Сны у Коллинских ворот. Книга 1. "Три Мира"

добавить сушеные лепешки от старой коровы. Вмиг полегчает. Открывай рот, больной, а то насилью врачевать буду, — сказала Литисия. Разжала деревянной ложкой зубы травника и бросила его лекарство ему же в рот, налила в кружку теплой воды из котла на плите. — Нет времени, все запарится в желудке. Глотай.
Антонио с отвращением продолжил курс лечения, назначенный дочерью и матерью. Он вначале пытался брыкаться и освобождаться, но Марчелла его крепко прижала к полу, и он утих.
Литисия поставила опрокинутую корзину лекаря крышкой вверх и извлекла из нее грушевидный стеклянный пузырек, закрытый пробкой. «О, это вода из источника бога Себега. Сей источник находится высоко в горах на востоке империи. У нас сей чудодейственный эликсир сохранился с прошлого раза. Пойду, смешаю с нашим и дам испить больному», — сказала Литисия. Она ушла из дома и вернулась, неся горшочек с широкими краями.
— Антонио, — начала Марчелла, — а целебные свойства воды не пропадут, если смешать вчерашнюю воду из акведука с сегодняшней водой из твоего пузырька?
— Нет, не пропадут, — боясь уже всего, ответил травник. Все же вода из остальных препаратов была наиболее приятна в употреблении.
— Отведай, — насмешливо приказала Марчелла, — и ты сразу ощутишь мужскую силу.
— Ну как? — спросила Литисия, дав испить содержимое сосуда Антонио.
— Немного соленая на вкус, — ответил он.
— А это все потому, что сегодняшнюю целебную воду я смешала со вчерашней.
— А вчера разве я соленую приносил?
— Нет, поначалу она была пресной, когда я ее пила. Но мне стало жаль расставаться с такой дорогой и целебной водой. Поэтому я не стала сливать ее в песок богине Кибеле, а собрала в горшочек. Видишь, я не ошиблась, вода второй раз принесла пользу, теперь уже тебе. Ты сам говорил, что она не портится, и оказался прав.
Антонио при этом скривился и начал сплевывать. Литисия по запросу матери еще раз убедилась, что детородный орган у травника не изменился в размерах. Тогда Марчелла вышла с предложением, что необходимо хирургическое вмешательство.
— Раз метод лечения известного лекаря Антонио не помог, а писюн остается синего цвета, то необходимо прибегнуть к методу коновала Фернандо и пустить из этого органа дурную синюю кровь, тогда он опять станет телесного цвета и приобретет здоровье, — сказала Марчелла.
— А чем пускать будем? — поинтересовалась дочь.
— Дочка, у такого известного врачевателя наверняка найдется с собой нужный инструмент. — Поройся в корзине.
— Не надо, прошу вас, — взмолился Антонио, — я верну вам все ваши серебряные монеты.
— Это хорошо, — продолжила Марчелла, — но мы потратили на твое излечение свое время, свои умения, свои препараты…— Хорошо, я все расходы покрою, сколько с меня? — поинтересовался Антонио.
— Всего лишь два золотых эскудо или двести серебряных песет. И слушай дальше. Корзина останется у нас. Принесешь завтра деньги — заберешь ее. Не будет их завтра до захода солнца — поплывет твой хлам к океану по реке. Не возместишь мои убытки по лечению мужа, я тебе отрежу все хозяйство между ног, и больше его ни травник, ни лекарь, ни хирург на место не пришьют. Если есть желание, можешь дать письменные показания в муниципальной гвардии, а я с дочкой дам свои. Будет о тебе год по столице байка ходить. Свободен. Успехов в работе.
X

Конец лета. Суббота. Жарко, почти тридцать градусов в тени.
Маленький провинциальный городок после обеда затих.
Школьники, у кого есть бабушки, уехали в деревню еще в июне.
