что и она не могла того не заметить. Она увидела чувства своего партнёра и… влюбилась сама! Да, она уже была в силах родить в себе такое чудо!
Весь день Майкл и Ангелина проводили вместе, репетируя роли, но и потом не расставались. Они гуляли в парке или же просиживали вечера в кафе. И Роман, принимая всё это как должное, осознавая, что данный этап его жизни вскоре закончится, тем не менее, всё же наполнялся ревностью!
— Что же я делаю!? Ведь моя Ангелина не здесь, она ждёт меня в другом мире! Это не она! — и он нещадно хлопал себя по щекам ладонями, стараясь болью изгнать глупые чувства.
Но тут же, вглядываясь в заламывающую руки на сцене Ангелину, стонал:
— Нет, но ведь это она!!!
А наша несчастная героиня наблюдала со стороны, словно сидя в зрительном зале, все коллизии происходящего. Она видела муки Романа, но, не в силах помочь ему, и сама не знала, как же ей на это реагировать. Как она должна относиться к человеку, который, любя её, испытывает чувства к другой, которая… тоже она!?
— Я, наверное, сойду с ума! — шептала девушка. — Ведь это же неестественно — ревновать своего любимого к самой себе! Господи, как же здорово, что я не стала клонировать Романа! Что бы могло получиться тогда? Нет, даже думать не хочу! Нужно скорее покинуть это гадкое время, пока остатки разума ещё теплятся в моей голове. Бежать отсюда!
И Ангелина даже улыбнулась такому неожиданному решению, а рука сама потянулась к заветной горошинке. Но вдруг горячая мысль хлестнула по её сердцу, как бич ката по беззащитному телу ребёнка:
— А что если я уйду отсюда, а он останется!?
Сердце на миг остановилось и тяжко упало к ногам девушки. Казалось, сама Смерть бесцеремонно прикоснулась к нашей Ангелине, смрадно дыхнув в лицо.
— Нет! Ни за что! Что бы ни случилось, я буду здесь, пока он не поймёт всё! Я должна быть уверена, что он вернётся! И не просто так, а потому что без меня он жить не сможет!
И Ангелина успокоилась, словно кто-то нашептал ей в ушко ответы на все вопросы, терзавшие её. А, успокоившись, она поняла, что и как ей нужно теперь делать!..
Генеральная репетиция прошла успешно. Зрителей набралось довольно много, и среди них клонов были единицы. Успех обрадовал Романа, ещё бы, ведь игру клона оценили люди реальные и оценили высоко!
— Вы все молодцы! — скромно похвалил он свою небольшую труппу после прогона. — Но всё же завтра, на премьере, вы должны играть во сто крат лучше. Вы должны умирать на сцене! Вот тогда действительно будет успех!
Актёры, находясь в бодрой эйфории триумфа, с готовностью пообещали своему Мастеру умереть на сцене.
— Но после смерти вы должны обязательно воскреснуть! — улыбнулся, но как-то не очень весело, режиссёр.
И на это тоже все согласились с воодушевлением. Нужно сказать, что состав труппы был менее чем скромен: кроме трёх нам уже известных персонажей, были ещё четверо клонов, но они исполняли роли практически статистов. В романе Романа, а, следовательно, и в пьесе, были три главных персонажа — Поэт, его возлюбленная и персонаж, выдуманный автором, но становящийся реальным, в который и влюбляется его создатель. Ради него он бросает свою возлюбленную, легко оправдывая это тем, что любовь — превыше всего! И вы сами можете представить весь трагизм нашей героини, которой пришлось играть возлюбленную Поэта, но им впоследствии отвергаемую!
— Итак, все свободны до завтра. А я же проведу эту ночь в театре. Возможно, придётся подправить кое-какие мелочи. Так что будьте готовы к сюрпризам!
Майкл и Ангелина, радостно помахав руками Мастеру и Маргарите, сцепились друг с другом пальчиками и резво помчались к выходу.
— А ты что же?
