Сны у Коллинских ворот. Книга 1. "Три Мира"

повернулся и спросил у своего товарища:
«Почему уже прошло пятьдесят оборотов звезды от выпуска этого светофильма, а светлое будущее так и не наступило?» Тот глянул ему в лицо и серьезно произнес: «Ты что, не понимаешь? Десимские буржуа постоянно нам вредят! Своих трудящихся эксплуатируют и нам не позволяют развернуть знамя трудовой победы».
Потом на сцену поднялся старенький дедок. Он, звеня медалями, рассказал, как Камап победил Десим в последней войне.
В конце его пламенной речи к нему подошел руководитель корпуса, пожал ему конечность и от себя добавил: «Если бы не такие, как вы, то наше поколение и все будущие до скончания веков оставались бы рабами Десима! А что такое Десим и какова его мораль, все здесь присутствующие хорошо знают. Какие ценности правящий класс этого государства преподносит всему миру, все хорошо знают. Это насилие, эксплуатация, нажива, падение нравов, разврат, проституция, наркотики, пьянство». Чиновник третьего уровня в этом месте сделал словесную паузу, словно чего-то ожидая, окинул зал взглядом. Тишина. Он посмотрел на первые ряды слушателей. В них размещались чиновники второй категории данного корпуса, а также один чиновник пятой категории департамента образования из городского управления. Пауза слегка затянулась. Тогда молодая чиновница, преподающая неживую природу, первая хлопнула в конечности. Зал разразился бурными и продолжительными аплодисментами. Руководитель просиял, немного постоял, наслаждаясь моментом, а когда все стихло, продолжил: «И какими, спрашивается, вырастут несчастные дети Десима, воспитанные в этакой клоаке общества потребления, где все мечтают, как бы побольше урвать? Урвать у общества, природы, эластовской души и у нашей великой страны Камап. Нас не сломить, граждане! Да здравствует великая победа!» Бурные и продолжительные аплодисменты, переходящие в овации. Все встают.
Продолжение было следующим. Чиновники поднялись на третий этаж учебного корпуса для продолжения торжественного заседания в узком составе, а затем и вовсе, разбившись на небольшие группки, разошлись по своим кабинетам. По всей видимости, они занялись там проработкой методических материалов. А для кадетов в этом же большом зале организовали танцы. Мальчишки и девчонки составили стулья по периметру, заиграла музыка.
Весь первый этаж и внутренний двор корпуса загудел, как пчелиный рой. Кто-то танцевал, кто-то стоял парами или группами вне помещения. Медленные композиции сменялись быстрыми. Обстановка сделалась непринужденной. Некоторые из ребят, спрятавшись за угол здания, вдыхали дым из листьев паслена. Алкалоид никотина проникал в их основной мозг и расслаблял нервную систему. Самые отважные кадеты в количестве трех эластов откупорили стеклянный сосуд, осмотрелись по сторонам и по очереди стали наливать в стакан порцию за порцией одноатомный алифатический спирт, занюхивая каждую дозу волосами друг друга и закусывая одним огурцом на всех.
Грегори на этом празднике жизни чувствовал себя лишним.
У него с самого начала начались рези и колики в животе, которые по мере опускания звезды за горизонт все усиливались.
«У меня диарея, — решил он, — и в любой момент могут начаться выделения жидких испражнений из анального отверстия. Лучше этот процесс предупредить и взять под свой контроль». С такими мыслями он двинулся к туалету на первом этаже. Мужской туалет представлял собой небольшое помещение с восемью дырками в цементном полу. Треснутое оконное стекло было в рост среднего эласта замазано краской. Десять подростков постарше Грегори вдыхали никотин. Двое из них поливали струей угол и стену, даже не пытаясь попасть в отверстия на полу, к которым тяжело было подойти ввиду того, что они все вокруг были загажены фекалиями различного цвета и консистенции. Грегори остановился на пороге, не решаясь пройти вовнутрь. Коктейль из запаха мочевины, никотина и прочих отходов жизнедеятельности эласта вызывал рвотный эффект. Кадеты, явно перебравшие для своего организма алкалоидов, вели разговор.
— А здорово наш шеф сегодня пропагандировал.
— Настоящий патриот Камапа.
— Засиделся только в кресле, пора уровень давно ему повысить.
— Да, сильно он по десимским ублюдкам прошелся.
— Железно мы пятьдесят оборотов назад разгромили нечисть из Десима.
— Прогнали со своей почвы назад.
— И побежали эти буржуа с нашей почвы в свой навоз.
— Это точно, вылезли десимские уроды из своего навоза, полезли на нашу почву, и вернулись обратно в навоз.
— И будут они в своем говне еще сто оборотов звезды сидеть, пока мы не построим общество для трудовых граждан и не поможем им, — сказал один из кадетов, подняв многозначительно переднюю конечность. Затем перевел помутившийся взгляд на Грегори и продолжил: — Ну, чего семенники мнешь, проходи, отливай.
Грегори уже было решился пройти вовнутрь, но, переступая через порог, чуть не наступил на кучу фекалий и остановился.
Другой кадет вступил в разговор: «Э, ты, видно, дверь перепутал.
Тебе в соседнюю, к бабам». Все демонстративно засмеялись лошадиным гоготом. Грегори посмотрел на них еще раз и сказал:
«А тут в какую дверь не заходи, все одинаково».
А живот болел все сильнее, начались спазмы. На улице еще светло, под забор не сядешь. И он решился пойти в туалет на второй этаж, хотя всем, кроме чиновников, сегодня туда и на третий этаж проход был строго запрещен. Интерьер туалета на втором этаже ничем не отличался от интерьера на первом, только в нем не было ни одной живой души. Воняло, правда, чуть поменьше, и пол струей из шланга был вымыт.
