кстати, мой гешефт?
- Продление лицензии, выданной канцелярией Его Императорского Величества Николая Павловича на спаивание православных от 1831 года на момент до возвращения советской власти.
- Ну, это по умолчанию. Что еще?
- Передача в долгосрочную аренду зданий Большого Театра в Москве и Эрмитажа в Питере для организации шинков по месту нахождения. Прижизненное собрание сочинений Максима Горького с автографом автора. Пост Председателя «Союза за освобождение Украины имени Симона Петлюры».
- И урна с прахом Генриха Ягоды, - быстро сказал Банкер, - Я детям обещал. Она в правом углу Мавзолея прикопана.
- Согласен. И все же, если не секрет, что с Москвой делать будете?
- Да, идей то много. Христа Спасителя в синагогу переделаем. Для понта. А так... Да что и раньше делали - деньги. Лет пять продержимся, а там, глядишь, рынок отрастет – сунем каким-нибудь лохам. Может, к тому времени, и вы обратно из-за Волги вылезете. Поможем, профинансируем очередной поход нойонов Чингиза. Дело привычное.
- Но, глядите, чтобы без обмана. Хазарейский каганат по полной программе.
Отъезжая от обшарпанного здания шинка, Афанасий Степанович подумал с уважением: Вот таракан! Чем другим хуже, тем ему лучше.
Картина 7. Коронация. Двадцать лет спустя.
Каган Великыя Белыя и Мвлыя Хазарии Соло Бан принимал в столице каганата Мосхе посла Золотой Орды по случаю своего обрезания на царство. Посланник Великого Пути Хана нойон Афа Чуб-Чи вошел в зал в сопровождении послов Синей и Белой орд, вольного города Тамбова и Далай-ламы. По стенам жались представители покоренных каганатом народов – от могучих некогда эстонцев до почти вымерших вайнахов.
Обменявшись восточными любезностями, приступили к обмену подарками.
- Эй, Медвед, - кликнул Каган старшего евнуха, отвечающего за материальное обеспечение праздника, - Открывай.
Толпа дружно охнула. На постаменте стояла ДЕЙСТВУЮЩАЯ модель Саяно-Шушенской ГЭС. Потоки воды крутили маленькие турбины, горели разноцветные лампочки, и ездили по плотине почти настоящие автомобили.
- Такой подарок дорогого стоит, - поклонился посол. Работающим сакральный символ нашей орды видели только старики. Надо сохранять память об ушедшей навсегда великой эпохи электричества.
Он щелкнул пальцами. Слуги внесли встречный подарок и водрузили его на стол. Каган понимающе хищно улыбнулся. Перед ним стояла точная копия деникинского бронепоезда, в 1919 году чуть не дошедшего до Москвы. На борту виднелась надпись «ЕДИНАЯ РОССИЯ».
Каган поставил модель себя на колени и, подрагивая поочередно ляжками, запел древнюю песню на забытом языке: « По кочкам, по кочкам, по маленьким мосточкам. В ямку – бух».
« По кочкам, по кочкам, по маленьким мосточкам. В ямку – бух».
« По кочкам, по кочкам, по маленьким мосточкам. В ямку – бух».
« По кочкам, по кочкам, по маленьким мосточкам. В ямку – бух».
ЧАСТЬ 3. El sueño de la razón produce monstrous.*
Картина 1. Без головы.
Мчался, мчался по окружной московской трассе черный автомобиль, озаряемый огнями придорожных фонарей, выл надрывно сиреной и устало крутил никому не нужной мигалкой. Позади оставалась страшная и непонятная страна, отгороженная от него глухим голубым забором.
Афанасий Степанович очнулся от навязанного ему сновидения и зябко поежился. – Нет, ну надо – же! Сеня Банкин - Каган московский. Впрочем, сны иногда полезны. Надо не забыть зайти в синагогу за партийным билетом и никаких московских! Отныне только питерские связи.
Спросил у водителя телефон, перезвонил в Белый Дом хозяину, коротко доложил о полученных результатах, получил нагоняй, мысленно оскорбил хозяина действием, успокоился и закурил, обдумывая дальнейший план действий. Надо немедленно встраиваться в вертикаль власти. - Уж лучше быть хвостом у Льва, чем задницей у Сталина, - вспомнились ему вирши ленинградского поэта Бродского.
