Хомут для обезьяны

неделю.  Лишь  приехавший  Виктор  Алексеевич  поставил  всё  «на  ноги».  Мгновенно  оценив – что  к  чему,  распорядился  замостить  поверх  гравийных  дорожек  плитку.  Почти  четыреста  метров  лесных  тротуаров  стали  двухэтажными.  
Наталья  Владимировна  не  успокоилась.  Выдала  новое  указание: сделать  тамбур  под  козырьком  «чёрного»  входа.  Ранее  мы  там  слепили  лёгкое  пластико-деревянное   крыльцо.  Крыша  крыльца  опиралась  лишь  на  деревянные  решётки,  которые  теперь  приказано  застеклить  и  превратить  всё  в  подобие  закрытой  веранды.  То,  что  изящная  конструкция  превращалась  в  неуместный  ящик  с  двумя  дверьми,  ещё  полбеды.  Страшно,  что  решётка,  подпирающая  крышу,  имела  неглубокий  фундамент.  В  мороз,  на  такой  основе,  деревянные  опоры  неминуемо станут  «гулять»  по  высоте,  деформируют  и  потрощат  стекла.  Так  и  случилось.  В  первую  же  зиму  лопнули  два  дорогих  стекла,  и  перекосило  всю  конструкцию.  Мне  до  сих  пор  мучительно  стыдно,  что  не  увёл  хозяйку  от  глупости.  Не  знал  я,  что  эти  недоразумения  были  лишь  слабыми  «раскатами»  будущей  грозы.        
В  остальном – всё  прекрасно!  Хозяева  часто  приглашали  нас  за  стол,  угощали  деликатесами,  старались  всячески  угодить.  По  правде – это  тяготило!  Мы  не  имели  возможности  ответить  тем  же.  А  быть  постоянно  обязанным,  унизительно.  
В  отличие  от  супруги,  вице-президент  разговаривал  с  нами  мало,  и  только  по  делу.  Хотя, был  всегда  приветлив  и  доброжелателен.  Его  простота  и  стопроцентная  обязательность  вызывала  восхищение.  Но  бывали  и  моменты  демонстративной  неучтивости,  тормозившие  мои  восторги.  Он  мог  пригласить  за  стол,  посидеть  пару  минут,  неожиданно  молча  встать  и  пойти  по  своим  делам,  оставив  нас  в  недоумении.  
Шеф,  в  свободное  время,  любил  погонять  бильярдные  шары.  И  нужно  сказать,  достиг  в  этом  деле  немалого  мастерства.  Однажды,  за  неимением  компаньона,  призвал  к  сукну  меня.  Начали  партию…  Вдруг,  смотрю – он  весь  выпрямился,  прогнулся  животом  вперёд  и  напрягся!  Растопырил  книзу  руки,  задрал  лицо  вверх,  вытянул  шею  и  замер,  как  крокодил  в  экстазе!  Так  простоял  секунд  восемь  и… как  пёрнет!..  Думаю,  что  обыватели  соседнего  села  Липки,  в  испуге,  вздрогнули  и  переглянулись...  Теперь  пришёл  мой  черёд  остолбенеть  и,  в  смятении,  соображать – как  себя  вести?
Что это было? Демонстрация  превосходства,  или  рудимент  «колхозной»  непосредственности  и  простоты?  Одно  знал  точно,  лично  я,  скорее  лопнул  бы  от  вздутия,  чем  стал  так  смущать  гостя!  Но  я  не  вице-президент  нефтяной  компании.
Всё  же,  такие  мелочи  больше  веселили,  чем  омрачали.  Мы  считали,  что  нам  крупно  повезло  с  хозяевами.  
И  жилищные  условия  мы  себе  улучшили.  Надстроили  мансарду  над  баней – с  балконом  и  «парадной»  лестницей.  Теперь  жили  в  большой  тридцатиметровой  комнате,  обшитой  пахучей  еловой  «вагонкой»,  где  у  меня  был  даже  рабочий  стол  с  креслом.  Низкий  потолок  заставлял  горбиться,  но,  по  сравнению  с  прежними  неудобствами, – ерунда.  С  нашей  верхотуры  открывался  прекрасный  вид  на  всю  усадьбу.  Было  на  что  посмотреть.  Мы  с  Володей  гордились  своей  работой.
