – ничего не понимает Снежана.
– Иногда надо пожертвовать собой демонстративно, чтобы получить для себя так всегда нужное время. – Многозначительно проговорил Радар.
– Но зачем? – а вот этим вопросом задался уже я, смотря на то скрытое и еле уловимое теперь ко мне внимание, которое мне оказывает та девушка за столом, в моём личном представлении Снежана. И само собой ответ на свой вопрос я не получаю. Впрочем, у меня есть и другие вопросы к Радару, относящиеся к вопросу доверия к его словам. Где реальность как бы выступает против его утверждения заинтересованности этой девушки во внимании ко мне, где я, следуя его словам убеждения, и надумал себе о ней всякую чертовщину. Тогда как у неё окромя меня есть своя занятость хотя бы тем здоровенным типом, с которым она сидит за одним столом, и явно не случайно, раз она время от времени с ним перекидывается замечаниями. И только то, что она сидит ко мне лицом, как, впрочем, и к своему спутнику, не делает меня к ней ближе и центром притяжения в ней всего личного.
– Так она не одна. – Делаю замечание я.
– Только физически и пока. – Контраргументирует Радар. – А так-то ей уж давно не сидится на одном месте и желается сторонних приключений.
– Ах, вот куда ты меня втягиваешь. – Усмехаюсь я, в шутку его спрашивая. – И какие у меня в этом случае есть шансы?
– Самые максимальные. – На полном серьёзе говорит Радар и начинает обосновывать это своё мнение.
– Ну, это на поверхностный взгляд. – Демонстрирую сомнение я. – И вообще, на кой мне всё это надо? – А вот здесь уже во мне прослеживается возмущение насчёт навязывания мне этой, совершенно ненужной мне связи. Где рисков куда как больше, чем интересных для меня моментов в общении с красивой дамой, единственное, что пока я могу о ней сказать. А вот такая её тяга к авантюрным поступкам на грани, не характеризует её как разумную и умную личность. И тогда какой интерес общаться с дурой, разве что только не в интеллектуальном плане.
На что у Радара есть что сказать.
– Предположу и предложу сказать, что для черпания для себя знаний. – Вот такое мне говорит Радар.
– Это ещё каких? – чего-то не пойму я.
– Самых откровенных. Как тебе насчёт таких.
А я опять мало что понимаю и оттого так настойчиво его спрашиваю. – Ты говори толком.
– Скажем так, чувственные и сердечные удовольствия не могут быть для человека самоцелью. Он всегда стремится к новым знаниям, которые по сути облекают собой все виды форм человеческих поступков. Вот и в случае налаживании с ней, пусть и тайной связи, в чём я ничего не вижу столь предосудительного, каждый из вас обретет для себя новые знания. – Даёт разъяснение Радар.
– Хорошо. – Как бы принимаю я его позицию. – Если принять за основу эту твою теорию о побудительных поступках человека, то получается, что её знания о своём дружке являются основным доводом завести интрижку на стороне, в данном случае со мной. – Вот такое делаю предположение я.
– Вполне вероятно. – С долей неуверенности говорит Радар, ещё не понимая, куда я клоню.
– И выходит, что знания о нас не оберегают нас от, скажем так, неблаговидных поступков в нашу сторону. – Резюмирую я.
– Ну, есть такое. – Нехотя соглашается Радар.
– И тогда зачем мне накапливать в себе новые знания, если, как говорил один мудрец прошлого, многие знания рождаются многие печали? – спрашиваю я.
– Наверное, потому, что они для нас душевная подпитка, без которой мы начинаем с ума сходить. – Даёт ответ Радар.
– Ладно. Я принимаю твои доводы. Но с чего ты решил, что её перетянет в мою сторону, сторону неизвестности, когда на другой стороне будет находится уравновешенность ситуации с её спутником, о ком у ней всё ясно и тут не нужно бояться сюрпризов? – спрашиваю я.
