Мишка Черкашенин ко князю Дмитрею же и побил Крымцов вверх Донца Сиверского". Важно знать, кто такой этот далеко не безызвестный в то время и незаслуженно позабытый нашими современниками атаман. Есть историки, которые склонны видеть в нём, не однократно посылаемого Вишневецким в Москву послом, Михаила Еськовича, что абсолютно не соответствует действительности. Ну, во-первых, Еськович личность в Москве хорошо известная, и называть Еськовича Черкашениным, то есть так как в то время обобщённо называли в московских землях всех днепровских (черкасских) казаков, летописец бы не стал. Во-вторых, когда дьяк Ржевский в 1556 г. с отрядом стрельцов пришёл в Поднепровье и предпринял поход на татар, то к нему присоединился и черкасский атаман из Канева Михаил Еськович с 300 казаками. Ржевский с Еськовичем нанесли поражение крымским татарам и сожгли предместье Очакова. Черкашенин же в это время со своими казаками по р. Кальмиус спустился в Азовское море и напал на крымские улусы у Керчи. Не мог один и тот же человек быть под Очаковом, где жёг его окрестности Ржевский и разорять крымские улусы у Керчи. Не верно и то, что Черкашенин был донским атаманом и к запорожцам Вишневецкого не имел никакого отношения. Ну и что из того, что Черкашенин, будучи походным атаманом, в 1557 г. с 3 тысячами казаков принимал участие в Ливонской войне. Ведь в то время Вишневещкий и его запорожцы уже находились на службе у московского царя, а стало быть, тот их мог послать воевать куда угодно, так например в 1558 г. запорожцы принимали участие даже в обороне Тулы от татар Махмет-Гирея. Возможно именно с Ливонии или из под Тулы, или ещё с какой то, как говорят сегодня, "горячей точки", шёл на соединение со своим "любимым вождём", разбив попутно в верховьях Донца крымцев, Мишка Черкашенин. Как мы знаем, до этого Черкашенин успел побывать и под Казанью, и Никоновская летопись сообщает, что: "Месяца июня прислал Мишка черкашенин двух языков один крымец, а другой турченин, а взяты, сказывает под Керцом (Керчь) городом за Ширинских князей улусами. А приходил Мишка с Казани в то же время как Дьяк был под Ислам-Кермень, Миюсом рекою в море, а морем под Керц и тут воевал". Как видим, "черкашенин" здесь, как и "крымец", и "турченин" пишется не с заглавной буквы, что может говорить, скорее всего, о том, что кто такой этот "Мишка" летописец в 1556 г. ещё не имел понятия и воспринимал "черкашенин", как - черкасский казак. То есть до того как Вишневецкий с запорожцами перешёл в службу к московскому царю, Черкашенин себя не чем особо не проявил. А то, что он пришел с Казани, как это уже отмечалось, - лишний раз подтверждает, что казак мог жить и "промышлять" где сам пожелает, и никакого деления по каким либо признакам (национальным, территориальным и пр.) между ними до второй половины XVI столетия не существовало. Просто московские государи хорошо платили казакам за службу, вот и подался Черкашенин со своими казаками к Казани, где в 1555 г. воеводы Ивана IV подавляли мятеж казанских татар. Возвращаясь же обратно на юг Руси, и возможно ещё навербовав для Вишневецкого казаков на Волге, Черкашенин наведался и под Керчь. Но в 1560 г., когда Вишневецкий решил вернуться на службу к польскому королю, многие атаманы, как известно, решили его оставить. Среди них упоминается и атаман Михаил Алексеев, который, наверное, и стал вскоре прославленным Мишкой Черкашениным. Ведь известно, что у казаков, как у запорожцев, так и у донцев, существовал обычай, всякому новому человеку, прибывшему на "Сечь" или на Дон давать по "приписке" новые имена или прозвища, которые не редко указывали, откуда родом тот или иной казак. (Рязанец, Литвин, Карела и т. д. и т. п.) Так и стал черкасский атаман Мишка Алексеев, по прибытии на Дон, Мишкой Черкашениным. Правда, обосновался он вначале не на