выдох, который произносит только одно, теперь уже до противного знакомое имя:
- Полина… - немой вопрос. Разочарованный взгляд и непонимание: как мог я так глупо ошибиться?
Но ведь не считая распущенных волос, с которыми в данный момент играл прохладный осенний ветер, они были совершенно… одинаковы. Совершенно. Будто копии. Такие же глаза, такие же губы, скорбно сжатые в одном умоляющем выражении.
- Да, Димочка, да… я вернулась, чтобы наконец воссоединиться с тобой. Прости меня. Прости. Наколовшись на иглы измены другого человека, считавшего меня своей рабой… я поняла, что значит любить. Любить – это отдавать себя и получать что-то взамен. Хотя бы элементарное человеческое уважение!
Это была цитата из дневника Дамы в Сером. Точно. Новый удар током. Она писала такие слова несколько…буквально несколько дней назад, незадолго до приезда в наш захолустный городок.
- Полина… ты была… совершенно другой… ты была гораздо более…
- Яркой? – опять тот же вопрос, что задала незнакомка. Тот же вопрос, что задала бы мне Дама в Сером. – Но яркость стирает время, а больше притворяться я не хочу. Я хочу быть спокойной в своём сером стеклянном куполе одиночества, оставаться с тобой и питаться теплом, которое любимый человек подарит мне и осчастливит меня! Мне не хочется больше бесконечных странствий. Осёдлости, покоя…хватит измен, хватит бесконечного притворства… я пришла к тебе бесшумным шагом, чтобы сказать: жажда твоего общества во мне так сильна, что я могу сделать…пойти… на настоящее безумство, на настоящую яркую вспышку, только ради тебя!
- Полина… постой… - она приблизилась ко мне и уже хотела прильнуть ко мне в примирительном объятии. Надеждой горели льдисто-серые глаза, перчатка соскользнула, оголив белую кукольную ручку, что тоже до боли напоминала фарфор.
- Что? Почему я должна стоять? Это слишком радостно для тебя, чтобы все осмыслить, мой милый Димочка?- заискивающим тоном произнесла она.
- Мне… надо идти… я потом тебе обязательно позвоню… мне надо… подумать только над всеми происшествиями в моей жизни… не смотри, не смотри на меня! – я отодвинул протянутые руки от лица и, шепча всякую несуразицу, приготовился бежать, попутно вспомнив, что меня в кафе ещё ждёт скучающий Колян, предусмотрительная Анька и загадочная Жанна.
Которая, может быть, была наваждением сегодняшнего дня и растворилась в тумане, предоставив любезно облик Полины, такой же в точности, изменившейся ради меня или ради призрачного «кого-то…»
Отсутствующий взгляд. Поворот. Бежать. Бежать, скорее, от этого сна, от этого запутанного лабиринта мыслей…
Прав был Колян, когда говорил, что я запутаюсь скоро в собственных сетях – реалист, надевавший маску Оптимиста!
***
She walks on the moonlit snow
She´s winterhearted, so you say
But you don´t see…
За столиком в кафе сидит потерянная женщина, чей взгляд растерян, а губы сжаты. Ежится, будто от холода, хотя не сняла своего тёмно-серого пальто с чёрными пуговицами. Серебряная бляшка сверкает в тусклом свете запыленной, постоянно мигающей, лампочки в люстре.
Я стою тут несколько минут, глядя на неё с непонятным страхом и благоговением. Боюсь вернуться назад, зная, что Полина уже ищет меня. Словно привидение прошлого, от которого не спрячешься. Словно тень той женщины, которая явилась в офис сегодня.
Она одним движением руки в кружевной перчатке снимает невидимые шпильки, выдёргивает их из каштановых волос, которые волнами струятся на плечи. Длинные. До самого пояса. Одно движение – вычурная шляпка с вуалью лежит на столе вместо салфетки, небрежно свёрнутая. Взъерошила волосы. Капельки дождя коснулись моей кожи.