Угадывалось,  что  и  шеф  с  удовольствием  посещает  дачку.  Однажды  он  даже  пригласил  в  гости  своего  отца – похвастаться  благосостоянием.  Отец  у  Виктора  Алексеевича  незаурядная  личность:  заслуженный  изобретатель  СССР;  геофизик;  один  из  ведущих  специалистов  в  области  применения  взрывчатых  веществ  в  сейсморазведке;  фронтовик.  Наслушавшись  о  нём  хозяйкиных  рассказов,  я  предполагал  увидеть  эдакого  «мэтра».  А  привезли  невысокого,  скромного,  вежливого  дедка,  одетого  в  сизый  потёртый  макинтош,  покроя  шестидесятых  годов.  Правда,  подвижного,  с  умными  внимательными  глазами,  и  для  своих  восьмидесяти  двух  лет  абсолютно  адекватного.   Петрович,  так  звала  деда  хозяйка,  сразу  как-то  сник  и  потерялся  в  новой  обстановке.  Под  ручку  с  супругой,  он  тихо  бродил  по  дачным  просторам.  Старички  тихонько  перешёптывались.  На  мой  вопрос:  нравится  ли  ему  здесь? - пристально  на  меня  посмотрел,  развёл  руками:  «Не  одному  же  всё  это!»
Дед  сразу  стал  мне  симпатичен!  Мы  подружились,  и  впоследствии  много  о  чём  беседовали.  Привыкший  постоянно  что-то  делать,  Петрович  ощущал  себя  рыбой  выброшенной  на  берег,  и  недоумевал:  на  кой  чёрт  его  сюда  притащили?!..  Отдыхать?!..  От  чего?!..  
Я   работал,  а  он  стоял  рядом  и  рассказывал  о  войне,  о  сейсмологии,  о  своих  изобретениях.  Человек  прожил  полноценную,  переполненную  событиями  жизнь.  С  ним  было  интересно.  Да  и  деду  приятно  человеческое  внимание.
По  рассказам  Петровича,  жил  он  в  Самаре,  в  двухкомнатной  хрущёбе.  От  помощи  сына  принципиально  отказывался:  «Мне  всего  хватает!»  Писал  учебники  по  геофизике,  занимался  наукой,  преподавал.  Новые  порядки  не  принимал.  Чубайсов,  Гайдаров,  Березовских  называл  «нечистью».  Предостерегал  сына  от  участия  в  политике:  «Не  лезь  в  это  дерьмо!..»  В  общем,  мудрый  и  сохранивший  моральное  здоровье  человек.  Но  кому  нужно  сейчас  моральное  здоровье?  С  его  помощью  богаче  не  станешь.  Скорее,   наоборот…  Уезжал  Петрович  с  радостью,  как  отсидевший  свой  срок  заключённый.  Жаль  было  с  ним  расставаться.  Ощущалось  в  нём  «настоящее»,  что  почти  убито  современным  цинизмом….

9.

Переехали  жить  на  дачу  и  соседи  Кабаковых – супруги  Симанопские.  Он – высокий  грандиозный  еврей – большой  и  грузный.  Под  стать  своей  массивной  фигуре  скроил  вице-президент  и  собственную  дачу.  Она  имела  укрупнённо-прямоугольные  формы.  В  такой  громоздкой  простоте  было  что-то  антисемитское.  Будто  жил  там  не  «гибкий»  еврей,  а  косолапый  Михайло  Потапыч,  или  гоголевский  Собакевич.  Дорожки  из  литого  железобетона – широкие  и  абсолютно  прямые.  Баня,  с огромной  русской  печью  посередине,  способная  за  раз  пропарить  взвод  солдат.  Так  называемая  беседка,  построенная  из  кирпича  и  отапливаемая,  была  скорее  домом;  её  полностью  заизолировали  от  свежего  воздуха  стеклопакетами.  Нехилый  бассейн  напоминал  снаружи  застеклённый  колхозный  амбар.  А  в  лесу,  на  ровном  травяном  поле,  росли  только  большие  дубы – всё  мелкое  зелье  приказали  вырубить.  
По  примеру  соседей,  Симанопские  наняли  и  себе  в  услужение  «хохла».  Следить  за  порядком  в  огромном  хозяйстве  взялся  наш  земляк – Марьян.  Серьёзный,  с  благородной  сединой,  Марьян  имел  такой  важный  вид,  что  иногда,  по  незнанию,  принимался  гостями  за  хозяина.
