был сам по себе. Но вольной жизни казаков на Волге, всё же, вскоре пришёл конец.
Как только царь Иван, с помощью казаков, разделался на Волге с татарами, то казаки там ему стали совсем ни к чему. По реке быстро налаживались торговые и дипломатические сношения Москвы с Прикаспийскими странами и странами востока, а казаки, как уже говорилось, не отказывали себе в удовольствии пошарпать купцов, как заморских, так и русских, да и послам, шедшим, обычно, с богатыми дарами, казаки тоже были рады. В виду этой причины царь уже в 1557г. "велел с Волги казаков всех сослать" и посадить по ней стрельцов, а на Переволоке, дабы отрезать Волу от Дона с отрядом "казаков добрых" был поставлен славный атаман Филимонов. Герой захвата Астрахани, атаман Филимонов наверняка пользовался большим авторитетом среди казаков, на что повмдимому и рассчитывал Иван IV, противопоставляя авторитетного, но покорного Москве атамана, остальной вольнице. Но казаки даже такому прославленному атаману не простили измену. Они призвали Филимонова на казачий круг, якобы для решения создавшейся проблемы, уверяя, что и они тоже "служат государю же", и там, невзирая на его авторитет и заслуги он был казнён. Не хотели казаки расставаться с рекой, которая их кормила и на которой они чувствовали себя силой с которой нельзя было не считаться. Но всё же примерно четверть века спустя, а точнее, как гласит старинное казацкое придание, в 1579 г. собрались где-то в низовьях Волги три знатных волжских атамана, и собрались они не по пустяковому делу, а собрала их беда. Московский царь решил окончательно покончить с волжской вольницей. Надо было решать, как избежать царского гнева. Одним из этой славной троицы был по преданию и знаменитый атаман Ермак, который именно отсюда ушёл на Урал к Строгановым, а оттуда на завоевание Сибирского ханства. Разбежались от московского войска и иные атаманы, а один из первых исследователей казачества А.И.Ригельман по этому поводу писал, что "...немалое число воров скрылись от поисков и удалились с Волги, как и Ермак с товарищи по разным местам, как-то: по-прежнему на Дон, иные на Куму и на Терек реки. Но из того числа шайка одна состоявшая в человеках 30 при атамане своём Василье Гугине перешла на реку Яик, от устья оной реки вверх около 420 вёрст и промышляли сначала рыбною и звериною ловлею... Потом по умножению их на Хвалынском, то есть на Каспийском море и по берегам оного разбои чинили. А в 1584 году, "как сами сказывают... первое селение учинили". Так что, как видите, не могли в 1552 г. казаки с Яика, как сказано в челобитной, "государю под Казанью служить" по той простой причине, что и казаков то яицких ещё не было. Но прирост казачества в конце XVI - начале XVII веков был так велик, что уже в 1605 г., как сообщает "родословная история о Татарах", яицкие казаки численностью 1000 человек нападают на город Ургенч и почти полностью разоряют и грабят его. Но на обратном пути им, обременённым пленниками и награбленным, Арап-хан устраивает, одну за другой, две засады, из которых смогло вырваться только 100 человек. Хотя, вскоре и они, когда остановились на отдых у Сырдарьи были вновь настигнуты воинами Арап-хана, и все полегли в неравном бою. Повествование же самих яицких казаков говорит о походе 500 человек под предводительством атамана Нечая, но правда на город Хивы где, как пишет Ригельман, "...всем тамошним богатством обовладел, а Ханских жен в полон взял". Но, хивинский хан, которого во время нападения казаков не было в городе, "настиг его на самой переправе Сыр-Дарьи реки, и через жестокое сражение Нечая того со всеми его людьми побил". В живых остались только три казака, которые рассказали о случившейся беде по возвращению домой.
Как видим, через каких-то 20 - 25 лет три десятка казаков, пришедших на Яик, выросли в несколько сотен, а может даже и тысяч человек, ведь наверняка не все казаки ушли в набег на Ургенч или Хивы. Прирост этот, естественно, не был результатом столь невероятной плодовитости казачек, которых, скорее всего даже не было у первых яицких переселенцев. Как раз именно в эти годы огромное число беглых с русских земель стало появляться в "Поле" и пополнять, весьма существенно ряды "старых казаков". Причин для бегства крестьян с земель как московских, так и литовских стало больше чем предостаточно. К этому времени уже там и там существовало крепостное право но, ещё до этого московский царь Иван IV, завоевав Казань и Астрахань, решил прибрать к рукам и Ливонию, и выйти к берегам Балтийского моря. Война, начатая московским правительством, поначалу слаживалась для него весьма благополучно, не смотря на то, что воевать, приходилось сразу на два фронта. (На южных рубежах в московские земли довольно часто вторгались крымские и ногайские татары.) Но со временем, затяжная война с Ливонией, на стороне которой выступили Литва и Польша, и частые набеги татар, потребовали от московского правительства дополнительных, как людских, так и материальных ресурсов, и вся тяжесть по восполнению этих ресурсов легла на плечи простых людей. Именно в 70-е - 80-е годы XVI столетия, в годы "великого разорения", тяготы военного времени, податный гнёт, плюс ко всему этому чума и стихийные бедствия, привели к массовому бегству населения. Вот тогда-то люди с Московии, действительно, бежали целыми сёлами. Благо было куда и к кому бежать. Города и деревни обезлюделись. Из писцовых книг конца XVI в. можно узнать, что необработанными оставалось более половины, а то и до 90% земли. Ехавший же из Вологды в Ярославль, в начале царствования Фёдора Ивановича, (годы царствования с 1584 по 1598) англичанин Флётчер, по пути насчитал порядка 50 деревень покинутых жителями.