Перехватило дыхание. Полина уже ищет меня, одиноко бродя по закоулкам и выкрикивая моё имя на всю улицу. Сжимается сердце от жалости. От странного чувства, которое заменило любовь. Интересно, Полина это же ко мне испытывала, когда возвращалась в город, а перед этим… могла ли она писать мне от имени женщины в сером?
Если могла, то только из жалости. А из жалости – это значит, не по собственному желанию. Это значит, через силу, превозмогая какие-то внутренние преграды в виде боли и нехотения. Жалость порождает гнев в стойких сердцах.
Непонятное чувство вело меня вперёд. Как будто бы я мстил прошедшему счастью, будто бы отвечал на жалость яростью. Месть смешалась в моём сердце вместе с непонятным желанием… вело вперёд. Вся смесь бурлящих эмоций вела меня вперёд.
Эмоции проснулись в этом провинциальном городишке, в этом захолустном кафе. Проснулись и подвели к этой женщине, которая всем казалась ледяной мизантропкой. Далёкой и близкой… буквально рукой подать.
- Вы? – она изумлённо глянула на меня, а затем усмехнулась. На узком, точёном лице, расцвела ледяная улыбка. – А я думала, Вы последуете примеру своих друзей и предпочтёте оставить меня одну в этом… наипротивнейшем заведении.
Девушка зябко поёжилась и пожала плечами, опустив глаза, льдисто-серым светом сиявшие. Можно было подумать, что она плачет. Но одиночество – не повод для слёз таких людей. Но собственно… что я знал о ней?
- А что – Коля с Аней не пришли?
- Вы их видите? У меня нет времени на такие глупые вопросы, а от Ваших друзей… с их стороны это было… просто очень мило – оторвать от дел, позвать меня в кафе, а за несколько минут до моего вынужденного одиночества позвонить и любезно сообщить: извини, Жанночка, сегодня у нас ничего не получится… может, перенесём все на несколько дней? Потрясающе… несколько часов ожидания впустую! – тихое восклицание. Крепко сжата в кулак рука.
- Но вы ждали ещё несколько минут после звонка, как я понял… телефон на столе… вы ждали ещё кого-нибудь?
«Возможно, я никого не жду… никогда. Но в сердце дверь ещё открыта, впуская с улицы сквозняк и пустоту, будто бы ожидая именно гостей осени. Чтобы танцевать на сквозняке, в танце с самой собой выпить все серые краски и отдать всю душу ветру!»
Запись из дневника Дамы в сером. Вновь соприкосновение и расхождение, воспоминание об образе Полины.
- Кого-то ждала, безусловно. Кого-то старалась ждать всегда – когда ждёшь, есть стимул жить, знаете? Только вот не подумайте, что моим ожиданием были Вы…
- Я и не думаю. Я почему-то на сто процентов уверен в этом.
- Самоуверенный дурак! – выпалила она, изумлённо глядя на меня. Во взгляде вновь заиграли искорки любопытства, которые женщина подарила сегодня при визите в кабинет.
- Да. Но вы ведь смотрели на меня, да? Смотрели, когда вошли в мой офис – смотрели и оценивали…
- Всего минуту. Серые субъекты, подобные вам, не представляют никакого интереса…
- Вам хватает собственного отражения в зеркале?
- Наглец.
Без восклицания. В спокойной, даже задушевной, манере. Она еле заметным движением головой указала мне на стул рядом.
После долгого скрипения стулом (всё стремился найти удобное положение для себя), я уже мог смотреть на точёное лицо с расстояния не более метра. Иногда мне казалось, что я чувствую её дыхание – то спокойное, то вдруг резкое, быстрое и прерывистое.
- Зачем же Вы пригласили наглеца?
- Больше никого не остаётся… - с притворным сожалением вздохнула Жанна. А на лице отразилась тусклая улыбка, будто серый огонёк.
- Понятно. И о чём будем говорить?
- Ну вот… - Жанна фыркнула и отвернулась. Её волосы взметнулись неярким тёмно-каштановым пламенем. Голова оперлась на изящную руку.
- Что – ну вот?
- Я думала, что всё уже сказано. Молчание – золото нашего времени, для разговоров существует время и место…
- А ваше время и место?