— А я тоже останусь здесь, — улыбнулась Маргарита. — Не хочется выходить из атмосферы спектакля.
— Хорошо. Тогда, пожалуйста, поработай над своим прощальным монологом, а то в нём недостаточно горечи, а ведь расставание с любимым равноценно встречи со смертью. Будь твой жизненный опыт побольше, ты бы это знала вернее!
Маргарита едва сдержала себя от резкости по поводу малости своего опыта в расставании с любимым, но лишь покорно склонила голову:
— Хорошо, я поработаю.
— Тогда я приду посмотреть…
X
Роман спать не мог. Он бродил по полутёмным помещениям театра, тщетно пытаясь успокоиться. И не столько предстоящая премьера вызывала трепет душевный и сердечный, тут всё было ясно и определённо, по крайней мере, не должно было произойти досадных сюрпризов. Актёры молодчаги, не подведут!
Но что-то иное давило и угнетало. Да и знал Роман, что это, но боялся вдумываться и вслушиваться в себя, реально представляя, чем это может окончиться.
А окончиться всё может полным презрением себя и грандиозным самобичеванием. В другой обстановке это было бы и полезно, но теперь, когда поэт был в долгу у тех, кого сам увлёк своею идеей, такие эксперименты были неприемлемы.
Бродя по тёмным коридорам и сумеречным залам, Роман пытался настроить себя лишь на предстоящий спектакль, но перед глазами всё время вставал образ любимый, единственно родной. Да, он был тот, который воочию мог лицезреть поэт каждый день, но именно теперь, в полутьме, наполненной тишиной, как воздух в грозу озоном, пришло уяснение истины. Нет, это всё-таки была не его Ангелина! И два чувства вгрызались в сердце: досада на невозможность явления любимой здесь, но и облегчение, что она, живая и любящая, ждёт его там, в реальном времени!
— Я глуп! Глуп, как учёный накануне великого открытия! А ещё я отвратительно мерзок! Я ведь так боюсь поверить в её любовь! Хотя в себе почему-то не сомневаюсь!
Роман зло усмехнулся этой мысли.
— А она, несчастная, ждёт меня, роняя святые слезинки, не понимая, в чём же она провинилась передо мною!
Поэт остановился, и ноги его не выдержали вес плотного, безукоризненно сложенного тела. Оно, обмякнув, как мокрая палатка, лишённая опоры, медленно опустилось на толстый мягкий ковёр.
Несколько минут пролежал Роман неподвижно. Но не мог же он так валяться вечно, иначе мы бы не закончили своё повествование или мне пришлось бы придумывать какой-нибудь фантастический выход для окончания сюжета. Но ведь я ничего не сочиняю, я лишь записываю то, что происходит, вы же это помните?!
Роман как-то разом сбросил с себя оцепенение и рывком поднялся:
— Всё! Хватит распускать сопли, как гриппозный больной! В чём проблема, дружище? — Ласково обратился он сам к себе. — Хочется домой? Так вали!
Улыбка осветила лицо поэта, словно в глаза ему воткнули пару светодиодов.
— Вали! Но прежде доделай до конца дело здесь! Постарайся, чтобы в этом времени тебя никто не стал вспоминать, как презренного, кичливого трепача!
Роман тихонько подходил к сцене, стараясь не выдать себя неосторожным звуком. Он ещё за пару десятков метров услышал голос, доносящийся оттуда, и понял, что это Маргарита работает над монологом. И поэтому ему не хотелось смущать девушку своим появлением, но услышать и увидеть её было просто необходимо.
Роман осторожно подкрался к тяжёлым занавесям и осторожно раздвинул их.
Маргарита стояла на коленях и читала свой монолог. Волосы её, всегда такие обычные, некрасивые, сейчас, в свете разноцветных софитов, казались радугой, которой надоела однообразная коромысленная поза, и она вырвалась на волю, заплясала, целиком отдавшись застоявшейся фантазии!
