городские власти уже не контролировали
ситуацию.
Кому и в какой момент пришёл в голову трюк с использованием старых афиш, лежавших мёртвым грузом в подсобке, - неизвестно. Афиши остались – обычные
невостребованные афиши ( тоже должно быть обреченные на уничтожение): «Лауреат Сталинской премии, народная артистка РСФСР Любовь Орлова», но их было
много, очень много. И на них не были проставлены даты.
Действовали быстро. Даты проставляли на несколько дней вперёд, с правдоподобным запасом – не завтра, но и не через месяц. Скажем, через три дня.
Расклеивали уже ночью. К утру весь город был уже в афишах. Неизвестно, как потом объясняли городские власти отмену концертов Орловой, но в тот момент по
крайней мере на несколько дней панику удалось остановить. Расчёт оправдался. Город, вкоторый с концертами должна приехать Орлова, не может быть сдан.
Хотя "Мосфильму" было предписано эвакуироваться в Алма-Ату, они отправились в Баку, где Александров стал директором и художественным руководителем
местной киностудии. Вскоре он приступил к съемкам фильма под названием "Одна семья". Однако на экраны он тогда так и не вышел. Приемочная комиссия,
просмотревшая его, вынесла безжалостное резюме: "фильм слабо отражает борьбу советского народа с немецкими оккупантами". И картину положили на полку.
Единственный случай подобного рода в карьере известного режиссера и его не менее прославленной жены.
Это полный провал в кинокарьере Александрова. Будучи в эвакуации в Баку, Григорий Александров решил объединить киноновеллы о войне других
режиссеров, введя в сюжет ленты третью историю с участием Орловой. Ее игрой он также хотел усилить всю киноленту, и актриса как бы обрамляет эпизодами
весь фильм. Но вместо ожидаемого успеха картина была признана всеми полным провалом режиссера Александрова и решением Главреперткома была запрещена к
показу. Пожалуй, это единственный случай в практике советской цензуры, когда она оказалась совершенно права - столь бездарную ленту нельзя было
выпускать на экран, это ударило бы по престижу нашего киномифа о гениальности тандема Орлова - Александров.
Любовь Петровна старалась как могла. Но она, будучи умной женщиной, с огромным творческим чутьем, понимала, что ее супруг не в состоянии повторить
успех предыдущих картин и что "Одну семью" ждет полный провал.
Поэтому-то, посмотрев фильм на военную тему "Одна семья", Эйзенштейн и заявил: "Все, кончился голливудский блокнот!" Любовь Петровна же во всех
картинах - даже не самых удачных, с присущим ей блеском, тщилась вытянуть актерскую партию за двоих - за себя и за своего режиссера. Тем не менее чтобы
спасти любимицу Сталина, всего СССР, фильм "Одна семья" убрали на полку.
До середины 1943 года Орлова и Александров в Баку, в гостинице. А уже в начале сентября Александрову было предписано возвратиться в Москву - ни
много ни мало в должности руководителя «Мосфильма».
В конце концов непродолжительное директорство Александрова закончилось «Весной» , то есть обращением к прежнему, безнадёжно устаревшему сценарию
«Звезды экрана», от которого после переработки не осталось практически ничего, кроме имени главной исполнительницы. Героиня теперь занималась
расщеплением атомного ядра.
Атомная бомба, создание которой курировал товарищ Берия, явно не помещалась в жанр музыкальных комедий. Консультант фильма академик П. Л. Капица
посоветовал превратить Никитину рефлексолога, бодро экпериминтируещеего на обезьянах. Дрессированная мартышка и должна была играть одну из главных ролей
в комедии.
«Оставьте Павлова и рефлексы в покое», - одёргивали режиссёра учёные мужи и редакторы. Вскоре пришлось оставить и эту идею. Тогда Капица предложил
вариант со специалистом в области солнечной энергии, что было созвучно атомной, а главное – звучало загадочно и непонятно. На этом и остановились.
Фильм в техническом отношении задумывался довольно сложным. На размонтированном во время эвакуации и ещё не полностью восстановленном «Мосфильме»
снять его было практически невозможно. Выход нашли с помощью пражской студии «Баррандов – фильм», предоставивший группе своё оборудование и павильоны.
Распределение ролей:
Главная Женщина (Шатрова – Никитина) – конечно Орлова.
Главный Мужчина – безусловно Черкасов.
Гениальная комическая старуха советской эпохи – Раневская.
Великий простак, дуралей – Ростислав Плятт.
Любовник в соку – Сидоркин
Рина Зелёная с огромным трудом отвоевала у Александрова маленькую эпизодическую роль гримёра и превратила весь этот эпизод в маленький шедевр.
Вскоре начались съёмки. Для работы над музыкой к фильму в Прагу приезжал Дунаевский. С оркестром выступала Орлова.
А ещё через несколько дней произошло событие, едва не оборвавшее все съёмки.
За всё время съёмок ни разу не опоздавшие ни на минуту, Орлова и Александров приучили всю группу к такой же пунктуальности – их отсутствие казалось
совершенно необъяснимым. Стали звонить в гостиницу. Выяснилось, что машина вышла вовремя. Прошло больше двух часов. Никто ничего не знал.
Режиссёр появился только к концу смены. В синяках, ссадинах, с рукой наперевязи. Вальяжный счастливец, баловень судьбы – он, как выяснилось, и тут
пострадал меньше Орловой и Черкасова, оказавшихся в больнице. Вынырнувший из-за поворота грузовик, врезался в машину с той стороны, где находились
Орлова и Черкасов ( которому вообще повезло меньше других )
Работа тем не менее не остановилась. Снимались те сцены, в которых не было двух главных персонажей.
