котором был обкусан, и при этом добавил по-русски: «Ты че, стоматолог, меня там обследовать?» После такой непокорности Саша получил палкой по ноге и выкрикнул:
«Больно, придурок!» Надсмотрщик явно его изречения не понял и попытался засунуть палку Саше в рот. Последний опять увернулся, вытер плечом попавший на губы песок и обратился к Андрею:
«Видишь, какой шакал. Я бы этой гниде в своем городе с одного удара мозги отбил, потом он всю жизнь ходил бы со своей палкой и зубы скалил». «Челентано, не надо, не залупайся с ним. Ты ж ему ничего не докажешь», — предостерег друга Андрей. Ответить Саша не успел. Надсмотрщик сильно ударил его палкой по лицу так, что от уха до бороды появилась багровая полоса. «Ты че, ох…
ел?» — выругался Саша. «Э, чмо, руки от него убери, а?!» — громко добавил Андрей. Что-то неладное узрели в происходящем гвардейцы и втроем издали быстрым шагом стали приближаться к группе рабов. Волнения на невольничьем рынке периодически происходили, как между рабами, так и между рабами и продавцами, поэтому воины в полной боеготовности располагались в разных частях этого торгового центра. То есть охрана, как на любом рынке, только здесь не с переговорными устройствами, а с мечами и копьями. Тем временем второй надсмотрщик подошел поближе к Саше и ударил его своей палкой по голове. Если бы он не находился в одной сцепке с остальными рабами, то наверняка упал бы оземь, но он ухватился руками за цепь и удержался на ногах, только стоял, шатаясь и ничего не соображая. Первый надсмотрщик подошел к нему вплотную и что-то говорил на своем языке. Саша через минуту пришел в себя и ощутил еще один удар по корпусу. Руки и ноги у него были скованы, поэтому Саша, долго не думая, нанес своему обидчику удар лбом в переносицу. Надсмотрщик закрыл лицо ладонями и упал на землю, а когда встал на ноги, то кровь у него текла из носа, изо рта и из рассеченной переносицы. Он шатался то ли от присутствующего в организме спиртного, то ли от того, что находился в нокдауне, но, видимо, сыграли роль два фактора одновременно. И тут началось. Оба надсмотрщика стали без разбору наносить удары по всем частям тела обидчика. Били с остервенением, без устали. В первые секунды Саша еще пытался защищаться, но запутался в цепях и упал на песок, откуда сам подняться был не в состоянии. Убежать он тоже не имел возможности, так как был прикован к общей цепи с другими невольниками, на которых, хоть и в меньших количествах, но также опускались паки надсмотрщиков. Андрей находился в кандалах, но мог передвигаться самостоятельно. Он попытался мелкими шагами подойти на помощь к другу, но был остановлен подошедшими охранниками. Один из них сделал подножку Андрею, и тот упал лицом в песок. Андрея не избивали, но человек в вооружении наступил ему ногой на шею и воткнул копье в землю рядом с головой. Все что ему оставалось — это наблюдать, как методично наносят удары надсмотрщики по его другу, и матерно выражаться на этот счет. Охранники Сашу не трогали. Остальные рабы не проявляли неповиновения. Временный владелец Андрея только попросил, чтобы муниципальные гвардейцы не испортили товар до совершения сделки, а лишь подержали его на земле до завершения заварушки.
Один из надсмотрщиков бил Сашу, пока не переломалась палка напополам, а который со сломанным носом — пока подоспевший хозяин не оттащил своего работника от своего раба. Андрей продолжал лежать. Один глаз его уткнулся в песок, а вторым он видел, что Саша был весь в крови. Его лицо представляло синее месиво, губы разбиты, нос разбит, ухо разорвано, открытые участки тела были в ссадинах. Андрею разрешили подняться, но не позволили сойти с места. Сашу перевернули на спину. Ртом у него пошла кровавая пена. Хозяин Саши склонился над ним, послушал дыхание, поднялся, махнул рукой, начал что-то выговаривать своим надсмотрщикам, потом долго спорил с продавцом и гвардейцами. Саша лежал не шевелясь. Никто ему никакой помощи не оказывал, только ближайший к нему в сцепке раб приложился к его груди в области сердца и, глядя на остальных трех невольников, покачал головой.
