Сны у Коллинских ворот. Книга 1. "Три Мира"

под дочерью в соседней комнате. Она еще раз позвала Мигуэля, и тот в ответ перевернулся на другой бок и опять захрапел. Жена облегченно вздохнула, а Грегори осталось только смотреть на бревенчатую стену.
Но он имел возможность еще слушать, и до него донесся скрежет дерева о дерево. Потом звон металла и опять скрип. Далее Марчелла, обращаясь к своему мужу, упомянула о его анальном отверстии и о неком мужском половом органе, проникшем в него. Судя по физиологии и устройству организма как эластов, так и людей, эти две части тела должны в данном действии принадлежать разным особям, а не одному Мигуэлю. Так вот, первая часть фразы для Грегори была неприятна, а вторая звучала так: «…а не мои денежки».
Поутру Марчелла опять горлопанила, а Мигуэль, забыв уговор, отозвался на ее призывы, что, впрочем, уже было не важно. Вытирая руки от помоев, Мигуэль слушал и повторял: «Вот это спец, вот это голова. Я бы до такой хитрости никогда не додумался.
А он смог. Получается, что я смог, раз мы в одном теле живем.
Я с Грегори сумел мою гидру вокруг пальца обкрутить. Сейчас необходимо ее с дочкой спровадить из дома. Надо ей немного медных драхм дать, пусть в лавку сходит». «А ты деньги имеешь?» — поинтересовался Грегори. «Немного, так, для мелких покупок», — ответил Мигуэль. «Значит, ты не совсем пропащий человек, — резюмировал ученый. — Только аккуратно, а то она заподозрит».
Дочка и мать долго не уходили из дому. Грегори начал волноваться, говоря, что сегодня последний день выставки и Андрея с Сашей может перекупить кто-либо иной. На что Мигуэль возразил: «Таких идиотов, чтобы купили за четыреста серебра двух рабов, во всей империи не сыщешь. Зачем, если в миле от цирка на невольничьем рынке можно приобресть в пол этой цены точно таких». Грегори ответил: «Запомни, всего предусмотреть невозможно, но умный человек должен подстраховаться на всякий случай, а глупый и ленивый будет только надеяться на этот счастливый случай и сидеть сложа руки». «Мудро сказано, пошли половицы поднимать», — ответил Мигуэль и пошел за железным инструментом в сарай.
Вскрыли одну половицу, другую — пусто. В таких случаях один из шайки воров смотрит на второго, который наводчик, а тот разводит руками. Только воришка был один, а Грегори резонно заметил: «Рука у нее тоньше, пошарь глубже». Вскоре небольшой мешочек с монетами из различного металла лежал на ладони стражника. Он его невысоко подбрасывал и улыбался.
Грегори пока не имел понятия о достоинстве мастрийских монет, потому молча наблюдал.
— Вот змея, сколько от меня утаила.
— Много? — задал вопрос Грегори.
— А то. Прилично. Четыре золотых возьмем, а остаток я перепрячу в сарае.
— Возьми поболей четырех монет.
— Это к чему?
— Для подстраховки.
— Понятно, правду изрекаешь. Тем более когда мы наших друзей выкупим, то это дело бырлом надо обмыть, — лукаво прищурился Мигуэль.
— Чем, как и для чего?
— У вас что, не пьют по такому поводу? — похлопал охранник себя по шее пальцами.
— Пьют, пьют, только я этим не шибко злоупотребляю.
— А вот тут, брат, командовать буду я. В этом деле среди нас я главный. И нравится тебе или нет, а бырло с элем будем хлобыстать на двоих.
