доходили; но, при первом эгоистическом позыве, они быстренько выбегали обратно. Любые моральные резоны мгновенно изгонялись из стриженой головы насущными желаниями.
Узрев у Максима парочку электроинструментов с «токобанковскими» метками, я понял, что Жека с Максимом давние «кореша». Один «тырил» – другой покупал краденное. На это определённо указывал элемент панибратства в их общении, и воровские намеки, проскальзывавшие в разговорах… Как много дел замешано у нас на «гнилухе»!..
Но, сотрудников мы не выбирали. Кто был, с теми и работали. И – неплохо. Генералов «удовлетворили» за месяц.
Ударный труд дал нам основание требовать нормальное жильё. Тем более, что нашу «хазу» засекли местные менты и регулярно «наезжали». Наведывались даже в генеральский городок. Подъезжал автобус и «омоновцы», рассыпавшись цепью, загоняли в салон всю попавшуюся незарегистрированную «нечисть». Смешно – ни разу меня не тронули. Наверное, брезговали бородатыми. А другим приходилось откупаться.
Максим таки нашёл нам лучшую базу. Правда, только для меня, Володи и Жеки. Остальных рабочих оставили на "доедание" генералам и ментам.
Перебазировались мы в деревню Липки, в недостроенную усадьбу. Собственно, усадьб было две, объединённых единым внешним забором и общей охраной. Принадлежали они вице-президентам нефтяной компании «ЮКОС» Кабакову* Виктору Алексеевичу и Симанопскому* Леониду Яковлевичу. В обрамлении куч строительного мусора, смотрели друг на друга два одинаковых двухэтажных строения. Володя обозвал их буквой «г»: громадные, грязно-серые, г-образные. Внешний вид домов был мрачен и неказист. Правда, внутри Кабаковы своё жилище уже отремонтировали и обставили. А дом Симанопского стоял бесхозный. В нём нам позволили временно пребывать. Мы облегчённо вздохнули – высокий забор внушал ощущение безопасности. Да и быт наладили вполне приемлемый. Теперь работалось с настроением.
Скоро, на "камбузе" запахло мамалыгой, специями и пригорелой пищей. Это куховарило набранное для нас пополнение – трое молдаван. Один, высокий жилистый, звался Денис. Другой – востроносый блондин Вася. Третий – кучерявый, ходил вялый да тоскливый – так и работал. Погрустил, потосковал и был уволен за несоответствие лопате.
Молдаване – ребята работящие, но эмоционально сложные. Шибко обидчивые и амбициозные. Денис всюду вставлял свои «пять копеек» и был навязчив до занудства. Имел привычку возражать на любое замечание. Однажды, спрятавшись от лёгкого дождичка, рассмешил. На мою просьбу пояснить причину прекращения работы, родил фразу, ставшую крылатой: «Что, я человека убиль, что ли!?» Он имел в виду, что в дождь работают только осуждённые на каторгу душегубы… Огромная ошибка!..
Напарник Дениса, Василий, имел скрытный и болезненно любопытный нрав. В домах, где мы работали, его неудержимо тянуло воткнуть свой «клюв» в любую щель – подсмотреть устройство чужой жизни. Наверное, мечтал о шике.
Жили мы изолированно. Круг общения ограничен коллегами по работе да охранниками.
Дачу посменно хранили три сторожа. Самый видный из них, Сергей – хорошо сложенный и приятный наружностью сорокалетний мужчина. Его сменщик Анатолий, отставной «кагэбист», с соответствующими повадками (не расставался с пистолетом – всего лишь газовым). Хвалился, что Хусейна видел! Третий – заморенный алкоголем, бывший майор РВСН по имени Слава – тщедушный, губошлёпый и пучеглазый, давно пропивший ум и характер. Вряд ли он был в состоянии кого-либо охранить. Это трио служивых не блистало манерами, не отличалась доброжелательностью и гостеприимством. Но, в общем, с ними можно было поладить.
Сергей и Анатолий находились в состоянии «холодной войны». Выясняли важнейший вопрос всех «недоумков»: «Кто на даче есть главнее, кто – подлее, кто – наглее?!» Как два кобеля: косились, скалились и лаялись; поносили противника, вербовали сторонников. Конфликт старый и постоянно действующий.
Война была Славе на руку. Он охотно выслушивал излияния враждующих субъектов, поддакивал оговорам коллег, поощряя сочувствием каждого жалобщика... Поглощённые бесконечной словесной дуэлью, конкуренты автоматически выполняли необходимую по хозяйству работу: рыли траншеи, тянули провода. А забытый «ракетчик», открыто сачкуя, баловался водочкой, терял контроль, сходил с «орбиты» и иногда повреждал «головную часть». Проспавшись, божился, что получил «солнечный» удар. Я смеялся: «Слава, ты что, зашиб Светило?!» В ответ – внятно звучала отрыжка… Напомню: то был, хоть и отставной, но подлинный МАЙОР РАКЕТНЫХ ВОЙСК СТРАТЕГИЧЕСКОГО НАЗНАЧЕНИЯ! Боже, охрани нас от подобных "стратегических назначений"!
А у нас дела пошли совсем неплохо. Днём мы толкали тачки, пилили камень, месили бетон; трудились по десять-одиннадцать часов. Лишь вечером перепадало немножко личной жизни. Перед сном уединялись с книгой, или сидели у костра. Никто нас сильно не беспокоил. Лишь однажды, деревенская пьянота ломилась в ворота и требовала от «хохлов» вернуть Крымский полуостров. Но после нашей жалобы заказчику, служба безопасности ЮКОСа навсегда отшибла у них желание предъявлять территориальные претензии.