- А я имею право на тайну? Мне просто не хочется говорить, когда молчит душа. Душа говорит, когда рядом сотня посторонних ушей, но нет ни единого взгляда. Такого взгляда, как у… вас.
Выдох. Порывистый выдох. Взгляд льдисто-серых глаз скользит по мне… вновь то с бурей эмоций, то совершенно сухо. Настоящая загадка, которую не нужно искать в мистических местах, вроде египетских пирамид.
- А что в моем взгляде?
- Ничего. И одновременно – всё. Пронзительно-наглое. До боли пронзает, когда всматриваешься близко. Приходится отводить взгляд и закрывать лицо руками – может быть, я действительно ждала такую неярко-серую вспышку в этом затхлом ресторанчике…
- Ну и ну! – воскликнул я, разорвав этим наступившую тишину.
- Тсс! – женщина нетерпеливо заёрзала на своём скрипящем стуле. – Тихо. Не надо кричать, не надо говорить. Даже сейчас я говорю с трудом. При вас. При этом сверлящем взгляде, вонзающемся в меня подобно колючке. Не смотрите. Не говорите. Мне трудно говорить, а вам трудно слушать…
- Вот в последнем вы ошиблись, ошиблись!
- Наглец. Крикун. Настоящий вор, который украл тишину. Лучше бы вы не приходили, чёрт возьми…
- Вы так шутите?
- Кто знает? – она озорно пожала плечами и посмотрела на меня через плечо. По спине отчего-то пробежалась стая мурашек.
- В таком случае, у вас отвратительное чувство юмора… - голос захрипел, затих. Губы сжались, закрылись на воображаемый замок. Онемел.
- Однако, вы замолчали, великий спорщик… - Жанна нервно хихикнула и снова отвернулась, вытянувшись, словно металлическая струна на акустической гитаре.
Молчание продолжалось несколько напряжённых секунд. Страх и волнение парализовали мои движение… вязкая тишина резала уши. Хотелось крикнуть что-то, но не хватало сил. Зажало в тиски что-то. Хотелось повернуть назад, вернуться к исходной точке, сомнения непонятные нарастали…
Может, я тогда даже скучал по Полине и отсутствию такого странного напряжения. Вернее, при встрече с бывшей я тоже был напряжён, но не так, как сейчас.
Я уже встал, чтобы уйти и сбежать от волны накативших сомнений и тревоги за собственное сердце, которое пока находилось у меня в груди, но тут меня снова посадили на стул. На этот раз движения женщины, сплетённые в неожиданном танце.
***
She´s a dancer on the glass
That´s broken like her past
She would never flee
Fascination is her name
Заиграла песня группы Xandria, которая была мало-мальски мне знакомой. Задрожала струна, натянутая на деревянном стуле. Жанна неожиданно встала, резко отодвинув стул и пошла вперёд, следуя навстречу музыке.
- Dancer… песня из того времени, когда мечты ещё имели свойство сбываться… посмотрите на меня… посмотрите на меня и помолчите, Дмитрий. Окажитесь рядом в нужный момент и помолчите. Посмотрите, как спадает серая маска при одной нужной песне и нужных словах!
Она расстегнула быстро все пуговицы на пальто, которое неслышно распласталось на полу. Жанна оказалась в белой праздничной блузке с длинными свободными рукавами, парящими на невидимом ветру и пышной юбке чуть выше колено из тонкой, шелестящей, блестящей ткани с вплетёнными позолоченными нитями.
Кто бы подумал, что за серым пальто скрывается это одеяние… с каждым осторожным, пугливым, но исполненным грациозности шагом, Жанна поражала меня всё больше и больше.
Минута – и песня закружила её в своём ритме. На танцполе больше никого не было. Только фигура, то подхватившая невидимого партнёра за руку, то делающая реверанс, то простирающая руки вперёд в осторожном, неуверенном прыжке. Юбка разлеталась, показывая тонкие ножки в ажурных чёрных колготках.
С губ срывалось подпевание песне, которая становилась всё громче и громче. Несколько осторожных шагов, вскинутая рука… волосы разлетаются в стороны, падают на
