«Недаром женщины говорят, что размеры не самое главное», — сказала Камилла Вергилию.
Но это было не концом всех проблем, в прямом и переносном смысле этого слова, а лишь началом. Саип отдал приказ, и семь стрел мгновенно проткнули тело защитника чести домена Дукс. Понимая, что дело приняло серьезный оборот и с такой наездницей, как Камилла, они вчетвером от погони не уйдут, Вергилий дал команду одному из воинов и Камилле скакать за подмогой, а со вторым бросился на сарацин, отвлекая их на себя. Он успел зарубить двух неприятелей, но, легко раненный в бок, свалился вместе с убитой лошадью на песок и был ею придавлен. Камилла попыталась ускакать, но была перехвачена. Ее стащили с коня. В результате непродолжительного боя еще один мастрийский воин, пораженный стрелами, был убит. Раненый Вергилий Пронти был обезоружен и связан. А четвертый воин получил три стрелы в спину и ускакал. Бойцы бея предлагали его догнать, но хозяин сказал, что этот шакал все равно с такими ранами долго в пустыне не протянет.
Вердикт Саипа относительно Вергилия Пронти был таков — казнить немедленно. Для этих целей он приказал притащить в центр лагеря большую деревянную колоду, используемую для разделки туш животных, на которой ему отрежут голову большим ножом.
Сарацины с нетерпением ждали того мгновенья, когда отец или брат одного из убитых сегодня воина отрежет голову Вергилию Пронти и, высоко подняв за волосы, сначала продемонстрирует своим сородичам, а потом водрузит на кол. На большие шесты, воткнутые в песок, уже нанизали две головы убитых мастрийцев. Их не стали отрезать, просто отрубили мечами.
— Саип, — обратился раненый и связанный Пронти к бею, —я понимаю, ты хочешь отомстить за убитых, но два моих воина уже мертвы. И ты поглумился над телами легионеров из Ориса.
Совершая казнь надо мной, ты обрекаешь весь свой род на верную гибель. Я понимаю, ты выпил лишнего и не совсем адекватно оцениваешь обстановку. Я командир когорты Вергилий Пронти.
Эта женщина — вдова Луция Дукса. Ты должен отпустить нас, а я гарантирую, что мой отряд уйдет отсюда, не причинив тебе и твоим людям вреда. Я не за себя боюсь, а за Камиллу Дукс.
— Луций Дукс воевал с моими земляками, многих убил, а теперь его прах зарыт в землю. Плевал я на него, на тебя и на эту сучку.
— Не унижайся, Вергилий, перед этим варваром. Сейчас сюда прибудет передовой отряд твоей когорты, и ему самому отрубят голову, — сказала Камилла.
— Саип, со мной тысяча бойцов, опомнись. Скоро прискачут первые две сотни. Если хоть волос упадет с головы этой сударыни, то они и воинов твоих, и женщин, и младенцев вырежут.
— Где же они? Какой больной на голову скачет по пустыне вчетвером с бабой, а отряд позади? Так что воешь ты, как гиена? Сейчас твоя голова будет торчать вон там, а тело я привяжу к хвосту скакуна. А вам, госпожа, — Саип картинно поклонился, — придется в ближайший месяц усердно поработать ночами в наших шатрах. Тащите его к колоде!
В этот момент меж двух барханов показались первые воины отряда Вергилия Пронти. Раненый воин, хоть и погиб от ран, но сумел сообщить о несчастье, постигшем их командира. Впереди неслись пять мастрийских легионеров, за ними финикийцы. Отряд скакал во весь опор, поэтому сильно растянулся. Когда первые бойцы въезжали на территорию лагеря, последние еще не появились в поле зрения сарацин. Саип не ожидал такого поворота событий. Он мгновенно стал трезвее. Вначале он думал оказать сопротивление. Но цифра в двести воинов передового отряда, озвученная Пронти, сбила его с толку. «Бросьте оружие! — крикнул Вергилий. — А самим лечь на землю!» И бей, долго не раздумывая, бросил свой меч и сам сел на песок. За ним те же действия совершили все его вооруженные люди. Их было человек двадцать пять. Они могли бы оказать достойное сопротивление тем пятидесяти воинам, что прибыли на выручку Камилле и Вергилию.