Отпускники, кто побогаче, улетели к морю, кто победнее, уехали к другому морю в плацкартном вагоне. Оставшихся условно можно разделить на дачников и недачников. Первые поехали ковыряться в земле. Вторые спрятались от зноя в домах и квартирах. Молодежь почти вся оккупировала близлежащие водоемы. Впрочем, кое-кому приходилось нести дежурство, поэтому Наталью Николаевну нельзя было отнести ни к одной из вышеперечисленных групп. Она недавно вышла на пенсию, но продолжала работать.
Ей без работы было не просто скучно — она без труда не представляла своего существования. Врач располагалась в тесном кабинете, находясь в котором сложно ответить, какой год на дворе.
Наталья Николаевна сидела за старым деревянным столом с тремя выдвижными ящиками, два из которых из-за поломки открывались с трудом. На стене просматривался выцветший трафарет. На полу лежал местами подранный линолеум. Шкаф с документами красили не менее десяти раз, причем и масляной краской, и нитрокраской, и еще разными цветами и оттенками. Напротив шкафа стоял топчан, обтянутый кожзаменителем.
В углу железная вешалка. Наталья Николаевна сидела на деревянном стуле и читала старую книгу с пожелтевшими страницами.
Автор произведения был русским классиком. В общем, с одинаковым успехом за окном могли быть и семидесятые годы двадцатого века, и начало двадцать первого. Единственная вещь, по которой можно судить о текущей эпохе, это глянцевый гламурный журнал с полуголой девицей на обложке, оставленный кем-то из молодого медперсонала на столе.
Окно с решеткой на первом этаже было распахнуто. В больничном саду поспевали яблоки. Тишину нарушил даже не звонок, а урчание дискового телефона с перемотанной изолентой ручкой.
— Приемное отделение психиатрической больницы, — спокойно ответила она.
— Теть Наташа, это ты? — спросили в трубке.
— Да.
— Это Лиза.
— А, Лизонька, девочка, здравствуй.
— А мы к тебе в квартиру позвонили — никого нет. Так и решили, что ты на работе.
— Ну, я ж не знала, что вы сегодня приедете. Позвонить вам трудно, предупредить, а меня попросили замениться, в выходные подежурить. Так вы сюда приезжайте. От дома седьмой номер автобуса прямо к больнице ходит, — с легким упреком сказала Наталья Николаевна.
— Спасибо, но мы на машине, а мама дорогу знает. Мы с Лией, моей подружкой по университету, я тебе о ней рассказывала. Ты не против? — спросила племянница.
— Что вы, что вы, девочки. Я же вам обещала. Приезжайте.
Новый черный «мицубиси паджеро спорт» с темными стеклами медленно подъехал к воротам больницы и остановился у входа в приемное отделение. Дверь со стороны водителя так же медленно открылась, и оттуда вышла весьма симпатичная девушка в дорогих солнцезащитных очках. В отличие от стекол в автомобиле стекла в очках имели заводскую тонировку. У нее были длинные каштановые волосы, которые слегка подвивались. Под цвет волос она надела коричневое платье и босоножки. Вслед за ней салон внедорожника покинула Лиза и ее мать. Одиночный сигнал и подмигнувшие фары автомобиля свидетельствовали о том, что его поставили на сигнализацию.
На крыльце группу из трех женщин встречала Наталья Николаевна. Сначала она обняла взбежавшую по ступенькам Лизу, затем поцеловалась со своей сестрой. Когда очередь дошла до третьей спутницы, та по-мужски протянула правую руку и представилась: «Камелия». Встречающая, несколько растерявшись, пожала Камелии руку в ответ и произнесла: «Вот, значит, какое у вас полное имя, очень редкое». «Так меня папа назвал, когда вернулся из Южной Америки», — ответила Лия.
Все четверо зашли в кабинет.
— Располагайтесь. Сегодня начальства нет. Можно спокойно посидеть, — сказала Наталья Николаевна. — Что пить будете?
Кофе? Чай?
— А зеленый есть? — спросила Лиза.
— Нет, что ты. У нас только обычный черный.
— Тогда давай черный.
— А вы, Камелия, что будете? — задала вопрос врач.