- Сворачивай, Селифан, с окружной в город. Поедем на Пироговку нервы лечить. Следует сказать, что к тому времени Афанасий Степанович обзавелся персональной палатой в отделении неврологии одной известной медицинской клиники, где периодически проходил курс реабилитации после очередного общения с правоохранительными органами и вышестоящим начальством.
Достал из бара початую бутылку Ballantine's , сделал прямо из горлышка несколько больших глотков и провалился в беспокойный сон…
Коляска, запряженная тройкой лошадей, остановилась у кладбищенских ворот. Ты куда меня привез, - взвизгнул Афанасий Степанович.
- Куды, барин, велели, туды и привез. Нервы лечить. Селифан, почему-то обросший бородой и укутанный в тулуп, старательно прятал от него свое лицо. - Вот и санитар идет.
*Сон разума рождает чудовищ (исп.)
Кладбищенский сторож – а то, что это был именно кладбищенский сторож, легко опознавалось по бейджику на его нагрудном кармане – откинул полог коляски, засыпанный снегом, и просипел: - Выходите, ваше благородие. Какую могилку посетить изволите?
- Ну, могилку, так могилку, - почему-то легко согласился Чуб-Чиков. По маме мы Ганнибалы, по отцу Яновские.
- Ганнибалов не завозили. Яновский есть один, правда без головы. Пойдемте, сударь.
Пройдя рядами советских нуворишей, свернули направо, на старую часть кладбища.
- Здравствуйте, любезный моему сердцу Павел Иванович. Голос принадлежал фигуре, тщательно, с головою закутанной в плащ. – Заходите, будьте ласка. Дверца в могильной ограде была приветливо распахнута. – Смотрю, смотрю за Вашими перемещениями. Вот не ожидал, что придуманный мною образ обретет реальную плоть, да еще и начнет куролесить по России.
Афанасий Степанович оглядел себя и, обнаружив на теле фрак брусничного цвета с искрой, был вынужден признаться, - Да, я и есть Павел Иванович Чичиков, вечный жид русской литературы. Знайте, Николай Васильевич, что только благодаря Вам не стал я благородным человеком. Зачем было сжигать второй том? Ведь Костонжогло мог меня на ум наставить, да и способностей моих не отнять.
- Покорнейше прошу простить. Я тогда в совершеннейшей горячке пребывал. Совсем голову потерял от разных мыслей.
- А где сейчас голова Ваша? - брякнул с испуга Павел Иванович.
Так писатель Лидин украл в 31 году прошлого века, когда кости мои переносили с Донского монастыря. Пил вино из моего черепа с соратниками по литературному цеху, надеялся талант приобрести. В этом, кстати, и заключается цель моей встречи с Вами. Как известно немногим, настоящая фамилия Лидина – Гомберг, и череп мой до сих пор пользуют в талмудических целях и сатанинских обрядах.
Зная Вашу изворотливость, прошу помочь его возвращению на место упокоения. Соломон Банкер, чей прадедушка, будучи кантонистом, был знаком с другом моим Александром Сергеевичем Пушкиным по случаю пребывания оного в Нижнем Новгороде, готов оказать посильную помощь в обмен на урну с прахом Генриха Ягоды, о местонахождении которой вы извещены, и даже, кажется, уполномочены.
- Не извольте беспокоиться, Николай Васильевич. Эта тема как раз для моего амплуа. Вот здесь на столике и найдете. Встречный вопросик позволите?
- Будьте любезны, задавайте.
- Ху из мистер Путин? Об него разбиваются все мои начинания. Как бы третий том не пришлось писать?
- Увы, не по зубам мне этот персонаж. Что-то от Акакия Акакиевича, что – то от майора Ковалева. Собирательный образ. Или, возможно, сказочный герой? Да Вы Александра Сергеевича поспрошайте, он у нас специалист по фольклору.
Петушиный крик разорвал темноту, и какая-то неведомая сила понесла Афанасия Степановича прочь от могильной ограды кладбища Новодевичьего монастыря.