Дону, а на правом его притоке Донце, но всё равно ближе к низовьям Дона, чем все остальные атаманы. К Черкашенину присоединилось многие путвльские казаки (севрюки), которые и основали первые низовые казачьи станицы на Дону, в том числе и станицу Черкасскую. Среди тех, кто основал станицу Черкасскую, скорее всего, находился и запорожец Жученко, который с черкасскими атаманами отправился служить московскому государю но, по-видимому, всё же ещё собирался вернуться в Черкассы. А чтобы ни у кого не возникло притязаний на дом, купленный его предком, он захватил с собой и выше упомянутую купчую. Но жизнь распорядилась иначе. Казак остался на Дону. Там, в основанной черкасскими казаками станице Черкасской, он построил новый дом, а документ о покупке дома в городе Черкасске (Черкассах) так и хранился в семье Жученко, передаваясь из поколения в поколение. Так что уже в третьем колене, а возможно и чуть позже, Жученковы потомки, осевшие в станице Черкасской, могли считать, что он (акт) является документом о покупке дома не в городе Черкассах на Днепре, а актом о покупке дома запорожцем Жученко в столице донского казачества - Черкассах, то есть Черкасске на Дону. Вот так по недоразумению купчую на дом в Черкасске Е.П. Савельев, вероятно, принял за купчую в станице Черкасской и даже видел сохранившийся "купленный" дом.
Но, опять же, не будь Дон выше впадения в него Донца заселён казаками, а Донец ещё в средине XVI столетия казацкой рекой, вряд ли черкасские казаки осмелились бы селиться в его низовьях. Никогда бы крымские и ногайские татары не позволили поселиться на их территории "руси" столь далеко оторвавшейся от своих. Отсюда - уже в средине XVI столетия существовали на Донце казачьи поселения, опираясь на которые Вишневецкий по указу Грозного ходил на "крымские улусы, суды поделав", и повидимому уже тогда казаки облюбовали себе места в устье Донца, в низовьях дона. Хотя, в старинной казацкой песне о взятии Казани первенство в освоении Дона отдаётся известному атаману Ермаку.
"Казаки в Казань ворываются
А орда из ней убирается.
Царь въезжает в Казань - город,
Он там хвалится, прославляется.
Вот Ермак к нему является:
-Чем Ермак тебя пожаловать?
-Ты отдай государь, нам Тихий Дон
С низу до верху, с верху до низу
С его реками и вершинами..."
Выходит, если верить песне, - Ермак был первым кто для всего казачества в "вотчину" выпросил у царя Тихий Дон. Но хоть, как говорится, из песни слов не выкинешь, но только, вряд ли Ермак мог быть таким уж авторитетным атаманом во времена, о которых в ней поётся. И хоть "старый казак" Гаврила Ильин писал в челобитной грамоте государю, что до того как в 1582 году пойти за Урал на Сибирское ханство он 20 лет "полевал", то есть нёс полевую службу с Ермаком в "диком поле", а другой ветеран ермаковского похода Гаврила Иванов утверждал, что он тоже служил царю "на поле 20 лет у Ермака в станице" но, тем не менее, слишком молод ещё был Ермак в 1552г. чтобы просить у царя, от имени всего казачьего войска, за взятие Казани "Тихий Дон с низу до верху". А самым видным атаманом у казаков принимавших участие во взятии Казани был, скорее всего, некий Сусар Фёдоров, о котором говорится в челобитной грамоте царю, которую писали донцы, отстаивая свои вольности в начале XVII века. В ней в частности они пишут: - "В которыя время царь Иван стоял под Казанью, и по его государеву указу атаманы - казаки выходили з Дону и с Волги, и с Яика, и с Терека; атаман Сусар Фёдоров и многие атаманы - казаки, ему государю, под Казанью служили не за крестным целованием", то есть, не присягая, а за плату. Так что главенство Ермаку в казанской кампании народная молва приписала, скорее всего, уже позже, и благодаря той славе, которая вознесла его на своих крыльях после взятия его казаками Сибирского ханства в 1582 -1583гг.
