Снежные Королевы

безрезультатно. Так оно и случилось в итоге.


День шестой


... Не дав никаких обещаний, я уехал в экспедицию. Ольга писала туда покаянные письма, в каждом снова клялась в вечной любви и, сам удивляясь своему долготерпению, постепенно я оттаял, ведь с самого начала любил её не как она - по-настоящему, да и с дочкой не хотелось расставаться.

Маша росла очень тихой, доброй девочкой. Быстро начала что-то лопотать по-своему, можно было даже составлять словарь русско-машиных слов. "Темно" на её языке звучало "тито" с ударением на втором слоге, "макароны" - "кликоко", "на работу" - "абобобу". Как-то решил взять у неё интервью, которое записывалось на магнитофон. Вопросы были простыми: как тебя зовут? - Мася; а фамилия? - Дабликова.

Ездить с ней на каком-нибудь транспорте (на автобусе, в самолёте, на "повезде", как хвасталась она всем, когда собралась с родителями в первый раз к тёплому дальневосточному морю) было одно удовольствие. Стоило самолёту оторваться от земли, или автобусу тронуться, как она тихо засыпала на руках и открывала глаза лишь, когда движение прекращалось. Нравилось гулять с ней по набережной, отвечая на её бесконечные "почему?" и "что это такое?".

Она всё схватывала на лету и иногда даже сама "учила меня жить". Как-то, в прохладный день мы загулялись с ней в нашем дворе, что я даже замёрз, о чём и сказал Маше, пытаясь уговорить её идти домой. И тут она выдала мне рецепт, как согреться: "А ты, папа, попрыгай". Посмеялся над её рекомендацией, и мне действительно стало теплее...
... В этой экспедиции состоялось историческое знакомство с человеком, сыгравшим большую роль в дальнейшей судьбе нашей разваливающейся семьи.

Со своими удочками он появился в нашем отряде, объединённом с другим, начальник которого пригласил его съездить в качестве маршрутного рабочего в экспедицию. В городе он монтировал ему электрическую аппаратуру для экспериментов и, оказывается, не прочь был проветриться, половить рыбку в таёжных речках. В первый же вечер "монтёр", как и положено работникам этой профессии, начал отчаянно флиртовать с некоей Ниной, прикомандированной к нам из столичного города. Среди геологов существуют негласные этические нормы, которые не допускают такого поведения в экспедициях, но он был всего лишь монтёром, ему они были неведомы.

Скоро Николая Стукова, - белобрысого грузного "малого" лет тридцати, - и Нину, которая была его лет на пять старше, мы почти не видели. Они уединялись в отдельной палатке и выползали к костру лишь чтобы поесть, да покурить. Помимо всего прочего, этим же они занимались и внутри, - из их общей палатки дым шёл, как из топящейся по-чёрному бани. В редкие маршруты они тоже ходили вместе, не принося, впрочем, ущерба общему делу, - в качестве рабочего он никому не был нужен. С рыбалкой у него как-то не заладилось, было занятие более по душе. До любовников нам не было дела, хотя, конечно, видеть всё это было противно. Недели через две оба они уехали, - монтёр в Город на Большой Реке к своей жене, второй по счёту, а Нину забрал припозднившийся жених, геолог предпенсионного возраста.

По возвращении из экспедиции, в самый бархатный сезон, я организовал теперь уже гражданской жене (но ещё не по паспорту) и дочери поездку к тёплому морю, где мы жили "дикарями" в палатке в нескольких метрах от ласковых волн, забазировавшись в Приморском городе у одного из моих друзей. В середине этого путешествия Ольга попала в больницу, заразившись какой-то таинственной болезнью, выразившуюся в сильных головных болях, и первоначальный диагноз, к счастью, не оправдавшийся, был тяжёлым - менингит. Не удивлюсь, если и в этом заболевании, в конце концов, обвинили меня, - чтобы, допустим, иметь мне возможность встречаться со своей старой любовницей, хоть я и "поимел" с этого, вместо лежания на пляже и купания в море, только, - чтобы навещать вдруг занедужившую жену, - ежедневное трёхчасовое толкание в городском транспорте. Нам с дочерью пришлось уезжать домой одним.

Уже дома, как-то я уговаривал Машу сделать что-то, от чего она наотрез отказывалась, - кажется, есть кашу. Прибегнув к последнему аргументу, сказал тогда, что если она не будет меня слушаться, мама ещё долго не приедет. "Ну и пусть не приезжает", - отмахнулась дочь равнодушно, что поразило меня тогда до глубины души, ведь дети всегда говорят, что думают и чувствуют.

... Всё у нас как будто наладилось, хотя я никогда не забывал о случившемся, не напомнив, впрочем, ни разу Ольге о нём, эта тема для меня была предельно запретной. Оказалось, что оно дамокловым мечом висело над нашей семьёй, сослуживцами всё ещё считающейся идеальной, самой благополучной и примерной, - все катаклизмы нашей совместной жизни остались для них неведомы, только одни подозрения. Некоторое время Ольга держалась, даже якобы снова бросила курить. К весне же откровенно заскучала, и уже не скрываясь, сидела вечерами на кухне, выпуская в потолок дым своих сигарет, думая, наверное: "Угораздило же меня выйти замуж за некурящего".

Наступило ещё одно лето. На этот раз мы ехали в поля вместе, - Машу до осени зачем-то отправили к тёще, всё ещё надеющейся, что её дочь сделает какую-то научную карьеру, - она никак не хотела понять, что геология Ольге была глубоко "до лампочки", а в экспедициях её больше всего интересовали посиделки у костра, ведь за два полевых сезона она не сходила ни в один маршрут, удовлетворяясь ролью дежурной.