XVII

Утро этого же дня. Выставка достижений народного хозяйства Мастрийской империи, а также того, что награбили у туземных народов и купили у государств более сильных, ибо силой не смогли отобрать, заканчивает свою работу. Сегодня последний день. Вход бесплатный. Основной организатор — старший сын императора Клавдий. Главный спонсор — папа Клавдия. Источник финансирования — налоги с граждан и неграждан Ориса и провинций. Цель акции — величие родины, крутость будущего императора, а ныне августа, развлекаловка для всех слоев населения. Спортивные соревнования, игры, кровавые игрища, театральные представления и прочие дармовые увеселения имели один весьма положительный эффект — они направляли энергию народа в нужное русло. Адреналин и другие гормоны в этом случае выплескивались внутри стен амфитеатров, а не в виде мятежей и погромов на улицах. Эти мероприятия необходимы и всегда существовали, но не в таком количестве, как последние лет пять. Средства на них тратятся огромные. За такие деньги можно было отремонтировать старый городской водопровод или канализацию. Но Клавдий о городском хозяйстве думает меньше, чем о забавах, а его пожилой отец уже не вмешивается во всякие второстепенные дела, делегировав часть полномочий старшему сыну, приобщая его к управлению государством. В оправдание огромных растрат можно было еще заметить, что в день закрытия данного мероприятия проводилась грандиозная распродажа всех тех экспонатов, которые не оставлял у себя императорский двор.
Примерно так рассуждал мужчина с избыточным весом, продвигаясь в сторону цирка. Это был сенатор Аппий Руфус. В отличие от других людей его положения он передвигался не на носилках, а пешком вместе со своим управляющим, оставив карету вдалеке от амфитеатра. То ли он желал быть поближе к народу, то ли пытался избавиться от лишнего веса, но шел на своих ногах. Очутившись перед двумя клетками, в правой из которых сидели люди, а в левой дикий вепрь, он остановился и стал читать надписи на дощечках, прикрепленных к решеткам. Затем достал платок, утер пот со лба и крикнул: «Кто-нибудь из обслуги, подойдите сюда!» Он успел повторить данную фразу раз пять во весь голос, когда худощавый мужчина негроидного типа появился подле него. «Кто тут за главного по этим клеткам?» — обратился Руфус к нему. «Сейчас позову», — ответил тот, оценив дорогую одежду и украшения на посетителе.
Явился смотритель за экспонатами выставки.
— Что это такое? — указал сенатор на две клетки.
— Экспонаты на ярмарке, господин Аппий, — узнав посетителя, слегка наклонил голову смотритель.
— Нет, что вот это такое? — еще громче произнес сенатор и посмотрел по сторонам, а вокруг стали собираться люди.
— Тут написано, можете прочитать.
— А что здесь написано и кто написал? Ты-то хоть сам грамоте обучен?
— Немного, сударь.
— А кто писал?
— Я написал, я и закрепил дощечки.
— Видели? — обратил Руфус внимание на все прибывающую толпу. — Он написал, а что написал?
Надо сказать, что большинство посетителей выставки-ярмарки были людьми безграмотными, плебейского либо рабского происхождения. В детстве и юности их родители, если таковые имелись, не желали или не имели возможности дать образование своим детям.
— А что, а что там написано? — спрашивали люди со всех сторон.
— А вот вы у него спросите, — указал пальцем Аппий на смотрителя.
— Так что там, говори? — кричала толпа смотрителю.
— Да, ничего особенного, — смутился смотритель. — На этой клетке висит изречение «Свинья дикая готская. Продается за пять золотых эскудо», а на вот этой «Свиньи белые. Продаются парой за четыре золотых эскудо».
Стоящие вокруг женщины захихикали, а мужчины засмеялись. Послышались различные реплики.
— Правильно, свиньи республиканские.
— Белозадые готы.
— Так им и надо.
— А что, этим рабам диадему подавать? В кандалы их.
— Молодец, дикий готский вепрь дороже двух готских двуногих вепрей. Верно подметил.
— Постойте, граждане, — развернулся лицом к присутствующим Руфус. — Я сам, Аппий Руфус, большой патриот нашей страны, и вы все это прекрасно знаете. Но нельзя людей приравнивать к животным, даже если эти люди республиканцы. Сейчас в Орис прибыла республиканская делегация, при ней много купцов.