Картина 2. Пушкинские воры.
Афанасий Степанович открыл глаза. – Слава тебе, господи. Привиделось! Знакомая палата неврологического отделения сверкала белизной и уютом. Позвонил в звонок, вызывая медсестру. Спросил коротко начальника отделения и получил ответ, что вследствие раннего утра, тот еще не подошел на рабочее место.
Медсестра аккуратно поставила капельницу, сделала дополнительный укол, и Афанасий Степанович снова провалился в тревожный сон…
Окрестности села Михайловского, 16 августа1998 г.
Евгений, молодой человек с одутловатым, нездорового цвета лицом, полез в багажник и вынул саквояж с припасами. – Давайте уж заодно и позавтракаем на свежем воздухе, коль скоро такой казус приключился.
Метрах в пятидесяти, по другую сторону дороги местные мужики перегружали с уазика на телегу явно ворованные кирпичи и с любопытством разглядывали редкий в здешних местах шестисотый мерседес.
- А вот скажи, Сергеич, доедет это колесо до Москвы, али не доедет, - спросил один из мужиков.
– Я ведь в этих самоходных тележках мало что понимаю, Владимир Владимирович. Ежели ось не переломится на ухабе - доедет, - ответствовал второй. Экипаж знатный. В прежние-то времена таких и не видывали.
- А по мне, нипочем не доедет, - не согласился первый. Пока до трассы доберутся всю подвеску растеряют, не то что колесо.
- Поглядите-ка на того, что чином да возрастом постарше. Мужик в бакенбардах указал кивком головы на расположившихся под навесом господ артистов. Ну, вылитый Павел Иванович Чичиков. Я его по фраку брусничного цвета с искрой опознал. Пойду, выпью с ним на брудершафт.
- Бросьте, Александр Сергеевич. Интеллигент вонюч, еще заразу подцепите. Глядите, молодой к нам идет, то же кажется, Ваш пациент.
- Здорово живете, мужички, - слегка фамильярно обратился к ним подошедший молодой человек в неловко надетом на футболку фраке. – Надо до монастыря прокатиться. Сто баксов, как с куста.
- Соблаговолите деньги вперед. Получив купюру, мужик в бакенбардах с любопытством оглядел ее. – Владимир Владимирович, не посмотрите на предмет ne pas être dupe*. В наше время такого номинала не было. Не наполеоновский ли фальшак? Что, кстати, любезный друг, Вам надобно в монастыре?
- Мощи забрать и до Питера довезти.
- Так ведь нет там мощей. Мощи перед тобой стоят, друг Евгений. Так, кажется, Вас зовут. Евгений Онегин - человек и пароход!
- Ну, Вы уж совсем. Долбунов я.
- Долбунов Вы благодаря экзерсисам делопроизводителя ЗАГСа. Они же плие, батманы и ронды, если Вы понимаете о чем я. Вот, Владимир Владимирович, - обратился он к предыдущему собеседнику, - наплодил я бездельников своим персонажем. Лишние люди, мать их.
- Бандерлоги. Мало того, что бездельники, еще и люди малокультурные. Слышали, Евгений, про дефолт?
- Про француза? Говорят завтра в Москву приезжает.
- Вот-вот, а за ним следом и я. Ждите. Поехали, Александр Сергеевич, будем из ворованного кирпича новое здание российской государственности строить.
- Стойте, а деньги? - встрепенулся Евгений.
- Ах, да, возьмите. Пригодятся - дефолт праздновать.
Уазик медленно попылил по дороге, из открытого окна доносилась разухабистая песня на два голоса:
Ленинград, Ленинград! Я еще не хочу умирать. У тебя телефонов моих номера. Я еще не хочу умирать.
Опять Бродский, - привычно отметил Долбунов и побрел через дорогу в сторону обладателя брусничного, с искрой фрака.
*не даться в обман (фр.)
Картина 3. Китеж Downtown.
Хан Удэгей стоял на берегу озера, вслушиваясь в колокольный звон, доносящийся из его глубины.
- Собака, урус. Шайтан тебя забери. Хлестнул плетью сначала темника, виновато