Правда и казачья челобитная, в свою очередь, надо думать, тоже грешит не точностью. Да, в XVII веке, когда она писалась, на Яике и на Тереке казаки уже были, что вряд ли являлось фактом в средине XVI столетия, когда Грозный брал Казань. Ведь даже низовья Дона, о чём можно судить, хотя бы, из той же песни о взятии Казани, в те годы казакам ещё не принадлежали, и казаки просят разрешение у царя на захват земель на Дону где, на самом деле, хозяйничали татары. Зато на Нижней Волге, московский посланник Семён Мальцев, уже в шестидесятых годах XVI столетия видел аш 2 казачьих городка, и в этом нет ничего удивительного. Ведь именно Волга в годы могущества Орды была центром сосредоточия русских невольников. Именно там собирались, пополняя казачьи ряды, беглые русские люди с Казани, с Вятки, с Астрахани с Пургасовой Руси и с прочих обжитых татарами мест. Здесь же на Волге "гуляют" и новгородские ушкуйники и по мере развала Орды, именно здесь собирается вольница всех мастей. После же взятия Москвой Казани и Астрахани Волга становится главным водным путём связующим Русь со странами Азии и Закавказья. Но путь этот, как для купцов, так и для посольских людей был очень даже не безопасным, и главной его опасностью становятся казаки. Ведь казаки служили царю только тогда, когда он им за это платил, а платили им только тогда, когда в них нуждались. Это только в 1615 г. первый московский царь из династии Романовых Михаил Фёдорович, устанавливает ежегодное жалование Донскому Войску в виде 7000 четвертей муки, 500 вёдер вина, 250 пудов пороха, 150 пудов свинца и 17000 рублей деньгами. До этого же казакам выплачивали царское жалование только за конкретные дела, такие как война с Казанью, где принимало участие не менее 2500 казаков, захват Астрахани, пресечение набегов крымцев и ногайцев и тому подобное. И пока казаки вели постоянные схватки, вытесняя с Волги казанцев, астраханцев, ногайцев и прочих воинствующих соперников желающих закрепиться на её берегах, их присутствие там, для московского правительства было очень даже кстати. Ведь своими действиями они в немалой степени способствовали экспансии московского государства к низовьям Волги и берегам Каспийского моря. Так, когда в 1556 г. служивый хан Дервиш-Али, которому царь Иван IV отдал в управление, захваченную им в 1554 г. Астрахань, нарушил присягу (шерть) и изгнал воеводу Мансурова с Переволоки, участка наибольшего сближения Волги с Доном, - атаман волжских казаков Ляпун Филимонов, не дожидаясь помощи и указа московских воевод, напал на татар Дервиша-Али и нанёс им сокрушительное поражение. Не спасло положение и то, что на помощь астраханцам спешили крымские татары и турки в количестве 700 всадников и 300 янычар с огнестрельным оружием и артиллерией. Татары бежали из Астрахани. Когда государевы воеводы Чермисов и Писемский со своим войском подошли к Астрахани, то город защищать уже было некому, и поход русского войска к стенам города, фактически, превратился в прогулку по Волге. С вестью о вторичном взятии Астрахани в Москву, вместе с гонцом от воевод, выехал ещё один волжский атаман, некий Архипко. Можно привести ещё много имён казачьих атаманов облюбовавших в средине XVI столетия для своего разбойного промысла Волгу-матушку, но не одного из них, наверное, нельзя назвать вождём всех многочисленных казачьих ватаг. А потому, любой из этих атаманов сегодня вместе со своей ватагой, за соответственную плату, мог наняться охранять купеческий корабль или даже целый караван, а завтра с таким же успехом ограбить следующего купца. Каждый из атаманов
