переполнили его, все смешалось в основном мозге. Он вынырнул в реальность. «Какой интересный сон,» — подумал он. Чуток обождал, потом повторил эксперимент над своим телом. Некая мышца, сокращаясь, давала возможность ему открывать и закрывать глаз. Он попытался перевести взгляд в сторону. Не получалось, глазное яблоко не двигалось. Он мог только созерцать открытое настежь окно. Но это был внешний мир. Ему вспомнилось, что такое или нечто подобное он уже переживал, жил. Наверное, дунул порыв ветра, потому что шевельнулась створка окна, и он почувствовал, как кольнул ветер по роговице глаза. Та покрылась пленкой из слезы. «Я живой, — подумал Грегори, — только где же я нахожусь? Неужели в психическом отделении департамента излечения, как в этом сне? Нет, нет и еще раз нет! Я точно знаю, со мной ничего подобного не происходило в моей жизни. Да и не мой тот мир, что я был во сне. Я ранее не встречал этих, как они там называли друг друга, людей. Все эти люди разговаривали на непонятном для меня языке, но смысл сказанного проникал прямо в мое сознание».
XI
Крепость Таркан имела внушительные размеры. Каменной кладки стена возвышалась метров на десять. На ней располагались небольшие бойницы и прохаживались взад-вперед смотрящие по одному с каждой стороны. До объекта расстояние составляло около километра. Вокруг крепости рассыпались предместья с небольшими низенькими домишками, опять же с маленькими окошками у самой земли. Андрей и Саша вышли к городу не по главной, а по совсем узкой боковой дороге. Широкий же накатанный тракт подходил к городским воротам с западной стороны. Ворота имели высоту три–четыре метра и были окованы железом. Они были раскрыты нараспашку, и через них все время въезжали и выезжали всадники и телеги, входили и выходили люди. Правда, покидающих было гораздо меньше, так как солнце огромным красным шаром клонилось к закату.
— Что скажешь, Челентано? — присев на корточки и лохматя волосы руками, заговорил Андрей. — Провалились сквозь время?
— Угу, сквозь время и сквозь пространство. В наших краях, явно, такой внешности люди не жили никогда, — о чем-то думая, произнес Саша.
— Похоже на Средневековье, — заметил Андрей.
— Давай сойдем с дороги, обговорим.
— Пошли, укроемся вон за тем дубом. Весь Таркан, или Таракан, как на ладони, а нас не видно.
— Ну, пошли за дуб, — согласился Саша. — Ты, кстати, заметил, что в лесу стало больше лиственных деревьев?
— Так южнее все продвигаемся с каждым днем.
— Да, отмахали прилично.
— Слушай, Челентано, надо торопиться нам с оргвыводами, а то, я так понимаю, на ночь ворота наглухо закроют, и не попадешь внутрь.
— Ничего, у нас целая ночь для базаров впереди, еще язык заболит.
— Я ночь голодным у костерка коротать не желаю. Наелся за эти дни жаб, фаршированных грибами. С меня хватит.
— У костерка посидим, только подальше в лес с глаз долой уйдем. А поесть, как в детстве, на полях поворуем фруктов и корнеплодов, — ответил Саша.
— Зашибись, начну свою сознательную жизнь в древнем мире со средневековой тюрьмы за воровство кукурузы и гороха.
Челентано, пойдем в город, нас в этих краях уже два раза болееменее по-человечески принимали, хоть покормили. Не хватало в последнюю ночь быть сожранными дикими кабанами или волками в лесу.
— Неизвестно, что это за время, какая эпоха, какие нравы.
Где гарантия, что здесь тебя покормят, а не тобой покормятся?
Ацтеки в Америке, кстати, были очень кровожадным народом.
Постоянно совершали человеческие жертвоприношения, — высказался Саша. — Эти туземцы по внешнему виду даже более походят на индейцев, чем на индийцев или жителей Средиземноморья, или мавров.