«Весну» смонтировали в невероятно сжатые сроки, чтобы успеть представить фильм на конкурсный просмотр Венецианского фестиваля 1947 года. Орлова и
Александров пользовались привелегией свободного выезда из под «Железного занавеса» примерно с 1947 года. Родное правительство , и прежде всего сам
Хозяин, знали, кого выпускать: стильная, с идеальными манерами, свободно владевшая французским и немецким Орлова была органична и на светском рауте, и
на посольском приёме, и в приватной беседе с любой знаменитостью – будь то Сартр илиЧаплин.
Накануне просмотра «Весны» одна из итальянских газет писала, что фильм очень правдив, потому что в нём показывается, как долго не заводится
автомобиль «Победа». Как бы то ни было, картина была отмечена премией фестиваля. Орлова разделила премию лучшей актрисы года с Ингрид Бергман.
«Весне» суждено было стать последней удачной комедией Александрова.
Знаменитая дача-дворец во Внуково к тому времени была уже готова. Строительство её было завершено в 1945 году.
На даче во Внуково
В этом посёлке свет перед грозой не отключали никогда.
Его построили перед войной и очень скоро его начали называть посёлком «Весёлых ребят»: Ильинский, Утёсовы, Лебедев-Кумач, Дунаевский… У всех гектар
светлого грибного леса – ели, дубы, берёзы, удобнейшие и совершенно не похожие друг на друга дома. Этакое кинематографическое «Переделкино».
Как- то, выходя из спальни после примерки концертного платья в квартире на Немировича, Орлова заметила, с досадой глядя на свои новые кофейно –
бежевые перчатки:
«Совершенно не тот оттенок! Опять придётся лететь в Париж. А так хочется во Внуково…»
Место, ради которого можно было пожертвовать очередной поездкой в столицу мира, находилось всего в тридцати километрах западнее Москвы. Частная
вселенная, запущенная Григорием Васильевичем в 1939 году, включала в себя и Париж и Нью-Йорк и Лондон, и что угодно. Новейшие технические изобретения
Запада в СССР впервые появлялись и осваивались именно в этом доме. Так было во всём - начиная от первого, поражающего воображение послевоенного
телевизора до видеомагнитофона в начале семидесятых.
Мастерские «Мосфильма», выполнявшие работы, добросовестно учли индивидуальные склонности заказчика.
Дом строился по эскизам Александрова и был неизбежно похож на своих владельцев какой-то удачной ладностью, способностью вызывать восхищение. Это
была некая стилистически обоснованная концепция счастья, выраженная в дереве, камне и ситце. Окошки на дубовых дверях, включая входную, - сплошь в форме
сердец – как продолжение кинокадра из фильма Орловой. Поклонники и поклонницы могли бы найти здесь образ собственного отношения к актрисе: перевёрнутые
сердца разнообразных предметов – ножек стульев, столов, тяжёлых дубовых лавок, рамочек с её портретами. Тяжёлые кованые ручки на буфете по-своему
воспроизводили всю ту же формулу.
Внизу, на первом этаже, находились служебные помещения, кухня и две относительно небольшие комнаты, в одной из которой неизменно жила троюродная
сестра Александрова Ираида Алексеевна.
Жизнь верхнего и нижнего этажей дома находилась в сложной, эволюционно-продуманной пропорции, характерной для человеческого организма вообще.
Извечное противоречие желудка и мозга было сведено в данном случае к минимуму, выраженному нехитрой формулой: в доме не должно пахнуть пищевыми
отходами(впрочем как и никакими другими). Для этого была отработана сложная коммуникационная система, способная вызвать удивление и испуг у
нетребовательного обывателя, лишить надежд и покоя самую преданную домашнему очагу хозяйку.
Начальным звеном этой системы являлась некая стационарная кухарка на улице Немировича в Москве, которая после дня непрерывной готовки вручала свои
изделия шофёру Казарновскому.
Кстати, досужий моралист был бы вдвойне удручён тем обстоятельством, что ничего особенного не содержали эти аккуратные лоточки с предполагаемыми
явствами – деликатесами, на бешеной скорости доставляемые элегантным поляком.
Какие-то рыбные салатики, зелень, бульоны без жира, биточки – внуковский стол был скушен и сух, как деловой фуршет. И так же детально продуман.
Несколько рассудочная диета отдавала дань отвлечённым предствалениям о питании кинозвезды. Совершенно не вникавший во все эти тонкости Казарновский
сбывал доставленное Ираиде Алексеевне, и та приступала к выполнению своих скромных обязанностей: подогревала готовую продукцию и накрывала стол в
гостиной. За редким исключением на этом все её функции ограничивались.
Вошедшего в гостиную поражал огромный стол слева – невероятной длины, с тяжёлыми, дубовыми скамейками, табуретками и тёмного же дуба врезанный в
стену шкаф для посуды – открытый наверху, а внизу снабжённый ящиками с дверцами. Посередине стоял рояль – со временем всё реже оживлявший
почтиспиритическую тишину жилища, а справа – огромный камин, диван, несколько кресел с пуховыми подушками, из которых можно было подняться только при
наличии достаточно сильной воли. На потолке – огромные тёмно-коричневые балки всё той же могучей породы дерева. Шершавую, алебастровую фактуру стен
загадочно разнообразил большой гладкий прямоугольник, - возможно каменный киноэкран, хотя что-то никто не помнит, чтобы он действовал.
Из гостиной был выход на две веранды: одну – открытую, а другую - располагавшуюся очень низко и сливавшуюся с газоном. Крыша её держалась на
высоких, увитых
