когда-нибудь в более отсталом мире, чем твой, то ни в коем случае не смей использовать изобретения, существенно опережающие эпоху мира, в который ты попал, иначе окажешься под следствием.
— Да плевал я сейчас на какие-то миры и запреты. Кто запретил, что запретил, кому запретил? Ты мне сначала наобещал кучу всего, а теперь я имею только кучу пепла перед собой, — возмущался Грегори, шевеля пальцами левой передней конечности.
Дверь выломали, было заметно, что эласты со стороны коридора стучат ею по шкафу.
— Хорошо, я подам мощный импульс со станции управляемого распада ядра атома, но за это меня уничтожат без суда и следствия.
Это кощунственное нарушение всех норм и законов. Я сделаю это.
Раз ты пожертвовал собой ради нашего дела, то и мне в ответ необходимо помочь тебе. Слушай меня. Да не смотри ты на этот шкаф.
Он пока еще выдерживает натиск. Даже этого мощного импульса будет мало для переброски тебя в мой мир. Как только образуется кокон, немедля входи в него. Он переместит тебя в один из миров. В какой? Я не знаю. Думаю, в ближайший. Перенос будет некорректным. Признаюсь, ты можешь и погибнуть, но у нас выбора нет. Я зафиксирую на нужном уровне графитовые стержни в активной зоне реактора, чтобы не зацвела полынь, как в одном из миров недавно. Там также качали энергию, а потом рвануло.
Все, прощай. Приготовься.
Грегори ощутил низкочастотный гул, а потом раздался взрыв.
Это не выдержал ускоритель. Потом произошел второй удар. Это упал шкаф, подпиравший дверь. В кабинет ворвались два внутрьбеза с оружием. Костер уже догорал, помещение немного проветрилось, и сквозь дымовую завесу Грегори видел, как они приближаются к нему.
И тут в углу комнаты образовался кокон — мутная, полупрозрачная субстанция, на две головы ниже роста Грегори. До нее ученому оставалось шагов семь. Кабинет у Грегори был большой, с коридором, из которого вышел эласт в форме и скомандовал:
«Конечности вверх!» Грегори сделал два шага к заветной цели.
Раздался выстрел. Стреляли вверх. А затем он краем глаза увидел два дула баллистического оружия, нацеленные на него. «Не успею, — промелькнуло в голове ученого, — или кокон исчезнет, или меня пристрелят». Взгляд его упал на сувенир, всегда стоявший у него на столе. Он уже не помнил, кто и когда его подарил.
Много лет эта безделушка в форме яйца стояла посреди стола и собирала пыль. Грегори на ходу схватил это яйцо, по форме напоминающее тротиловое оружие, бросил его через плечо и крикнул: «Ложись!» Два чиновника департамента внутренней безопасности, а вместе с ними и проникшие в помещение внешбезы повалились на пол. Грегори сделал еще несколько прыжков и оказался в шаге от кокона. Сзади раздался выстрел. Пуля попала ему в спину, и он упал на пол рядом с коконом.
XXXIV
В природе наступила мертвенная тишина. Тишина, духота и безветрие — это первый сигнал к началу пыльной бури. Сарацины Саипа собрали всех рабов в лагере. Все — и невольники, и их хозяева — стали готовиться к предстоящему катаклизму. Ктото сгонял скот в одно место, кто-то укрывал инвентарь от надвигающегося песка, другие укрепляли палатки и шатры. Затем солнце потускнело, оно просматривалось теперь через мутную пелену.
Бей кричал, чтобы ленивые рабы поторапливались и завершали все работы до начала буйства стихии. В ход пошли плети, и некоторые невольники, включая Роберта и Жуля, получили по спине.
Со стороны Нефиды выплыло небольшое темное облако. Подул первый ветерок. Потом облако закрыло часть неба, прорывы ветра усилились. Вьючные животные забеспокоились. Один молодой верблюд вскочил на ноги, стал носиться по загону, а потом выломал загородку и умчался. Он в беспокойстве носился по лагерю. Кто-то из сарацин отрядил на его поимку невольника с очень темным негроидным типом лица.