— Ой, тошнит, Челентано, откуда ты можешь ведать, как выглядели на самом деле тысячу, две или три назад жители того или иного региона планеты? Народы постоянно перемешиваются, одни этносы появляются, другие исчезают, третьи, проделав марш-бросок со своими женами и детьми, оседают в новых краях, изгоняя коренное население.
— Послушай, Шумахер, ты в свободное время чем занимаешься?
— Ну, как… — попытался объяснить Андрей.
— Кроме твоих постельных увлечений, а? — перебил Саша.
— Ну в бассейн хожу, как по типу ты в футбол раз в неделю играешь, — немного смутился Андрей.
— Я, Андрюха, у баб таким успехом не пользуюсь, поэтому времени свободного побольше, и я его провожу за чтением книг, в том числе и исторических.
— Елки-иголки, ты, может, еще и специалист по Древнему миру? Теперь, если вернешься назад, книгу напишешь, — попытался пошутить Андрей, но это только вызвало ностальгию по дому.
Меж тем солнце закончило свой дневной круг и наступили сумерки. Последние поселенцы спешили к городским воротам. Жители, одетые в дешевые туники, передвигались пешком. В открытых кибитках передвигались жители в тогах, таких меньшинство.
Все это в основном были лица мужского пола. Несколько военных легкой кавалерии на всем скаку, что-то крича у городских ворот, остановились, один из них протрубил в рог. После этого из-за поворота показалась крытая карета о четырех лошадях.
— Тап, — произнес Андрей.
— Что? — не отрывая взгляд от эскорта, спросил Саша.
— Лошадь по-местному так называют.
— Молодец, еще один язык выучил, — сказал Саша, — пойдем, а то костер здесь увидят.
Они пекли на огне початки кукурузы и кислые яблоки, украденные у бедных жителей Древнего мира, и совесть их почему-то совсем не мучила.
— Слушай, Саш, а как мы сюда попали, как ты считаешь?
— Знаю, Андрюха, что я могу тебе любую ерунду в качестве причины назвать, а ты хочешь — верь, хочешь — нет, если тебе легче станет. В нашем случае любая нелепица может быть правдой. Думаю только, что не в таксисте том дело было или не только в нем.
— А может, и в нем. Может, он нас не на простой машине, а на машине времени сюда перебросил, — предположил Андрей.
— Ага, точно, Шумахер, на машине времени в эти края нас подбросили. И за рулем был Макар, а Кутик — штурман, — посмеялся Саша. — Кто б еще забрал отсюда, только, видать, такси это в один конец. Будем тут пухнуть.
— Э, Челентано, зачем пухнуть? Ты ж образованный человек.
Народ здесь малограмотный, выучим язык — большими людьми станем. Я, к примеру, собираюсь стать великим ученым и мыслителем этой древности. Я столькими знаниями двадцатого века обладаю, что создам здесь свою научно-философскую школу, наберу себе учеников, будут за мной толпой ходить, а я им мир открывать. Уважаемым человеком стану.
— Угу, ты только себе в обучение побольше учениц возьми, чтоб за тобой бегали. Ты их многому научишь, — сказал Саша.
— Какой ты мерзкий человек, — сатирически произнес Андрей, — сам на баб смотришь взглядом кастрированного кота и других осуждаешь. Тьфу.
— Ты не спеши тут вести такой разгульный образ жизни, как в нашем времени, изучи обстановку. А то, не ровен час, подвесят сушиться за это самое место на солнце.
— А ты какую профессию себе в этом мире выберешь? — спросил Андрей.
— Что, не видно, уже выбрал? — Саша показал на обглоданные остатки пищи. — Когда стража меня рано или поздно к рукам приберет и в тюрьму посадит, то скажу, что вор.
— Зачем? — на полном серьезе спросил Андрей.
— Чтобы местные пацаны в тюрьме лучше относились, — пошутил Саша.
— А чего тебя туда направят?
— Не, Шумахер, тебя без знания языка и местных порядков в такой чудаковатой одежде сразу в гарем султана, падишаха или императора направят.