***
Два человеческих разума в одном людском теле уже долго ожидали у въезда в доменную усадьбу Дукс хозяйку поместья.
Приехала она, когда солнце клонилось к закату. Сперва остановились всадники верхом на лошадях, а потом и карета с аристократкой. На подворье засуетилась прислуга, стали отворять ворота, возле которых стояла повозка Мигуэля. Он вышел, обратился к сопровождавшей охране с просьбой побеседовать с Камиллой Дукс. Те подошли к хозяйке. Она, вероятно, дала свое согласие, так как Мигуэлю махнул рукой один из вооруженных людей, находившихся рядом с каретой. Мигуэль подошел к дверям кареты Дукс. Она из своего экипажа не выходила, только отодвинула занавеску на окне.
— Кто вы такой и что от меня желаете? — без эмоций спросила она.
— Я — Мигуэль, стражник муниципальной тюрьмы.
— У кого-то проблемы с законом?
— Не совсем с законом и не совсем проблемы, но есть. Точнее, проблемы очень большие, но не совсем с законом. Э-э, закон таков, что в данном случае создает проблемы кому-то, — сначала подергал усами, а затем их погладил Мигуэль.
— Из сказанного вами я поняла, что есть закон, есть проблемы, и есть еще кто-то, — Камилла чуть улыбнулась и обвела взглядом присутствующих.
— Так и есть, сударыня. Я сам есть слуга закона и понимаю, что он превыше всего. Но если у кого-то проблемы и этот ктото — близкий тебе человек, то согласно существующему закону необходимо ему помочь, — Мигуэль волновался, и даже немного смутился в присутствии такой дамы.
— Помощь — благое дело, но я хочу, чтобы вы яснее выражали свои мысли. Расскажите о вашем «кто-то», о ком вы так печетесь.
— Это даже не кто-то, а они, госпожа Камилла.
— А, так их, оказывается, много? Я, кажется, понимаю, — Дукс демонстративно зевнула. — Вы, добрый стражник, хотите улучшить содержание своих подопечных за счет частных пожертвований состоятельных граждан. Увы, я благотворительностью не занимаюсь.
— Сударыня, для вас — это сущий пустяк, выслушайте меня.
Я не за себя радею, а за безвинно угнетенных людей, пусть и не совсем таких, как мы с вами.
— Не желаю и слышать, но… — она лукаво подмигнула Мигуэлю, — могу по доброте своей подбросить вам место проживания одного очень хорошего и богатого гражданина. Он за месяц до выборов в сенат готов пообещать помощь хоть всей империи. Сегодня, кстати, я его повстречала. Может, он вам денег даст.
— Послушай, дружище, — обратился Грегори к Мигуэлю, кончай ты, натуральный плебс, корчить из себя патриция и говорить витиеватыми фразами. Скажи этой девушке, чего ты хочешь от нее конкретно. Представь, что она не аристократка, а постоялец твоей тюрьмы.
— Я ж хотел, как лучше, чтоб покультурнее выглядеть, — ответил он Грегори, а к Камилле обратился так: — Сударыня, в общем, дело следующее. Не надо нам бесплатно, мы готовы заплатить золотом.
— Мне? — удивилась она. — И сколько золота?
— Четыре за двоих, пожалуйста.
— Значит, за одного — два?
— Так они же парой продавались, — на полном серьезе произнес Мигуэль.
— А за половину, стало быть, один? — весело рассмеялась девушка.
— Как за половину? Мне половина не нужна, я прошу у вас пару, — Мигуэль был напряжен.
— Давайте я вам продам половину за один.
— Это не делится напополам, — заметил Мигуэль.
— Как не делится? — веселилась Дукс. — А оно у меня в хозяйстве есть?
— Начиная с сегодняшнего дня уже есть, — сказал служитель тюрьмы. — И я за двоих заплачу четыре золотом.
