соблазнов, но все недостижимы. Сиди, смотри и чирикай! Сочувствую всем генералам, адмиралам, фельдмаршалам, генералиссимусам и их цивильным эквивалентам. Из всего набора радостей жизни они могут удовлетвориться лишь одной – потешить и насытить своё честолюбие.
Зато у нас с Володей удовлетворялись абсолютно все желания: устал работать – поспи; проголодался – поешь; …если по-большому… или там по-маленькому…
Жалели шефа сильно. Однажды, слегка захмелев за пиво-шашлычным столом, мы даже пообещали зачислить его в состав нашей бригады – на вакантную должность третьего вице-президента… Две первые уже не пустовали.
11.
Осенью, после первых заморозков мы сгоняли на Украину, поглядеть и потрогать жён родных; после долгой разлуки – как новых. Перезимовали и, откушав пасхи, возвратились в наш «парадиз».
Четвёртый трудовой сезон открылся с «сюрпризом»! Львовский поезд прибывал на Киевский вокзал столицы в 5.50 утра. Обычно нас встречал злой, не выспавшийся шофёр Слава и отвозил на дачу. А тут он первым заскочил в вагон и перепугано прошептал: «Хозяйка здесь!»
Мы оторопели: …Чего это?! В такую рань!?..
На перроне стояла Наталья Владимировна с помощником шефа Игорем. Даже смутно не предполагая, почему нам такая «честь», мы внутренне приготовились – будут бить! Но «пани» явно была в весёлом настроении. Её звонкий хохоток проникал сквозь вагонные стёкла. Тревога отступила. Похоже, наше избиение не входило в господские планы... пока...
Почмокались, и на двух машинах поехали на Цветной бульвар – смотреть купленную Кабаковыми новую квартиру. Собственно, никакой квартиры ещё не было. Имелась лишь коробка: внешние стены, окна, пол и перекрытия. Квартиру предстояло ещё построить; «Тебе, Сашенька! Лично!» - ехидно объявила хозяйка, рассверливая меня внимательными глазками. Мой пришибленный вид, видимо, её удовлетворил – Наталья Владимировна залилась колокольчиком!
Этот приказ означал, что я должен буду руководить работой нанятых архитекторов и строителей, искать и закупать материалы, размещать заказы и т.п. Насупленный Игорь, купивший эти пустые стены, от квартирных забот отстранялся. А Володя в одиночку должен продолжить работы на даче. Такой расклад задач.
Вся эта «перестройка» затевалась ради дочери Кабаковых – Маши и троих её детей, живших в Самаре. Задумано переселить их всех в Москву, в старую Кабаковскую квартиру на Чистых Прудах, а родителям переехать в новую – на Цветной Бульвар.
К такому раскладу, мы с Володей совершенно не готовились. Ничего подобного и не предполагали. Наоборот, знали, что отношения у дочери с предками были не идеальными. По рассказам хозяйки, Маша – девушка гордая, хотела остаться независимой и прокладывать свою стезю без нудных родительских наставлений и помощи. Вышла замуж самостоятельно, без отцовского благословления; жила отдельной семьёй. Совсем без материальной подпитки не оставалась – папино пособие шло под предлогом опеки над внучатами. Всё же пару лет молодые прозябали на своих зарплатах. Но абсолютная «самостийность» не состоялась. «Блудная дочь», познав некомфортное дыхание прохладных сквозняков свободы, решила вернуться в родное гнездо. Там теплее, сытнее и легче жить.
Вернулась – слава Богу! Дела семейные. Но мне зимой могли бы позвонить – предупредить о новом хомуте на мою голову. Я бы почитал литературу, посушил мозги над проектом, поднакопил идей по архитектуре и дизайну, по технологиям… Теперь, думать, «руками водить» и «собак кормить» предстояло одновременно.
Получив задание, мы с Володей поехали на дачу, и, какое-то время доделывали вдвоем свою старую работу. Там, в Липках, и познакомились с Кабаковыми-младшими. Они возвращались из Канады, где год проходили стажировку – изучали английский.
Для меня, знакомство с «принцессой» прошло неблагоприятно и имело далеко идущие последствия.
Маша слыла огородницей – на своей самарской даче она с удовольствием копалась в грядках. И едва появившись в подмосковных владениях, стала цаплей расхаживать по вылизанным нами газонам и рассказывать: тут посажу клубничку, а там лучок.
Я остолбенел – разинул от удивления рот! Дурь, которую несла молодка, не походила на шутку. После долгих сомнений, я, на полусогнутых, подобрался к хозяйке и растерянно попросил её уговорить дочь не делать глупостей – не трогать уже законченное и доведенное до кондиции..
В ответ, «царица» захохотала: «Я же говорила тебе, что ей до «фени» твоя трава стриженная! А ты её сам вразуми! С ней можно разговаривать!».
Последнее утверждение оказалось прямой провокацией, которой я сдуру поддался. Мои робкие возражения, что «огороды» уничтожат дух и стиль сада на корню, произвели на Машу неожиданно сильное впечатление. Она действительно меня выслушала! Отвела глаза в сторону и слушала, постепенно меняя цвет лица – с землисто-серого на пунцовый. Похожую реакцию однажды я уже видел. Так прореагировала волчица в зоопарке, на мою попытку погладить её сквозь сетку забора. Только та ещё скалила зубы и глухо рычала.
«Ого!.. Мы так сильно не любим возражений? - встревожился я: - Да тут сплошные комплексы! Эта «метла» «выметет» меня первого!»
