Произведение «Паритет» автора Олег Шваб - Литературный сайт Fabulae (страница 6 из 9)

клеточном уровне.
Ответом стала мобилизация всей научной мощи системы на новый фронт: биологическое выравнивание. Программа «Оптимизация генетического наследия» прошла эволюцию от мягкого к неумолимому.
Фаза 1: Административная. Обязательное генетическое картирование. Формирование пар для репродукции не по желанию, а по алгоритму, максимизирующему «средние показатели» и минимизирующему «пиковые отклонения». Лозунг: «Любовь — это желание дать ребёнку самый справедливый геном».
Фаза 2: Корректирующая. Для уже рождённых «отклоненцев». Детям с «гипертрофированными когнитивными способностями» прописывали курсы «нейростабилизаторов», мягко приглушавших «неуместное» любопытство и скорость мышления до среднего уровня. Тем, чьи тела были «биологически уязвимыми», назначали «терапию смирения» — комплексы, не столько укрепляющие, сколько приучающие к дискомфорту как к норме.
Фаза 3: Философская. Именно здесь логика Паритета совершила свой кульбит в абсолют. Аналитики пришли к выводу, корень всех социальных зол — страдание. Физическое и душевное. Они уже победили душевное, сделав его общим и приглушённым. Но физическое страдание — боль, болезнь, старческая немощь — упрямо цеплялось за материю. Его источник был ясен: уязвимое, болеющее, стареющее тело. Тело, которое ломается, болит, требует индивидуального ухода, отвлекает ресурсы. Тело, которое одним дарует здоровье на десятилетия, а других к сорока годам превращает в обузу.
Вывод был неизбежен, как решение уравнения: Тело — главный враг социальной справедливости. Пока оно существует в своём нынешнем, «природном» виде, равенство невозможно.
Так родился «Протокол Гуманного Снижения Биологической Вариативности», более известный в узких кругах как «Проект «Тихий Закат». Его внедрение, как и всё в системе Паритета, было поэтапным и обставленным безупречной логикой.
Фаза «Альфа»: Добровольность. Программа начиналась как акт высшего человеколюбия — «Медицинская гармонизация неразрешимого конфликта». Неизлечимо больным, чьи страдания не укладывались в «стандартные профили боли», предлагали «окончательное выравнивание». Реклама показывала улыбающихся стариков, добровольно входящих в светлые палаты «Последнего покоя». Это был краеугольный камень: система не убивала. Она предлагала разумную альтернативу несправедливым страданиям. Отказников почти не было.
Фаза «Бета»: Рекомендательная. Когда принцип был принят, логика потребовала расширения. Почему право на избавление от страданий — только у безнадёжно больных? А как же те, чья «биологическая полезность» упала ниже определённого коэффициента? Пожилые люди с низким «индексом социального возврата», хронические больные, требующие непропорционально много ресурсов? Для них вводились «Персональные рекомендации по оптимизации жизненного цикла». Не приказ. Вежливое, подробное, подкреплённое графиками заключение комиссии, доказывающее, что дальнейшее существование индивида наносит ущерб общему благу. Сопротивляться было не только антисоциально, но и нелогично.
Фаза «Гамма»: Системная. Добровольность стала рутиной, рекомендации — нормой. Настал этап финальной оптимизации. Появились Автоматизированные Центры Биологической Гармонизации (АЦБГ). Это были не больницы и не хосписы. Это были чистые, тихие, похожие на аэропортовые терминалы комплексы. Человек, чей «коэффициент жизни» опускался ниже критического порога (рассчитываемого алгоритмом на основе здоровья, возраста, вклада), получал электронный пропуск с маршрутом. Он приходил, сдавал браслет, проходил в капсулу «Окончательного выравнивания». Через двадцать минут его личный номер в базе данных переводился в статус «Цикл завершён. Ресурсы перераспределены». Ни тел, ни могил, ни записей. Только аккуратная запись в общем реестре и микроскопическая экономия энергии для агломерации.
Ландшафт мира начал меняться, отражая новую реальность. Роддома, эти некогда шумные символы будущего, теперь стояли с табличками на заблокированных дверях: «Репродуктивная программа приостановлена. Этическая причина: недопустимость создания новых форм биологического неравенства». В парках, где раньше цвели и увядали живые цветы, теперь стояли «Вечные сады» — конструкции из полимеров, имитировавших зелень, но не знавших ни роста, ни смерти. Идеальная метафора: жизнь, лишённая своего опасного, непредсказуемого цикла. А в специально отстроенных Музеях Допаритетного Хаоса можно было увидеть диковинные артефакты: разноцветные детские игрушки («провокаторы индивидуализма»), бумажные книги с «ненормированным эмоциональным зарядом», фотографии многодетных семей — как пример расточительной и этически сомнительной практики прежних веков.
Принципы проекта были безупречны с точки зрения этики Паритета:
Эвтаназия как высшая форма социальной заботы. Если тело причиняет владельцу некупируемые страдания (а любая хроническая боль, по новым стандартам, была признана «избыточной»), его утилизация — это акт милосердия к индивиду и освобождение ресурсов для коллектива. Процедуру называли «Окончательной гармонизацией».
Прекращение «гонки за долголетием». Все исследования в области продления жизни, лечения тяжёлых возрастных заболеваний были заморожены. Продолжать их означало создавать новое, чудовищное неравенство — между теми, кто сможет себе это позволить, и теми, кто нет. Старость перестали «лечить». Её стали администрировать, обеспечивая стандартный, безболезненный уход к финалу.
Свёртывание репродукции. Этот пункт стал апофеозом. Было объявлено: этически непозволительно рождать нового человека, обрекая его с первого вздоха на неравенство с уже существующими. Неравенство здоровья, таланта, срока жизни. Прекращение деторождения было представлено не как трагедия, а как высший акт коллективной ответственности. Зачем умножать страдания? Зачем плодить новые вариации несправедливости? Лучше тихо, с достоинством, завершить цикл.
Общество подошло к пределу. Законы биологии, эти древние, слепые, жестокие механизмы естественного отбора, оказались реакционнее любых экономических законов. Они сопротивлялись уравниловке на фундаментальном уровне. И чтобы спасти принцип, пришлось усомниться в самом материале, из которого принцип пытались слепить. Социальная справедливость, доведённая до своего логического абсолюта, упёрлась в единственный возможный вывод: идеальный Паритет возможен только между несуществующими субъектами. И система, не моргнув глазом, сделала следующий шаг. От регулирования жизни — к регулированию её прекращения. От борьбы со страданием — к ликвидации самого его носителя. Это был не злой умысел. Это был чистый, холодный, безупречный вывод из исходной аксиомы. И мир, заворожённый этой безупречностью, молча согласился.