В первые мгновения Роман даже не слышал слов, вернее, не понимал их, без остатка отдавшись чудесному зрелищу! Он словно впервые увидел эту девушку, её блестящие, горящие глаза, её изящные руки, живущие, казалось, своею, отдельною от тела жизнью! А губы Маргариты, матово и влажно сверкая, источали такой соблазн, что хотелось нежно-нежно прижаться к ним губами своими, наполнившимися неукротимой жаждой!
«Что же это со мной!? Как же я раньше не увидел такое чудо!? — мысли в голове Романа совсем обалдели, не понимая, что же они должны выражать. — Неужели эта та самая девчонка, которую я упрекал в нечувствительности!? Да, но что она говорит? Надо же послушать!»
А девушка как раз заканчивала прощальный монолог. Вот сейчас она скажет последнюю фразу, и Роман выйдет из-за портьеры и встанет перед нею на колени, прося прощения за свои давешние грубые слова!
Но Маргарита, закончив монолог, не остановилась, а продолжила, и слова эти, звучавшие в унисон с предыдущими, были совсем иного смысла.
— Любимый мой! Я виновата перед тобой! Только я! Знать, не так я тебе прошептала про любовь свою, не те слова излились из сердца моего! Не таким нежным взглядом я ласкала глаза твои! И жар тела страждущего моего не был достаточен, чтобы воспламенить тело твоё! Прости меня за это! Я знаю, ты самый честный, самый порядочный, и именно это тебя и увело прочь. И поначалу я тебя в том винила, не понимая глупой юной головой своею всё твоё величие! Да, величие, ведь для меня — ты велик! Так прости меня и за это! Но ты ведь любишь меня, любишь всё больше и больше, я это чувствую сквозь все времена, расстояния и мысли! Я чувствую тебя! Я слышу биение твоего измученного сердца — вот оно стучит по груди, словно молоток скульптора, украшающего древние гробницы! А вот натужно поскрипывает, как перо писца или камышовая палочка, царапающая засыхающую глину. Но иногда оно вдруг запоёт, зазвучав струнами древних гуслей, и я тоже слышу это прямо в себе! И тогда воображение моё живо рисует, как великий Веласкес, самые удивительные картины, в которых мы вместе, укутанные любовью и нежностью! И я знаю, я верю, что и ты тоже слышишь сердечко моё, ведь оно так громко стонет, а иногда и кричит: любимый мой, где ты!?
Маргарита упала на пол сцены, и Роман отчётливо увидел, как из её прикрывшихся глаз хлынули слёзы. Она лежала молча, не вздрагивая, и только прозрачные ручейки наперегонки сбегали с бледных щёчек.
Но наш поэт не мог пошевелиться, он, кажется, не мог и дышать. Ведь каждое слово, произнесённое девушкой, острым дротиком впивалось в его разрывающееся сердце. Ведь все те слова — о нём! Да, все!
Но разве могут быть такие совпадения!? Роман понимал, что сходит с ума, но это почему-то не волновало. Вдруг всё стало безразлично. Он, не выдав Маргарите своего присутствия, тихо пошёл прочь от сцены…
Утром, когда актёры собрались на последнюю репетицию, Мастер буднично сообщил:
— Главную роль будет играть Маргарита!
XI
Роман из-за кулис наблюдал за ходом спектакля, но органы чувств его сегодня функционировали избирательно. Он как-то равнодушно внимал игре Майкла и Ангелины, но мгновенно замирал, напитываясь волнующим зудом, когда на сцене появлялась Маргарита. Он не чувствовал своего организма. И тело, и конечности, и даже само сердце, казалось, были мёртвыми, вернее, уснувшими или онемевшими. Поэт как встал вначале спектакля, неловко накренясь на правый бок, так и замер в этом положении. И ни боль, ни тяжесть не причиняли неловкости Роману. Он ничего не ощущал, кроме ненасытного желания любоваться Маргаритой, улавливать каждый её жест, каждый вздох, каждое слово…
А зал, заполнившийся к удивлению труппы почти до предела, жил