Тем не менее, основные площади газона удалось отстоять. Правда, ценою грядочки с клубничкой, для которой пожертвовали часть выпестованного нами зелёного ковра.
С появлением "принцессы", управленческая политика хозяев стала феминизироваться. Женские пристрастия всё чаще кромсали наши планы и задумки. До меня стало доходить, насколько маловажна, в глазах наших дам, эстетическая составляющая ландшафта сада. То, над чем я больше всего сушил себе мозги. Образ парка формировался в женских головках не путём разглядывания журналов по садово-парковому искусству, а под влиянием досужей болтовни соседок и подружек. Я случайно услышал, что Наталье Владимировне не нравится тот объект в саду, которым я больше всего гордился – моя беседка! Лёгкая, идеально вписанная в теснину обступивших её деревьев, она подходила именно для бесед, уединения, небольших сабантуйчиков; гармонично сочеталась с окружением. Но для моих судий композиционные соображения были даже не мелочью. Это было – ничто...
Хозяйке понравилась «беседка» Симанопских, которую я прозвал «молельным домом». То был громадный застеклённый сарай, оснащённый кухонной печью, столами и лавками, шкафами и кастрюлями. Там легко могла «беседовать» полноценная свадьба.
На потребу заказчиков, пришлось и мне уходить от «изящного штиля» и склоняться к гигантомании. «Молодые» собирались перевозить в Москву ещё и любимого старого «колли» – с претенциозным именем Маркиз. Я взялся соорудить Маркизу будку. Не имея информации о высоте псиной холки, перестраховался и «родил» собачий дом, величиной со средневековый замок; внутри будки свободно устраивался ночевать полностью «заряженный» «мент». Умка боялся к этому собачьему дому даже приблизиться. Верно, переживал: какой огромный монстр будет у него в соседях?!.. «Собачья» война неумолимо приближалась. Мы знали, что лайка свою территорию, без боя, не сдаст – она играючи расшвыривала свору деревенских собак. Но длинношёрстного аристократа решили не подвергать испытанию – оставили доживать в покое, на попечении самарского дедушки. Стоит, наверное, мой «дворец» по сию пору пуст.
Мы с Володей уже столько всего понастроили, что хозяева мучились в раздумьях: чем бы нас занять?..
Маша захотела иметь погреб. У неё, на берегу Волги, был подземный «схрон», где хранились компоты, соленья, маринады. Что-то подобное, она пожелала иметь и в Москве. В Самаре погреб был малюсенький; Маша говорила, что в узкий лаз она еле протискивалась. Я учёл сей дефект – нарисовал ей подземный дом, на низведение которого у нас ушел почти строительный сезон. Зато, получилось просторное бомбоубежище. И довольно симпатичное.
12.
Но всё это были побочные ветви нашего древа творения. Главная моя забота – новая квартира! Её проект был почти готов.
Познакомился я с архитекторами. Главного архитектора проекта звали Кирилл Фёдоров. Кирилл имел репутацию вполне успешного и признанного специалиста. Но Наталья Владимировна уже составила о зодчем собственное мнение – разругалась с Кириллом насмерть! (За компанию, сцепилась с его женой Татьяной). Накачала хозяйка и меня: чтобы с архитекторами не церемонился – вплоть до разрыва! Отправляясь на встречу предварительно «наёженным», я только добавил дров в костёр конфликта.
Квартира рассчитывалась на комфортное проживание семейной четы. Планировку комнат, в основном, согласовали. …Большущий холл; огромная, совмещённая в единый зал кухня, столовая и гостиная; спальня жены; кабинет–спальня мужа; просторная ванная с туалетом; гостевой туалет; прачечная, гардеробная… Суммарная жилая площадь – сто восемьдесят квадратов. Красиво, стильно, удобно и современно. Всё задумано прекрасно. Ставь подпись – начинай работы!
Но одно обстоятельство сильно смущало: за образец мне приказали иметь «старую» хозяйскую квартиру! Опишу её вам. Представьте себе длиннющий, прямой, тёмный коридор, соединяющий тесную прихожую и крохотную однооконную кухоньку. На этот «коридор-хребет» нанизано ещё четыре комнаты и ванная. Окна комнат смотрели в замкнутый двор-колодец, темень в котором была постоянная. В квартире – масса немыслимых вещей, бездарных картин, лепнина, тяжёлые шторы; старая, разношёрстная мебель! Определение сему: жилище-нора, изолированная от всего обитаемого мира. И эта «обитель» именовалась «доброй квартирой», подавалась хозяевами как эталон, объект для подражания! Как было совместить такие вкусы с задумкой архитекторов?! Залитый светом, «минимализм» нового проекта, с мрачным и захаращеным «эталоном»?!.. И уж совсем я оказался в смятении, когда «хозяйка» стала нахваливать свою гордость – их самарскую квартиру! Там, мадам умудрилась совместить старинную антикварную мебель, с гарнитуром в стиле «техно»! И утверждала, что это хорошо!..
При таких увертюрах моя встреча с архитекторами не могла быть «тёплой». И действительно, взаимопонимания не получилось. К тому же ясно угадывалось, что уязвлённый отставкой от строительных дел Игорёк успел интенсивно поработать своим «чёрным» язычком – предубеждение против меня было заранее сформировано. Особенно срывалась в раздражительный тон обиженная Татьяна. Она ранее пыталась навязать