— Я, пожалуй, кофе. Мне на треть кружки две ложки кофе и одну сахара, — ответила Лия.
После того как вскипела вода в пластмассовом электрическом чайнике, ее разлили по большим кружкам, в которых уже лежал чай или кофе. Пока напитки заваривались и остывали, Наталья Николаевна интересовалась жизнью своей сестры.
— Ну как ты, Мария, рассказывай? — спросила она.
— Ой, какая теперь жизнь у врача в поликлинике, — ответила та. — Перебиваемся от получки к получке. Может, у тебя в больнице побольше оклад. А у нас ни зарплат, ни премий толком нет.
— Перестань. Тебе бы только плакаться. Ты и за советской властью всегда говорила, что денег не хватает, — иронично заметила сестра.
— Наташенька, а кому их и когда хватает?
— Ты, слава богу, не одна. С мужем полегче, чем одной.
— Да, такой муж. Могу тебе подарить. С него как с козла молока. Больше ест, чем в дом приносит. С его зарплатой дочку не знаю, как выучила.
— Да что ты, он же не лентяй и не пьяница. А ты, Лизонька, на последний курс института перешла? — обратилась она уже к племяннице.
— Да, только теперь он университетом называется, — ответила та.
— От того, что сменили вывеску, больше ничего не изменилось, — вмешалась в разговор Камелия. — Оборудование, наверно, еще со времен вашей студенческой жизни не менялось.
— А как оно поменяется, если финансирования столько лет нет? — сказала Мария.
— Еще же не последнюю роль играет и преподавательский состав, а он, я слышала, в вашем учебном заведении довольно сильный, — заметила Наталья Николаевна.
— Да. Довольно недорогое и доступное медицинское образование при высоком уровне подготовки — это немногое, что дает высшее учебное заведение в нашей стране, — сказала Камелия.
— Только, Лия, кроме знаний в голове, ты отсюда ничего увезти не сможешь. Твой диплом в Европе не больше, чем бумажка, —сказала Лиза.
— А вы собираетесь эмигрировать? — спросила Наталья Николаевна.
— Мой будущий муж имеет бизнес за границей, хоть сам и не иностранец. После получения мною диплома мы устроим свадьбу и уедем на ПМЖ по месту его работы.
— Мне кажется, что, имея деньги, можно и здесь неплохо жить, — выразила свое мнение Наталья Николаевна.
— В нашей стране сегодня вы имеете деньги, даже много денег и положение, а завтра у вас могут отобрать и деньги, и свободу, и даже жизнь. Здесь только шальные деньги зарабатывать можно. Для серьезных инвестиций время пока не пришло, — ответила Камелия.
— Не боитесь навсегда родину покидать, хоть это немного и помпезно звучит? — спросила врач.
— Ой, тетя, Лия, столько лет по заграницам с родителями прожила и сейчас по нескольку раз на год совершает поездки в разные страны. Она английским и испанским в совершенстве владеет. Что она за счастье словит у нас? — за нее ответила Лиза.
— Где бы моей непутевой Лизке найти такого жениха, как у Камелии? Да где ей. Она все с какими-то шалопаями дружбу водит. Будешь прыгать, как стрекоза, так найдешь себе такого мужа, как я твоего отца. И век счастья не видать, только стирка, уборка, огород, — досадовала Мария.
— Дай бог, девочки, всем счастья. Никогда не знаешь, где его приобретешь, а где потеряешь. А бывает, что узнаешь о своем счастье по прошествии многих лет. Выходит, счастье-то у тебя было, но ты о нем не знал. Вот у меня, вроде, и не было большой любви с моим покойным мужем, а теперь живу одна и понимаю, что назад тех дней не вернешь. И жизнь моя находится на оси дом —дурдом с заездами в магазин за продуктами да в сберкассу для оплаты коммунальных услуг. Так что никого у меня в этом городе, кроме пары соседок по подъезду да четырех моих друзей-пациентов, и не осталось, — философски заметила Наталья Николаевна.
— Ну не расстраивайся, тетя. У тебя есть еще и мы, хоть и