Опорожнив кишечник, Грегори покинул туалет в отличном настроении. Танцы еще не закончились, пора наверстывать упущенное. Он шагал по абсолютно пустому холлу. Такого он никогда не видел и слышал. Обычно второй этаж заполнен кадетами.
Шаги гулким эхом отражались от стен. Освещение отсутствовало.
Учебные кабинеты располагались справа и слева от холла. Из щелей некоторых из них пробивался свет. Там по нескольку эластов сидели чиновники. Где-то слышался тихий разговор, из-за другой двери гремела музыка. За третьей дверью играла ручная клавишно-меховая машина и несколько эластов распевали незнакомую для Грегори песню. «Наверно, песня новая, потому что поют они невпопад, сбиваются, начинают заново. Не получается пока, мало тренировались. Но музыкальная самодеятельность у наших наставников хорошая. До захода за горизонт звезды потренируются, и все у них получится. Я слышал, как эти чиновники на праздниках выступают. Красиво играют и поют. А вот как учатся, не слышал никогда. Тяжел этот труд, раз так надрываются и не могут по нотам петь», — подумал Грегори и проследовал далее. За следующей дверью наискось напротив этой громко ругались и спорили, слышался звон битого стекла. «Да, разные научные концепции рождают истину в споре», — вспомнил Грегори изречение одного чиновника высокого ранга, жившего еще до войны. Из-за следующей двери света видно не было. Но за ней что-то сначала шевелилось, скрипело, а потом начало стонать. Грегори вспомнил, что это лаборатория, и, возможно, содержащихся там животных забыли покормить или у них закончилась вода.
Далее все кабинеты по ходу движения оказались темными.
И только в самом последнем кабинете с вывеской «Неживая природа» горел свет. Он еле-еле пробивался сквозь щель по всему периметру двери. Кабинет располагался у самого выхода на лестничную площадку. Грегори осталось пройти шагов десять, не более, и он начнет спускаться на первый этаж. Он был доволен, что за хождением по запрещенному в этот день второму этажу его никто из чиновников не заметил. Сердце учащенно билось, он волновался и, стараясь тихо ступать, пошел быстрее.
Он уже мысленно спускался по лестничному проему, как вдруг дверь с вывеской «Неживая природа» распахнулась и в дверном проеме показался женский силуэт. В правой конечности она держала дымящуюся трубку для вдыхания никотина. Волосы на голове были растрепаны, а три верхние пуговицы белой блузки расстегнуты. Контраст света и тьмы не позволял обоим идентифицировать друг друга. Наконец в сетчатке глаз произошла фокусировка изображения и Грегори смог распознать в этой молодой женщине свою чиновницу, обучающую его предмету неживая природа. Грегори смутился и испугался до такой степени, что у него непроизвольно зашевелились пальцы на левой передней конечности. Различив, кто стоит перед ней, чиновница, по всей видимости, также испытала неловкость, так как вначале она попыталась спрятать трубку за спину, а потом стала застегивать пуговицы на блузке. Оно, понятно, что она разволновалась, потому что дымить никотином в помещении корпуса было запрещено как кадетам, так чиновникам. Работала она после университета только первый год. Новый коллектив, новые кадеты. Она и на занятиях часто попадала в тяжелые ситуации, когда не могла дать правильный ответ на поставленный кемнибудь из учащихся вопрос. Грегори ее даже стало немного жалко.
А далее из дверного проема показалась грузная фигура начальника корпуса и уставилась на Грегори. Он еще сканировал тело Грегори, пытаясь сопоставить реальный образ с образом памяти своего основного мозга, но уже задал вопрос: «Ты чего тут шляешься?» — В туалет ходил.
— А что, тебе не известно, что на сегодня верхние этажи для кадетов закрыты?
— Конечно, известно, но мне стало плохо, и я решил подняться на второй этаж, — оправдывался Грегори. Он стоял в тени, и свет из открытой двери скрывал от начальника его лицо.
— Ну, так шел бы на первый. Там что, закрыто?
— Там слишком грязно и противно, мне там стало еще хуже.
— Ясно дело, грязно, танцы как-никак, загадили, а убирать некому. Ладно, иди. Вот ты завтра придешь пораньше и до начала занятий наведешь там полный порядок после сегодняшнего мероприятия. Я сам потом проверю. Вымоешь так, чтобы блестел не только пол, но и стены. А потом сиди в туалете, сколько тебе угодно, плохо уже не будет. Сам для себя комнату отдыха приготовишь. А то плохо ему от кадетского туалета. Личный горшок с собой таскай, урод, — чиновнику понравилось собственное остроумие, он ухмыльнулся.
Начальник понимал неловкость нахождения в таком месте при данных обстоятельствах стоящих здесь трех эластов. Ему хотелось поскорее завершить этот разговор, но остаться на высоте, при этом наказав провинившегося. Преподаватель неживой природы отошла подальше и стояла, прислонившись к стене.
Листья паслена в ее трубке не дымили. Огонька видно не было.
Чтобы более грозным выглядеть перед провинившимся кадетом, начальник еще раз, повысив голос, напомнил: «Завтра с утра вымоешь туалет не водой из шланга, а тряпкой. Понял?» «Делать нечего, еще легко отделался», — подумал Грегори и направился к выходу. «Твое имя, кадет?» — уже менее грозно и даже немного лениво бросил в спину ему чиновник. Видно, он находился в предвкушении продолжить на практике разбирать образцы неживой природы и анализировать их. Молодым специалистам поначалу требуется помощь в работе. «Матини», — бросил Грегори через плечо. «Матини? — переспросил начальник. — Стоять, ко мне, живо!» До Грегори дошло, что до сих пор