— Четыре мешка золота?
— Сударыня, четыреста серебряных песет за двух моих товарищей с белым цветом лица, которых вы приобрели утром за такую же сумму в цирке. И мне не нужна верхняя половина одного из них за сто. Продайте мне их целиком. Я верну им вольную.
При этих словах улыбка покинула лицо Дукс. Она рывком открыла дверцу кареты так, что та ударила Мигуэля пониже живота. Камилла вышла из экипажа, а Мигуэль, согнувшись от боли, изобразил поклон. «Значит, товарищи они твои? — теперь уже фамильярно она обратилась к Мигуэлю. — Сначала я подумала, что ты один из благотворителей, потом посчитала тебя за идиота, а в конце оказалось, что ты, как собака, прислуживаешь этой жирной свинье Аппию Руфусу. Понимаю, у него давние счеты с моим мужем, но я-то тут при чем? Устроил утром представление против меня с этими дикарями в цирке, так еще в конце дня подослал для издевки тебя к моему поместью. Ничего, вернется Луций со своим легионом из похода, тогда со всеми разберемся. А теперь вон, шакал, отсюда. И попробуй только сделать шаг ко мне, и моя охрана зарежет тебя, как бешеную собаку».
Мигуэль ехал на своей повозке. Одной рукой он держал поводья, а второй что-то зажал между ног. Мимика его лица выражала боль. Они возвращались домой, ничего так толком и не поняв.
Было уже темно и поздно ехать сегодня к Аппию Руфусу. Мигуэль сделал вывод, что речь Дукс вела об известном сенаторе, который слыл защитником среднего класса Ориса и городской бедноты.
В первой половине следующего дня Мигуэль сходил на службу в тюрьму, а после обеда он с Грегори направился в усадьбу Аппия.
В богатом поместье сенатора не оказалось. Как выяснилось, он уехал в термы, но управляющий охотно согласился им помочь. Он сопроводил Мигуэля до невольничьего рынка, а по дороге рассказал, что произошло вчера, опустив некоторые подробности. Работорговца, перекупившего Андрея и Сашу, нашли быстро. Тот был общителен.
— Ты бы не мог помочь этим людям отыскать двух рабов, что я тебе продал вчера? — обратился управляющий к работорговцу.
— Что в моих силах, смогу, — ответил тот. — Но только вам, господа, и вашим знакомым уже ничто не поможет.
— Давай, выкладывай, — Мигуэль поторопил его. — Где они?
— Одного стервятники склевали, другому также осталось недолго солнце видеть, — спокойно сказал перекупщик рабов.
— В смысле? — услышал внутренний голос Мигуэль и повторил вопрос вслух.
— Того, что пониже ростом с темными волосами, убили надсмотрщики, — сказал работорговец.
— Чьи? — спросил управляющий Аппия Руфуса. — Я же просил тебя продать их хорошему хозяину.
— Ну, — замялся работорговец, — я продал тому, кто деньги платил. А если ты желал хорошему человеку их сбыть, так надо было стоять самому до закрытия рынка. Не было торгов в этот день никаких, что делать оставалось.
— Как он погиб? — спросил Мигуэль.
— Палками его забили надсмотрщики нового хозяина, пока тот в таверне сидел.
— За что?
— Напились бырла в попине, ударили вашего раба пару раз, а он в ответ одному из них нос сломал. Озверели они да забили.
Я права вмешиваться не имел. После сделки он стал собственностью их хозяина. Да за сломанный нос любой убил бы.
— Ты уверен, что он мертв? — со слабой надеждой спросил Мигуэль.
— Так не только я, другие видели. Можете спросить. У меня еще рабы, не проданные со вчерашнего дня, все подтвердят.
А хозяин так кричал на своих надсмотрщиков, что я думал, сам их поколотит палкой. Он сказал им, что деньги по прибытии назад они должны вернуть с пеней за уничтожение имущества хозяина.
Или кого-то из их детей в рабов обратит. Ну, с востока они. Одеты были по-ихнему.