И в Орисе проживает торговый люд из этой страны. Зачем нам дипломатический скандал? Мы сейчас не воюем с республикой, так к чему нам осложнять отношения между двумя странами? Называть человека вепрем — это форменное свинство, даже если он раб или гот. Многие из присутствующих в прошлом были рабами, но получили вольную, а кто-то стал даже гражданином. Разве вы, будучи рабами, желали сидеть в клетке, чтоб над вами потешались?
— Нет, нет, — раздалось в ответ.
— А хотите ли вы, чтобы ваши дети сидели вот так рядом со зверями?
— Тоже нет! — уже громче кричала толпа.
— А ведь у этих пленников также есть матери и сестры. Представьте, что станет с вами, если эти люди воротятся к себе в дикие готские леса, а вы или ваши родственники попадете к ним в плен.
— Упаси, Юпитер! — промолвила женщина с ребенком.
— Так зачем же диким варварам показывать пример? Что они расскажут о нравах империи? И я, сенатор Аппий Руфус, хочу прекратить страдания этих двух несчастных.
Вокруг оратора собралась внушительных размеров масса народа, которая слушала его и кивала головой. Лишь один провинциал плюнул на землю и произнес: «Защитник готов нашелся, ты бы на берегу Белона пожил, где каждый год они тысячами уводят наших людей пленниками в рабство. А то морду свою, как тыкву, раскормил в богатстве и достатке».
Арена цирка имела не менее пятисот локтей в диаметре, поэтому те посетители, кто побогаче, перемещались на носилках. Их несли на руках рабы, и было ощущение у Андрея и Саши, что это некие вертолеты парят и медленно перемещаются в пространстве. Кому был интересен монолог сенатора, тот приостанавливался и слушал его речь. Другие не тратили на это свое драгоценное время.
Патрицианские носилки и шатер различались меж собой по дороговизне отделки, материалу дерева и слоновой кости, а также качеству ткани. Одни экипажи были узкими, но маневренными в потоке людей, иные имели гигантские размеры, но были громоздки. Кого-то несли на носилках, являющихся воплощением изящества и крикливой роскоши, кого-то на безвкусных «бревнах». Но один экипаж выделялся из общей массы. Андрей начинал в этом кое-что понимать.
Конечно, транспорт императора, как он думал, а в самом деле его сына, имел отделку жемчугом и драгоценными каменьями в огромном количестве, но парящий вот этот был изготовлен со вкусом. Он завис над толпой, впитывающей в себя слова сенатора, и оставался долгое время в одном положении. Это приличных размеров воздушное судно можно было сравнить с бундесверовским вертолетом Сталлион или лучше с американским двухвинтовым Чинуком. Оно, не раскачиваясь и не меняя высоты, замерло в одной точке, а неведомый пассажир долго наблюдал за выступлением Аппия.
— И теперь, граждане, не только я, но и все мы, налогоплательщики, имеем право и должны спросить с этого смотрителя за его безответственное поведение. И сказать ему, что если эти два человека являются рабами, то нет необходимости их мучить, а нужно отвести на невольничий рынок и продать. Граждане, я глас народа, сенатор Аппий Руфус, ваш избранник, хочу спросить у этого человека: кто ответит за издевательства над этими людьми и кто отдал такой тупой приказ о назывании людей свиньями? — продолжал оратор.
— Его… его… его мне отдал Клавдий, — дрожащим голосом произнес обвиняемый, — я всего лишь выполнил его волю.
— Клавдий, говоришь, — не унимался Аппий, — так скажи всем его домен, и мы призовем его к ответу. И поверьте, граждане, он ответит, у нас перед законом все равны.
— Так его домен вам хорошо известен. Это Кавальканти, его августейшество Клавдий Кавальканти.
По толпе пронесся гулкий ропот. Аппий Руфус густо покраснел и попытался достать платок. У