Поездка на этот раз была короткой, - на законсервированном месторождении нужно было отобрать технологическую пробу железной руды полтонны весом и вывезти её на вертолёте. Состав отряда был уже сформирован, когда ко мне вдруг подошёл монтёр Стуков, - он по-прежнему появлялся в нашей организации, числясь на полставки - и попросился съездить с нами. Для работы он был мне не нужен, но опять сказалась моя неспособность отказывать. Ладно, подумал, пусть порыбачит, может что-нибудь и поймает, ушицы поедим. Справедливости ради, следует сказать, что эти надежды он полностью оправдал, - рыбаком он был увлечённым.

Совершенно для себя невольно, сделает он и ещё одно большое для меня дело, о чём я тогда не догадывался, потому что никак тогда не предполагал, - продолжая рыболовную тему, - что Ольга клюнет на такую мелкую в понимании её мамаши наживку, не по габаритам, конечно, в этом смысле он был крупным экземпляром, а по масштабу личности монтёра, недоучившегося студента, отчисленного из какого-то ВУЗа за хроническую неуспеваемость. Болтать на разные темы, впрочем, он там научился, чем пленял сердца женщин определённого склада, - это он блестяще доказал в прошлогодней экспедиции, когда молниеносно склонил к сожительству первую же подвернувшуюся ему податливую женщину.

Уже в аэропорту, где мы провели целый день в ожидании заказанного вертолёта, улетев только назавтра, я заметил, как понравились друг другу монтёр Коля и Ольга, - ей, наконец, было с кем покурить и потрепаться о всякой лабуде. В тайге это стало ещё заметнее, - она всячески демонстрировала ему свои женские прелести, и у него глаза загорались, как у охотника, преследующего дичь, когда он видел её, в своей жёлтой декольтированной маечке, под которой ничего не было, рискованно низко наклонившуюся над каким-нибудь варевом. Никого не стесняясь, все вечера напролёт они сидели у костра, наслаждаясь общением друг с другом, прикуривая одну сигарету от другой.

Потом я случайно узнал, что по возвращении в город он уже приглашён в наш дом, в котором "не наточены ножи", - разумеется, в моём отсутствии, иначе бы со мной это было согласовано, - не ножи, правда, точить, а по его специальности, ремонтировать старый скрипучий магнитофон с приставкой для проигрывания пластинок из Ольгиного "наследства", приехавшего вместе с остальным хламом в контейнере (зато, к слову, мой новый проигрыватель, купленный ещё до свадьбы, тогда тёща оставила себе), - он сам об этом при мне проговорился, ещё, видимо, не до конца понимая, что его усиленно тянут в постель, - известный приём определённой категории женщин всех времён и народов, пригласить мужчину перегоревшую лампочку там заменить или ножи подточить.

Чтобы ускорить это желанное для неё событие, в один из дней, когда мы с ней и Иваном Ивановичем, идейным вдохновителем нашей экспедиции, апологетом строительства металлургического завода, должны были идти на находящуюся в пяти-семи километрах выше по реке метеостанцию, чтобы оттуда маршрутом вернуться на лодке, она вдруг стала жаловаться на головную боль, хотя до этого прямо дышала здоровьем, - закувыркалась, дескать. Невооружённым глазом было видно, что Ольга хочет остаться наедине с монтёром Колей, остающимся на хозяйстве в полном одиночестве.

Я настоял всё же, чтобы она пошла, и этот поход стал единственным её маршрутом за всё время пребывания в дальневосточной тайге. Всю дорогу до метеостанции она шла злая, как чёрт, представляя, наверное, как бы ей было хорошо, если бы она сейчас не месила грязь, - местами тропа шла через болота, - а занималась совсем другим делом.

Возвратившись в Город на Большой Реке, которая в тот год выходила из своих берегов, мы дождались дочь, - её привёз попутно один из наших сослуживцев, - и опять поехали в Приморский город. Снова мы жили "дикарями" на острове, много купались; совмещая приятное с полезным, я ловил трепангов и креветок, которые крутились в прозрачной воде целыми стаями, подплывали к ногам и легонько пощипывали за волоски. Как-то вместе с Машей мы гуляли в воде, доходившей ей до коленочек, и я показал, как они это делают. Увидев такую страшную для неё картину, - ей ведь было всего четыре года, - она в панике запросилась на руки, и затаскивать её в солёную воду потом приходилось силой, - уж я и не рад был, что продемонстрировал Маше кусочек подводного мира, ведь раньше она не обращала на креветок никакого внимания.

Уже дома утвердился во мнении, что роман моей гражданской жены и монтёра Стукова развивается ускоренными темпами. В обеденные перерывы она куда-то пропадала, прихватывая и рабочее время, давая потом туманные объяснения своим исчезновениям; стала увлечённо рассказывать о его приключениях на новых рыбалках, приносить книги советской фантастики, взятые, видимо, прямо с полок личной библиотеки монтёра, - он ею хвастался как-то.

Дальше - больше. Раза два она уходила почти на все выходные, первый раз якобы на работу, появившись на своём рабочем месте лишь ненадолго, в другой, - отвертевшись перед уходом у зеркала, - "на рынок", откуда она пришла часов через шесть, "счастливые ведь часов не наблюдают", а на вопрос, где так долго была, подготовленная, бросила в наигранном раздражении замызганный кусок мяса, - для тебя же, дескать, старалась, - прямиком, видимо, из холодильника монтёра Стукова. Сославшись на отсутствие аппетита, я даже не притронулся к приготовленному из него блюду.

Всё это время мне было глубоко противно вспоминать, что любил эту лживую женщину. Отчётливо понимал теперь, что любил свои фантазии, да её тело, - "против природы не попрёшь". Не делал этого и теперь, мысленно