Над ближайшими барханами выросла беспросветная стена из песка и пыли. Все начали показывать на нее пальцами. Полуденное солнце померкло. Колючий ветер свистел и бил в лицо. Саип дал команду всем прятаться. Рабы побежали к своим палаткам, сарацины направились к своим шатрам.
Хаттан с Сашей подошел к алеманам и громко произнес, пытаясь перекричать ветер: «Мощная и продолжительная буря будет, как раз нам в руку. Уходим сейчас». «Хорошо, — ответил Лотарь, — мы забираем припасы и идем к вам. Ваша палатка ближе к краю лагеря. Ждите нас там. Сейчас эти ублюдки попрячутся по своим крысиным норам, и мы будем уходить».
Саша и Хаттан сидели у входа в палатку, держа в руках свой нехитрый скарб, словно билет в один конец. Продолжать влачить рабское существование означало в недалеком будущем неминуемую смерть. Неудачный побег грозил тем же, только уже непосредственно в день поимки. Саша рассуждал, что его жизнь все равно здесь ничего не стоит, поэтому лучше рискнуть. Шансов было мало, но, если верить Хаттану, при удачном побеге он станет вольным человеком. А это на данный момент самое главное.
А еще немаловажным фактором была решимость всех пятерых товарищей навсегда покинуть эти места. Для алеманов вообще позором считалось умереть в неволе, а не на поле брани с оружием в руках. Они вчера попросили Хаттана побрить им переднюю часть головы, чтобы в случае гибели достойно предстать перед своими богами. Ни алеманы, ни Саша, ни Хаттан ни капли не колебались в том, что бежать необходимо сегодня во время пыльной бури. Момент был наиболее благоприятным. Стихия разыгралась не на шутку. По словам финикийца, им необходимо как можно быстрее преодолеть первые пятьдесят миль пути. Эта часть маршрута пролегала по песчаным барханам, что снижало скорость передвижения и в хорошую по меркам полупустыни погоду позволяло преследователям четко идти по отпечаткам ног на песке, словно охотничьей собаке по кровавому следу подстреленного зверя. Чем ближе к Дору, тем тверже становилась подстилающая поверхность. Хаттан сказал, что вторые пятьдесят миль можно будет пройти по твердой земле или каменной породе. Там сарацины след обязательно утеряют. Дальше идет слегка гористая местность — и укрыться есть где от полуденного зноя, и спрятаться от преследователей легче в неровностях рельефа.
Роберт отвернул полог палатки и сказал финикийцу и ругийцу: «Пошли». Скорость ветра была таковой, что превышала скорость в беге самого быстрого скакуна. Песок хлестал по лицу, но граница пылевой бури находилась еще за пределами лагеря, до нее оставалось около трети мили. «Побежали, — крикнул Лотарь, — на дворе уже никого нет». Но он ошибся. Сквозь пыль беглецы заметили раба, ведущего под уздцы убежавшего верблюда. Он шел правее по ходу их движения и направлялся к загону с животными. Лотарь указал на него пальцем и дал команду следовать за ним. Жуль и Роберт ускорили бег и побежали к рабу. Саша и Хаттан двигались медленнее. Лотарь остановил невольника и предложил отдать ему верблюда. Раб с силой держал короткие поводья.
— Давай его сюда, — перекрикивая вой ветра, сказал Лотарь. — Я сам его отведу в загон.
— Хозяин сказал, чтобы я это сделал, — ответил чернокожий раб.
— Ты тут недавно. Иди в палатку, я отведу его, — настоятельно требовал Лотарь.
— Вот господин идет. У него и спрашивай, — раб указал на сарацина, прикрывающего лицо тканью и направляющегося к ним.
— Тоже мне господина нашел, — возмутился Жуль. — Это потный сарацин. Отдай нам верблюда, а этой гниде скажешь, что мы у тебя его силой забрали.
— Ничего я тебе отдавать не стану, — не уступал раб.