— Ты че, стебаешься?
— Абсолютно серьезно, — ответил Саша.
— Челентано, так какие твои соображения как человека, прочитавшего много исторических книг, о месте и времени нашего пребывания?
— Давай рассуждать логически. Время может быть любое, как до, так и после Рождества Христова. Быт людей не претерпевал тогда серьезных изменений. Только ученый может по разным мелочам определить, а мы с тобой дилетанты. Такая темнолицая раса в разных вариациях могла когда-то проживать и в Древнем Риме, и в Греции, и в Египте, и в Персии.
Но природа не соответствует тем местам. Пейзаж мне больше напоминает наши широты в Северном или Южном полушарии.
Похоже на индейцев Канады, но по одежде и постройкам не похоже. Может, это какие колонисты с юга, оказавшиеся севернее своей родины?
— Вот и я думаю, рвать нам когти нужно на юг в столицу, там много денег должно крутиться, — заметил Андрей.
— Да, и разным прохиндеям их там легче зарабатывать, разводя на бабло местное население, — резюмировал Саша.
— Это от твоего таланта зависит. В своем времени мы звезд с неба не хватали, так будем надеяться, здесь заживем.
— Хотелось бы в это верить, — сказал Саша, догрызая последний початок кукурузы и швыряя его в ближайшие кусты.
— Давай будем решать, как нам жить дальше, — предложил Андрей.
— Предлагаю затихариться, изучить обстановку, собрать материал, понаблюдать, — ответил Саша.
— И сколько ты тихариться собрался?
— Пару деньков.
— А дальше что, «языка» брать будем или к открытым партизанским действиям на территории врага перейдем? — задал вопрос Андрей. — Каковы перспективы через неделю, через месяц?
— Я бы, так лучше, остановился в небольшой деревеньке с добродушным местным населением, — сказал Саша.
— А что ты там делать будешь? В качестве кого там станешь выступать? Что хавать будешь? У кого ночевать? Или ты представишься гусаром и станешь на постой к одинокой вдове? Чем население города отличается от населения забитой деревни?
— В мелких общинах люди поначалу труднее идут на контакт.
Но если примут за своего, то жить легче. А в городе при большом скоплении народа проще затеряться, если ты из толпы не выделяешься, только ты все время на виду у новых и незнакомых людей, представителей власти и прочих, — сделал вывод Саша.
— Твои доводы не убедительны. Плохо с тобой поступить могут везде, в любой местности. Это зависит от того, как тебя примет общество, каков уровень культуры этого самого общества. Ты хочешь тихонько пересидеть, не борясь, не предпринимая активных действий. Я хочу, чтобы ты хоть в новой обстановке раскрыл свой потенциал, не ждал, когда счастье случайно свалится тебе в руки. Я мечтаю раскрыть свои возможности в этом диком мире как человек, накопивший в себе знания предыдущих поколений нашей цивилизации. А ты, как колхозан, мечтаешь залезть в нору в глухой деревне и сидеть там, в подвале дома, появляясь на улице по ночам, — начал заводиться Андрей.
— По-твоему, все, кто живет в сельской местности, — это колхозники, стоящие на ступеньку ниже любого горожанина? Тогда это дискриминация по признаку проживания.
— Не надо путать сельского жителя с колхозником. В деревнях живут сельские жители, в городе — городские, а колхозник — это состояние души. Колхозник проживает и в городе, и в деревне.
Его желания примитивны: пожрать, поспать, набухаться, на халяву поиметь что-нибудь, не утруждая себя, или украсть. Морду не плохо набить тому, кто слабее его. А вот ежели перед ним начальничек, начиная от местного попа и заканчивая участковым милиционером, то перед властью полагается прогнуться. Развиваться ему не надо, совершенствоваться не надо, гражданскую позицию иметь не надо. Мнение окружающих его людей не интересует, уважения к
| Помогли сайту Реклама Праздники |