Тем более что у сарацин, в отличие от их противников, были луки, и основную массу отряда Пронти составляли финикийцы. Когда это все выяснилось, то было уже поздно.
Сарацины-мужчины без оружия лежали лицом в песок, позже им связали сзади руки. Женщин и детей отогнали в загон для домашних животных и велели не покидать его. Пронти освободили от веревок, перевязали рану. Тела трех убитых воинов омыли водой. Дров для погребального костра по мастрийскому обычаю в лагере не хватало, поэтому финикийские воины для этих целей экспроприировали любой материал, который мог гореть: шкуры, палатки, одежды, деревянный инвентарь и прочее. Все это организовывать помогали рабы, которым от имени Камиллы Дукс была дарована свобода. Как они ею воспользуются и вернутся ли домой, это волновало сейчас ее меньше всего.
— Как Саипа казнить будем — голову отрубим или костылями к пальме прибьем? — спросил Пронти у Камиллы.
— Почему только Саипа? — спросила Дукс. — Всем, кто сражался против нас, отрубите головы на этой самой колоде.
— Вы не считаете такое наказание излишне жестоким? — Вергилий посмотрел на Камиллу.
— Я — нет. А вы считаете, что за такое унижение, которому подвергли меня, эти дикари заслуживают чего-то другого? — не отвела взгляда Дукс.
— Я воин и привык сражаться на поле битвы, но считаю, что без мужчин и всего того, что мы сожжем на погребальном костре, женщины и дети обречены на вымирание, — ответил Пронти.
— Ты — воин, Вергилий? А как же так получилось, что тебе, храбрец, чуть не отрубили голову, а меня не изнасиловали? Ты считаешь, что это было честное сражение? — поинтересовалась Камилла.
— Моя вина здесь только в том, что я, потакая вашей прихоти, поехал с малыми силами в варварский лагерь.
— Да, все правильно говорит госпожа, — вмешался в разговор один из финикийцев. — Я, будь моя воля, изничтожил бы тут все сарацинское племя. Я за всю жизнь ничего хорошего от них не видел. Они, когда грабят наши южные небольшие города, никого никогда не жалеют. Стариков убивают, матерей и сестер наших насилуют. Не переживайте, госпожа, никуда они не исчезнут, еще больше расплодятся. Я бы весь их выводок вырезал.
— Младенцев и женщин не убивать, — приказала Камилла.
— Как вам угодно, — ответил тот воин. — Тогда разрешите мне хоть мужикам их головы порубить. Сарацины сестру мою убили, а ей только пятнадцать лет было.
— Сам справишься? — спросила Дукс.
— Я помогу, — подрядился еще один финикиец. — Сарацины ограбили караван, когда я еще ребенком был. Отправили к Танатосу мою мать и отца.
— Тогда делаем так, — разъяснила Камилла, — моя слабая женская психика не выдержит смотреть на казнь стольких людей, пусть и варваров, поэтому я буду присутствовать только на зажжении погребального костра и казни Саипа. Потом я направлюсь навстречу обозу, скажу разбивать лагерь и буду там ожидать.
Ты, Вергилий, как все закончишь, половину воинов отряди на поиски Александра, а вторая пусть караулит приезд десяти сарацин в лагере. Саша мне нужен живой.
— Тех десять сарацин, что будут возвращаться, также казнить? — спросил Пронти.
— Они же не виновны, на нас не нападали. Свяжи их до поры до времени на всякий случай, а перед отъездом отпусти, — решила Камилла.