В это время к спорящим подошли Хаттан и Саша. Сарацин также успел подойти поближе, заметил что-то неладное, достал плетку и ускорил шаг.
— Тебе что, этот сарацин-мучитель дороже таких же невольников, как ты сам? — спросил Лотарь.
— А что, мне дорог должен быть ты? Убери свои белые лапы от меня! — крикнул чернокожий невольник.
— Ах ты, выдра болотная! На… — Лотарь достал свой деревянный нож и пырнул раба в бок.
Раб прижал ладони к ране и завалился на песок. Жуль и Роберт улыбнулись. Саша от неожиданности передернул плечами. Хаттан стоял неподвижно. Сарацин из-за плохой видимости не разглядел деталей всего происходящего, но знал, что врезать своим рабам плеткой по спине лишний раз никогда не помешает. «Пошли на него», — Роберт указал на сарацина. Теперь Лотарь вел верблюда, а чернокожий раб корчился на земле. Сарацин подошел к группе беглецов и, не раздумывая, ударил плеткой по шее Лотарю, а потом по лицу Жулю и прокричал: «Шакалы, что тут делаете!» «А вот что!» — крикнул в ответ Жуль и с силой нанес удар своей заточенной деревяшкой сарацину в горло. Тот не ожидал такого поворота событий, хотел схватиться рукой за рукоять меча, но было уже поздно. Роберт и Жуль попеременно стали наносить ему удары в область грудной клетки. Сарацин упал, но обезумевшие алеманы продолжали, как стервятники, терзать его тело деревянными колышками. Они в общей сложности нанесли ему не менее двадцати колотых ран. Их окликнул Лотарь.
Жуль поднялся. Его одежда, руки и лицо были забрызганы кровью жертвы. Роберт посмотрел обезумевшими глазами на Сашу и прокричал: «Александр, я эту мразь, в натуре, зарезал!» «Забирайте оружие и одежду и выдвигаемся, — борясь со все усиливающимся ветром, произнес Хаттан. Нам надо отойти от лагеря хотя бы на полмили. Потом уложим верблюда, спрячемся за ним от ветра и зароемся в песок. Надо переждать первый натиск бури». «А нас не засыплет навечно песком?» — забеспокоился Саша. «Не волнуйся, так легче переждать пыльную бурю», — успокоил финикиец.
Когда видимость составила порядка пятисот шагов, а буря поутихла, Хаттан сказал: «Пора сниматься с места. Здесь оставаться более небезопасно. Раненый раб обо всем рассказал, и нас могут обнаружить. Наше направление на север, и можно слегка забирать на северо-восток. До вечера еще далеко. Будем надеяться, что буря до темноты не утихнет». «Тогда садись на верблюда, и уходим», — предложил Лотарь. «Я и сам в состоянии передвигаться», — возразил финикиец. «Залазь, так мы все быстрее идти сможем, — ответил Лотарь. — Пойдем без остановки, пока сил хватать будет». «Поехали, — согласился с предложением Лотаря Хаттан, забравшись на лежащего верблюда, — днем станем ориентироваться по солнцу, а ночью, если небо прояснится, то по звездам. Нам только из песков выбраться, чтобы следы не оставлять за собой. И еще одна просьба — не бросайте за собой никаких предметов. Остатки еды будем закапывать, а следы наши в бурю ветер заметет и песок засыплет».
До заката солнца они прошли не более семи миль. Быстрому продвижению мешала пыль. Потом померк дневной свет, а звезд на небе не было видно, путники очень устали, поэтому решили до утра остановиться на ночлег.
Проснулись с первыми лучами солнца. Видимость вокруг около одной мили. Пыльная буря продолжалась, хоть и не так интенсивно. Это обрадовало беглецов. В такую погоду бей еще повременит с отправкой погони. Они перекусили, выпили воды и продолжили движение. К середине дня температура воздуха и песка повысилась, сделали привал. Вообще, идти было довольно трудно. Если до побега все рассчитывали за сутки беспрерывной ходьбы с небольшими передышками покрыть расстояние в пятьдесят миль, то сейчас поняли, что этим планам не суждено сбыться.
