Паритет

Неправильной эмоции просто не на что было опереться в реальности, и она умирала, как растение без почвы.
Идея, озвученная на закрытом совещании Стратегического Комитета Паритета, стала новой аксиомой: «Чтобы имущество было общим – чувства тоже должны стать общими. Частная, неразделённая радость – такая же эгоистичная угроза общественному благу, как и частная собственность. Она создаёт тени там, где должен быть ровный свет. Её необходимо социализировать».
Мир вступил во вторую фазу. Если первая касалась кошельков и банковских счетов, то вторая нацелилась на души и синапсы. Начиналась великая, тихая, алгоритмическая гармонизация внутреннего мира. Цель была та же – безупречный ноль на графике расслоения. Теперь – графике чувств.
 
НОВЕЛЛА 2: КОРРЕКЦИЯ ДУШИ.
 
Кабинет Ирины назывался не «психолог», не «социальный педагог». На табличке из матового пластика значилось: «Эмоциональный регулятор. Сектор калибровки учебной атмосферы». Её рабочий инструмент — не сердце и не опыт, а Панель агрегации аффектов. На огромном экране в реальном времени пульсировали тридцать шесть цветных значков — по числу учеников в классе 7-«Г». Каждый значок был связан с браслетом третьего поколения «Гармония-3М», а тот, в свою очередь, — с сенсорами на теле ребёнка, микрофонами в классах и камерами с алгоритмом распознавания микромимики.
Зелёный сектор — «Оптимальная устойчивость». Жёлтый — «Фоновые отклонения». Красный — «Эмоциональная аномалия, требующая вмешательства».
Ирина не «работала с детьми». Она мониторила показатели. Когда загорался красный, система сама предлагала варианты. Для вспышки гнева — протокол «Охлаждение»: вибрация браслета и автоматическая отправка уведомления родителям с шаблоном «Ваш ребёнок продемонстрировал несоответствие эмоционального профиля учебной ситуации. Рекомендуется повторение Домашнего курса «Управление импульсами». Для приступа смеха — протокол «Стабилизация»: через наушники транслировался успокаивающий белый шум, пока показатель не возвращался в зелёную зону.
Сегодня утром система выделила два случая.
Случай 1. Значок мальчика по фамилии Котов залился алым. Источник: камера в спортзале. Алгоритм определил: «Пиковое состояние эйфории (победа в эстафете)». Риски: провоцирование чувства неполноценности у проигравших, нарушение равномерного эмоционального фона коллектива. Ирина, не отрываясь от экрана, активировала предупреждение. На браслет мальчика и на экран классного терминала вывелось сообщение: «Твоя радость превышает ситуационную норму и может причинять дискомфорт одноклассникам. Пожалуйста, вернись к учебному процессу. Рекомендовано: 5 минут дыхательных упражнений по схеме «Равнение»». Ирина видела, как на камере улыбка слетела с его лица, будто её стёрли ластиком. Показатель пополз к жёлтому. Успех.
Случай 2. Значок девочки  мигал в жёлто-красной гамме. Диагностика: «Устойчивый фон меланхолии». Сопутствующие данные: вчера вечером в домашнем чате родители подтвердили «утрату домашнего животного (кошка, кличка «Муся»)». Ирина, следуя протоколу, отправила запрос на «сеанс позитивной корректировки». Девочку на перемене проводили в белую, звукоизолированную капсулу «Релаксариум». Там она пятнадцать минут слушала специально сгенерированную звуковую дорожку, вызывающую выброс эндорфинов. Когда она вышла, её глаза были сухими, лицо — спокойным. Показатель стабилизировался на нейтральной зелёной границе. Работа сделана.
Ирина была эффективна. Её хвалили в ежеквартальных отчётах за «поддержание стабильно высокой степени эмоциональной гомогенизации учебных коллективов». Она верила, что делает благо: защищает детей от боли, от чрезмерных страданий, от травли из-за излишней радости. Она спасала их от неравенства переживаний.
До тех пор, пока система не выдала красное предупреждение на её собственный, домашний монитор. Объект: её сын. Артём. Десять лет.