Начало XVII столетия - новая беда. В 1601 -1602гг. в Северо-Восточной Руси был страшный голод, о последствиях которого Н.И. Костомаров писал: - "Если старожилы не помнили на Руси такого страшного голода, то не помнили и такого бродяжничества, как в эти времена. Господа выгоняли слуг своих, когда чересчур дорого стоило их прокормить, а потом, как хлебные цены спадали, хотели возвратить их себе; но бывшие холопы, если не успевали пропасть от голода, жили у других или приобрели вкус скитаться - и не хотели ворочаться. Умножились тяжбы, преследования; отыскиваемые беглецы собирались в шайки. К этим бродягам приставало множество холопов принадлежавших опальным боярам. Этих опальных холопов собирались тогда тысячи... они приставали к разбойничьим шайкам... Одни убегали в Сибирь, другие на Дон, третьи в Запорожье; многие селились на украинных степях и там уклонялись от государственных повинностей". Но не только события, происходящие в Московских землях, способствовали усилению и росту казачества, не меньше всякого рода перемен, способствующих этому, мы можем увидеть и в Великом Литовском княжестве. Одной из первых причин этого роста была попытка Дмитрия Вишневецкого создать своё Русско-казацкое княжество на Днепре, которая привела в ряды казачества немало отчаянных голов. А тут ещё подлила масло в огонь, состоявшаяся в 1569 г. Любленская уния, результатом которой стал захват польскими магнатами исконно Русских земель.
Ведь Украина, ещё со времён Киевской Руси, и даже много раньше, была и всегда оставалась краем земледельцев-хлеборобов но, с вторжением сюда монгольских завоевателей хлеборобничество здесь пришло в упадок. Правда, есть сведения, что монголы в некоторых завоеванных землях Южной Руси старались не притеснять хлебороба, что вполне правдоподобно, ведь плоды крестьянского труда в равной, или почти равной степени, нужны как оседлому человеку, так и кочевнику. Но всё же земли Киевского и Переяславского княжеств пострадали от этого нашествия гораздо больше, чем земли других русских княжеств и опустели основательно. С развалом Орды эти края вновь начинают заселяться, и уже в XV в. появляются первые поселения между Тясьмином, Синюхою и Росью, и только лишь в конце XVI века правительство Речи Посполитой официально признаёт эти земли, а в начале XVII столетия была назначена комиссия, для осмотра и определения пространства края. Когда же польская шляхта узнала о природных богатствах Украинской земли, о том баснословном урожае хлебных злаков, который можно там собрать, то любыми правдами и не правдами бросились приобретать эти земли. Хоть земля и объявляется собственностью государства, но её, получив от короля соответственные документы, стали покупать такие магнаты, как Концепольский, Острожский, Корецкий и др. В 1588 г. в Литовском княжестве было запрещено мелким и средним землевладельцам продавать свои земли, и вводится крепостное право. При этом бывшие землевладельцы, потомки старых русских и литовских бояр, как это уже отмечалось ранее, лишались своих старинных прав на землю и даже переводились в разряд крестьян, а крестьяне попадали в крепостную зависимость. Появилось много безземельных шляхтичей, которые организовывали целые банды налётчиков и грабителей, а те своими действиями способствовали ещё большему увеличению таковых. Вступив на путь конфронтации с властью, которую, как правило, представлял крупный магнат, таким шляхтичам ничего не оставалось делать, как уходить в казаки. Правда, прежние землевладельцы, как шляхтичи и люди, имеющие право голоса на сейме, исключительно ради этого голоса в пользу своего хозяина, охотно принимались на службу к новым "законным" землевладельцам. Это обеспечивало последним их поддержку при решении того или иного спорного вопроса в сейме. Такие безземельные шляхтичи, как правило, ни чем не занимались и составляли свиту своего хозяина. У князя Константина Острожского, например, всегда содержалось от трёх до четырёх тысяч таких шляхтичей-бездельников, которых он мог, как обласкать и приблизить к себе, так и запросто прогнать. А изгнанному шляхтичу, что бы как-то себя прокормить, опять же приходилось идти или в бандиты или сразу в казаки. Именно такие безземельные шляхтичи и казаки помогали в 1605г. Лжедмитрию I взойти на московский престол. Не важно, был ли он настоящим царевичем Дмитрием или авантюристом, прикрывшимся его именем, - это совершенно иная тема, важно то, что простой народ, хотел видеть и видел в нём именно того, за кого он себя выдавал. Именно по этой причине, ещё до прихода его в Московскую землю, в Польшу к нему приезжает донской атаман Карела, и от имени всех казаков Дона обещает ему свою поддержку. (Здесь Карела, наверняка, выступает как атаман всего Войска Донского.)
Так вот в 1605 году численность казаков была так велика, что когда Лжедмитрий выступил из Польши на Москву, его войско состояло из 3000 поляков - добровольцев и 2000 казаков. Но, уже при осаде Новгорода-Сиверского к нему присоединилось ещё 12 тысяч запорожских казаков, а чуть позже 3000 донцев во главе с атаманом Карелой. Затем отряды с Дона подходили ещё, и именно Карела и донцы, когда затея Лжедмитрия, казалось, вот-вот должна была провалиться, спасли положение. Тогда под Кромнами 6 тысяч донских казаков выдержали осаду тридцатитысячного войска московских бояр, "зане (Карела) был воин искусный, а к тому досужий волшебник, и оттого сделалось, что войска тут Московские, часто с конными Казаками и, на всякий день много раз