Приезжали хозяева-гости: Кабаков с супругой и с друзьями. Мылись в бане, кушали шашлык, гуляли по лесу. Приятные, приветливые, весёлые люди. Простые – без апломба. Ещё не старые. Хозяйка выделялась пышными формами, звонким хохотом, копной белых волос на голове. Развеселившись, залегла роскошной «тыльной частью» в нашей тачке и «дурела», долго никого к себе не подпуская. Хорошо, что Володя ранее отскрёб тележку от прилипшего бетона.
Уезжая, гости оставили нам кучу шашлыка и пиво. Но «молдавцам» свежей крови захотелось. Купили старого козла и придумали изжарить его целиком над костром – на вертеле. Имея лишь дилетантские представления о столь сложном кулинарном процессе, они, припалив тушу снаружи, лишь слегка прогрели её изнутри. Шеф-повар Денис изрёк удовлетворённое: «Сойдёт!», и обильно сдобрил сырое мясо специями. Камуфляж удался – блюдо имело соблазнительный вид. Выдержав жестокое моральное давление, от пиршества отказался я один. А все, отведавшие горелого козла, потравились. Не защитило желудки даже красное молдавское вино. На следующий день участвовавшие в ристалище имели бледный вид и пугали обитателей соседнего леса нутроизрыгающим натужным рёвом. Погуляли!.. А пришлось ещё и работать! Рабочий день никто не отменял!.. Отмщённая козлиная душенька на том свете натешилась их страданиями!..
4.
Нужно отдать должное Максиму, он умел отыскать богатеньких клиентов. Сфера нашей деятельности достигла Жуковки – элитарного дачного посёлка, с самой дорогой подмосковной землёй. Посёлок, давно отданный Сталиным под дачи заслуженным людям, облюбовали «новые русские». Хорошее место. Ещё чистая, в верхнем течении, Москва-река; вековые ели; не испорченный предприятиями воздух; прекрасное шоссе.
Тогдашний глава ЮКОСа, Муровленко построил там себе дачку. Дачку нехилую. Лучше назвать её вилла – правильнее по существу и по внешнему виду. Согласно слухам, обошлась она хозяевам в два с половиной миллиона долларов. Крытое чистой медью, невысокое двухэтажное здание с колоннами, производило впечатление богатства и изыска. Цену здания повышала и отделка фасада нежным розовато-белым мраморином. Но вид портила несогласованность дорогой постройки с окрестным ландшафтом. Запроектированная итальянцами, вилла могла замечательно венчать открытый простору холм в Апеннинах, красоваться на берегу Адриатического моря. Тупо перенесённая в наш высоченный ёлко-палочный лес, окружённая со всех сторон разноценными халупами, вилла терялась; походила на нарядную невесту, зажатую компанией оборванных бомжей. Домина ещё бы смотрелась, отодвинутая вдаль от въездных ворот, на фоне ровной стены деревьев. Но какой-то «умник» решил придвинуть здание вплотную к проезжей части улицы. И оно для мимо-прохожего просто исчезло – потерянно выглядывало из-за сплошного забора лишь крышей, да окнами второго этажа. Пропали миллионы! Впрочем, в большей части, деньги были вложены в интерьеры – внутри дома всё блестело и «играло».…
Такую «жемчужину» нам предстояло осдобить оправой подобающего экстерьера. Каждое утро меня, и ещё пару-тройку ребят, доставляли на виллу, а после работы увозили обратно. Всё с большими строгостями – дом охранялся вооруженной охраной!
Земельный участок представлял собой правильный прямоугольник (пятьдесят на сто метров) с почти плоским рельефом, окружённый нехитрым дощатым забором. Внутри забора доминировала пустота – произрастало лишь несколько деревьев. Сделать из скучной равнины что-то путное можно было, лишь допустив серьёзные преобразования. Особенно – по вертикали. Но, владельцы уже имели собственное понимание образа будущего парка…
За всем строительством присматривала Нина Львовна, моложавая сорокалетняя женушка хозяина. Рабочие величали её «госпожа», или «барыня». Под вкусы госпожи подгоняли всё: по три раза перестилали плитку в помещениях; многократно перекладывали уже готовые внутренние стенки...
Продиктовала Нина Львовна и своё видение «панорамы». В задуманном ею, я не смог понять ни стиля, ни логики. Приказала выдвинуть вглубь территории ничто не соединяющую, дугообразную каменную дорожку. От её середины отпочковывалась ещё одна тропа, ведущая в никуда... Вдоль забора, распорядилась посадить череду слив, груш, орехов, вишен, кизила – всего фруктового, что способно расти в Подмосковье. И в дальнем углу прибамбасила грядочку лучка, петрушки и моркови. Получилось что-то странное: сочетание газона с «фазендой» застойных времён. Но, хозяин – барин…
Мы накинулись на работу. Перелопатили всю землю на участке. Завезли двенадцать КАМАЗов чёрнозёма, просеяли его и смешали со старой почвой. Работали так, что сердобольные местные вслух возмущались: «Пересцы мужик! Издохните тута! Смотреть на вас больно!»
Сам дом достраивали подмосковные рабочие, под руководством итальянских специалистов. Рисковая служба была у итальянцев. Некоторые из их подопечных не сильно переживали за перспективы российско-итальянской дружбы. Особенно – после «принятия на грудь». Один лихой работяга, щеголявший в разодранной тельняшке, поведал мне печальную историю.
Приехал на стройку новый итальянский мастер. Ходил, осматривал созданное трудами, цокал языком и восхищённо повторял: «Бене!