Аномалия была не в нём самом, а в его реакции на других. Алгоритм, анализирующий его просмотры образовательных роликов, заподозрил неладное. Артём слишком долго задерживался на кадрах, где демонстрировались исторические хроники (голод, разрушения). Его пульс и кожно-гальваническая реакция резко менялись, когда в мультфильме для общего развития кто-то из персонажей испытывал боль. Система вынесла вердикт: «Устойчивая, неконтролируемая эмпатическая отзывчивость на негативные стимулы. Высокий риск формирования «синдрома избирательного сострадания», нарушающего принцип равного эмоционального дистанцирования».
Ирина впервые за долгие годы испытала не профессиональный интерес, а животный ужас. Она поняла сразу. Это был не просто «жёлтый» случай. Это была одна из самых страшных, с точки зрения Паритета, аномалий. Сострадание — это крайняя форма эмоционального неравенства. Оно избирательно. Оно заставляет ставить чужую боль выше абстрактного «общего блага». Оно делает человека неравным тем, кто спокойно прошёл мимо. Оно — прямая угроза основам Эгалитариума, где главная добродетель — ровное, одинаковое для всех безразличие.
Ей пришло официальное, но «заботливое» уведомление из Департамента Семейной и Возрастной Гармонии. Там не было угроз. Было предложение помощи. «Уважаемая Ирина Сергеевна. В рамках программы «Раннее выявление и мягкая коррекция эмоциональных дисбалансов» вашему сыну рекомендован специальный курс. Индивидуальные сессии с детским Эмоциональным Гармонизатором, направленные на выработку здоровой психологической резистентности и устранение гипертрофированной аффективной связи с чужими негативными состояниями. Цель: приведение эмоционального профиля в соответствие с возрастными нормами Паритета. Мы заботимся о будущем вашего ребёнка в нашем общем, справедливом мире.»
«Мягкая коррекция». Она знала, что это такое. Это не больно. Это страшнее. Это последовательное, методичное отключение определённых нейронных связей. Учат не чувствовать так. Учат чувствовать как все. Артёма научат не страдать за другого. Научат видеть в чужой боли не трагедию, а статистическое событие, не имеющее к нему личного отношения.
Она посмотрела на Артёма. Он сидел на полу, склеивая модель старого, допаритетного парусника — хобби, которое ещё не запретили, но уже считали «эксцентричным». Он был сосредоточен, его лицо светилось тихой вовлечённостью. Таким его и хотели сделать — вовлечённым лишь в санкционированные, нейтральные процессы. Любовь к бездушному пластику — разрешена. Любовь к страдающему существу — патология.
Бежать? Куда? Весь мир — один «Эгалитариум». За границами агломераций — лишь автоматизированные сельхоззоны и роботизированные добывающие комплексы, управляемые теми же алгоритмами. Нет диких лесов, нет вольных сообществ. Есть только разная степень контроля.
Ирина поняла, что её личная драма — это не случайность. Это микроскопическое, точное повторение драмы всей цивилизации. Система, созданная для борьбы с несправедливостью, объявила вне закона самое её тонкое проявление — избирательную человеческую доброту. Потому что доброта к одному — это «несправедливость» по отношению к другому, кого ты не пожалел. Любовь к конкретному сыну — это вызов системе, которая требует любить всех детей «в среднем», одинаково и на расстоянии.
Она подошла к окну. Напротив, на фасаде детского сада, горел неоном лозунг: «СЧАСТЬЕ ОДНОГО — ОСНОВА НЕСЧАСТЬЯ ДРУГОГО. БУДЬТЕ РАВНЫ В СВОИХ ЧУВСТВАХ».
Ирина обняла себя. Она не плакала. Её браслет, фиксируя спазм в горле и учащённое сердцебиение, уже готовил успокаивающий импульс. Она должна была принять решение. Отдать сына на «коррекцию» и сохранить ему место в этом ровном, безопасном, мёртвом мире. Или… Или что? Попытаться сохранить в нём эту искру несправедливой, эгоистичной, прекрасной человечности, обрекая его на вечную войну с самой тканью реальности и на свою собственную гибель как служащей системы.
Она смотрела на его согнутую спину, на руки, бережно держащие хрупкие детали корабля. Корабля, для которого не осталось ни моря, ни ветра, ни горизонта.
Тихий, едва слышный щёлк её браслета вывел из ступора. Предупреждение: «Обнаружено продолжительное состояние экзистенциальной неопределённости. Во избежание принятия неоптимальных решений, активирован протокол «Ясность».
В ухе зазвучал спокойный, алгоритмический голос — тот самый, что она целыми днями слушала на работе. Он