НОВЕЛЛА 3: СМЫСЛОВЫЕ ОТХОДЫ.

Он не помнил своего имени. В системе он числился как Код 81-Дельта. Должность: Специалист по семантической санации исторических массивов. Сектор: Архив доктринального наследия. Его мир был миром не камня и плоти, а пикселей и метаданных. Бесконечные коридоры виртуальных хранилищ, где пылились петабайты информации, признанной «исторически релевантной, но семантически устаревшей». Его задача была проста: находить в старых документах, докладах, даже художественных текстах концепты неравенства и либо стирать их, либо помечать грифом «Архаичный конструкт. К ознакомлению не предназначен».
Работа была монотонной, почти медитативной. Алгоритм сканирования выискивал ключевые слова: «гений», «талант», «священная материнская любовь», «личная трагедия», «неповторимость». Код 81-Дельта затем вручную проверял контекст и выносил вердикт: в утиль или в карантин. Он был последним фильтром перед полным забвением. Он стирал само свидетельство о том, что мир когда-то был иным. Это называлось «гигиена коллективного сознания».
Однажды алгоритм зацепился за глубоко законсервированный кластер с меткой «Черновики. Стратегическая группа «Генезис». Годы 70-110 П.Э. (Пост-Уравнения)». Доступ к нему должен был быть заблокирован, но по какой-то ошибке устаревшей маршрутизации кластер