– Потому, что вы уже находитесь на одной стороне, стороне поиска себя в новом формате и при новых обстоятельствах жизни. А это сближает и... Сам на это в ней посмотри. – Говорит Радар, и я полностью погружаюсь в лицезрение этой авантюристки по какому-то счёту, интересующейся жизнью и собой через меня, выступающего для неё инструментом фокусировки себя.
И, конечно, как только я к ней проявил повышенное внимание, она принялась уходить от моих прямых взглядов на неё, разжигая во мне активность головного мозга через ревность к её дружку, к которому у неё вдруг возникла демонстративная чувствительность и она решила своей рукой что-то на его голове поправить, смотря ему глаза в глаза так проникновенно пристально, что я почувствовал упадок сердечных сил при виде того, как она всё это делает в наказание мне, такому бестолковому и пассивному. А вот был бы я порасторопней, то я бы давно приступил к осуществлению с ней вместе разработанному плану по устранению её подонка дружка Валеры с нашего совместного пути, подменив его заказ на приворот в моих руках.
И мои руки, ухватившие на этом месте зачем-то бокал, прямо обожгло от таких, не самопроизвольно пришедших мыслей, а они мне были внушаемы этой красоткой, о которой у меня теперь были явные подозрения об отличном знании друг друга, и которая одним глазом всё-таки на меня с укором и ожиданием того, когда я, наконец-то, приступлю к задуманному вместе с нею плану смотрела.
А я ничего понять и сообразить не могу насчёт всего этого с её стороны нагнетания на меня такого, что совершенно не отложилось в моей памяти.
– Но приворотное зелье ведь заказал. – Сам себя ловлю на том, что я тут при делах.
– Я рефлекторно. – Как-то странно я оправдываюсь.
– Это только подтверждает мной утверждаемое. – Ставит меня в тупик мой внутренний голос. – Рефлекс и есть реакция на внешнее раздражение. И значит, оно в твою сторону было.
– Но я ничего не помню. – Отчаянно сопротивляюсь я неизбежному. Впрочем, я лукавлю. Передо мной вдруг, хоть и не сильно отчётливо, а скорей в визуальной картинке додуманного предстает разговор со стороны между точно не скажу кем и этой красоткой, которая при этом почему-то обращается к этому человеку в соприкосновенной близости от неё через меня, хоть и смотрит в упор на него любовным накалом, чем и давит запредельно на этого человека рядом с ней и вроде бы на меня.
– Ты меня любишь? – с вот такого откровенного шантажа начинает она давить на меня. И не трудно вообще понять, что последует после моего, безальтернативного, однозначного ответа «да». Она потребует от меня доказательств этой к ней любви, самого чистого чувства. Вот только методы его доказательства почему-то должны в себе содержать самые низменные и преступные характеристики.
Но так как у меня нет другого выхода, как поддаться своим чувствам к ней, железной хваткой страсти схватившейся в меня, то мой ответ ей только один. «Да». – Отвечаю я.
– Тогда почему мы до сих пор не вместе? – прям изумляет меня она этой своей предсказуемостью в плане направить меня на путь преступления.
– Мы вместе. – Пытаюсь хитрить я, всё переводя в шутку. Что не пройдёт, и она надувает губы и отстраняется от меня. И я вынужден идти на попятную.
– Что ты всё-таки хочешь, чтобы я сделал? – через внутреннее сопротивление спрашиваю я.
– Мы с тобой это сто раз уже обсуждали. – В ней вновь чувствуется ко мне интерес.
– И я сто раз говорил, что твой план слишком опасен. – Отвечаю я.
– Что ж, раз ты так считаешь, и тебя только своя шкура волнует, то мне ничего не остаётся делать, как сегодня опять притворяться и быть для него самой примерной женой, если ты правильно всё это понимаешь. – Тяжко вздохнула она, запредельно раздразнив мою ревность представлением того, что это значит.
[justify]–