Узнав, что мужчинам собираются отрубать головы, женщины подняли ужасный вой. Хотели вырваться из загона, но финикийские мечи преградили им путь. Жена Саипа, четырнадцатилетний сын которой показывал Камилле член и грозился вступить с ней в половую связь, умоляла, стоя на коленях, сохранить сыну жизнь, напирая на то, что он малолетний. Но Дукс была непреклонна и ответила ей резко: «Когда надо мной хотели надругаться, а командиру когорты рубить голову, ты стояла и улыбалась. Ты не подошла и не попросила за несчастную и униженную женщину, которую оскорблял твой сын. Твоего сына взяли в плен с мечом в руке. Тот, кто взял в руки оружие, уже не мальчик, а тот, кто пытался изнасиловать женщину, — мразь. И мрази нечего жить на этом свете».
XXXV
Полуденная жара пошла на спад. Саша, Хаттан и алеманы, продолжив путь, взобрались на очередную сопку. Сзади оставались красные пески, а далеко впереди виднелись темные скалы предгорий. «Да до них рукой подать!» — радостно вскрикнул Жуль. «Не торопись. Эти просторы обманчивы. На самом деле дойти до них мы сумеем только к утру завтрашнего дня», — возразил финикиец, придерживая верблюда за поводья. «Если доберемся», — заметил Саша, указав рукой в обратную сторону. Сзади на возвышенности верхом на коне в миле от них стоял сарацинский воин и наблюдал за беглецами.
— Засекли, — уныло проговорил Саша, — попались.
— Это мы еще посмотрим, — подбодрил товарищей Лотарь, извлекая из ножен сарацинский трофейный меч.
— О, скрылся? — сказал Жуль.
— Страшно ему стало, — решил Роберт.
— Конечно, пятерых в плен одному не взять, даже невооруженных, — заметил Лотарь.
— Почему невооруженных? — Жуль достал свой заостренный деревянный кол.
— Он ускакал за подмогой, и наше задержание теперь только вопрос времени, — огласил финикиец. — Даже два сарацина верхом на лошадях расстреляют нас из луков. Кого ранят, кого убьют, а оставшихся двоих для расправы в лагерь затащат.
— Может, успеем до их прибытия на твердую землю стать? —с надеждой произнес Роберт.
— Вряд ли, — покачал головой Хаттан. — Это нужно, чтобы они не нагнали нас до темноты. А там мы уже от усталости умирали, но до предгорий к утру доползли бы. Эх, совсем немного не хватило времени, каких-то полдня всего. Обидно.
— А если мы разбежимся каждый в свою сторону? — предложил Саша.
— Если их не меньше пяти человек, то переловят всех, — ответил Хаттан.
— А если два или три? — поинтересовался Жуль.
— Есть шанс спастись, — признался Хаттан. — Но преследователь может убить одного раба и отправиться на поиски другого.
— И что, мы больше не увидимся? — с тревогой спросил Жуль.
— Надо договориться и ожидать друг друга в определенном месте в определенное время, — посоветовал Саша.
— Голова! — с восхищением сказал Роберт.
— С южной стороны городской стены города Дор растет большая смоковница. Начиная не с этой ночи, а с третьей от сегодняшней, две ночи подряд будем ждать друг друга возле нее. Условный сигнал — голос филина. Кто доберется, тот ожидает там. Если по истечении двух ночей кто-то не придет — значит, его поймали, и ждать более нет надобности. По истечении оговоренного срока каждый решает, что делать дальше самостоятельно, — объяснял Хаттан.
— А откуда я узнаю, что это Дор? — спросил Жуль.
— Впереди он единственный с городской стеной. Кто же заплутает и выйдет на другой город, то нет смысла возвращаться.
И еще. Скоро почва станет более твердой, и следы на земле будут менее заметны. Нужно бежать. Бегите, у кого хватает сил. Пора прощаться, — финикиец поднялся на ноги.
Беглецы все по очереди обняли друг друга. «Если выживете, то ищите Александра Челентано в Орисе», — посоветовал Саша.
Алеманы по очереди разошлись в разные стороны, но придерживаясь северного направления. Жуль и Роберт настояли на том, чтобы меч оставался у Лотаря, а верблюд у Хаттана.
— Молодой человек, вас еще полкувшина золота и вольная интересует? — спросил финикиец.
— Пожалуй, да, — ответил Саша.
— Тогда сейчас будто разойдемся, а вон за тем