Произошли  в  нашем  мирке  и  «глобальные» перемены.  Охрану  территории  уже  не  доверяли  только  Сергею  с  Николаем.  Хотя  никаких  интервенций  на  объект  отмечено  не  было,  за  защиту  благополучия  вице-президентов  взялись  профессионалы.  Теперь,  несколько  пар  натасканных  охранников,  чередуясь  сутками,  постоянно  дежурили  на  даче.  Облачённые  в  «камуфляж»  и  броню,  обвешанные  наручниками,  резиновым  «дрыном»,  пистолетом  Макарова  и  автоматом  «Кедр»,  они  сразу  вызвали  у  соседей  опаску  и  уважение.  Староста  села,  Палыч,  уже  не  мог,  как  раньше,  поддатым,  припереться  к  Сергею  и  клянчить  взаймы.  Последний,  вначале  вздохнул  с  облегчением,  но  потом  заскучал  без  собутыльника.  Попробовал  совратить  "секьюрити"  стаканом.  Но  те  могли  делать  что  угодно  (точнее,  что  угодно  не  делать),  но  только  не  пить.  Пьянка  каралась  строго.  Начальство – верх  коварства!  Не  давало  расслабиться.  То  муляж  бомбы  швырнут  через  забор  (не  обнаруживших  «бомбу»,  лишали  месячного  заработка  и  "вешали"  на  ведомственной  доске  позора),  то  инспектор  подкрадётся  к  калитке  и  стоит-сопит – молча  ждёт.  Если  замешкался  с  открыванием,  значит  дремлешь,  «сволочь»,  у  монитора  и  прозевал  поползновение  «врага»!   А  спать  хлопцы  любили.  Спали  днём,  предполагая  ночные  бдения;  ночью  спали  потому,  что  спать  хочется;  отсыпались  дома,  после  смены – так  положено.  Чтобы  не  застукал  проверяющий,  выставляли  сигнальные  устройства  различной  степени  сложности – от  примитивных  погремушек,  до  электронных  датчиков  движения.  Для  сладких  снов  использовалась:  лежанка  в  караулке;  кресло – у  Сергея  в  дежурке;  и  бетонный  пол  в  маленькой  каморке.  Два  последних  места  Серёжа  выделил  из  подхалимских  чувств,  как  жест  доброй  воли  и  реверанс  к  взаиморасположению: «ты  мне – я  тебе…»  Но,  вскоре  сильно  пожалел  об  этом.  Оказалось,  в  своём  «офисе»  он  уже  не  хозяин.  «Кабинет»  нагло  оккупировала  вооружённая  сила.  Днём – не  зайти!  Туалет  засцали – вонище  жуткое;  за   столом  постоянно  кто-то  жрёт;   в  кресле   развалилось  и  храпит  военизированное  тело!  Попробовал  выкурить  оккупантов – те  кажут  зубы  и  утверждают,  что  «всё  теперь  наше»!   То  есть – ментовское!..  Настоящий  переворот,  с  узурпацией!  Начался  затяжной  конфликт,  с  руганью  и  хватанием  «за  грудки».  
Ох  уж  эта  ментальность  грубой  силы!  Если  «мордоворот» – то  повелитель  Мира!  Коперник,  со  свое  гелиоцентрической  моделью – по  боку!  В  мозгах    охранников  зародилась  эгоцентрическая  модель  Вселенной,  где  себя  они  рассматривали  только  в  центре.   А  если  точнее – исключительно  себя  одних  они   рассматривали.  Чужие  интересы  в  расчёт  не  брались  по  генетической  причине – в  хромосомах  сторожей  ген  соучастия  и  сочувствия  ближнему  давно  и  напрочь  был  выхолощен  службой…  Регулярно  получая  приличную  зарплату  в  шестьсот  долларов,  охранники  непрестанно  стонали.  Жаловались:  на  «подлых»  проверяющих,  не  дающих  расслабиться;  на  интриги  сослуживцев,  стремящихся  подставить  ножку;  на  всё,  что  не  давало  им  спать,  смотреть  телевизор,  вовремя  уйти  в  отпуск,  и  т.п.  Слушать  эти  стоны  бездельников  противно  и  нудно.  Нам  бы  их  проблемы!  Лишь  двое  из  всей  команды  несли  свой  крест  безропотно  и  ответственно – отставной  армейский  майор  Александр  и  бывший  кадровый  милиционер  Паша  Пархоменко.  
Характерный  случай,  произошедший  в  Пашино  дежурство,  иллюстрирует  настроения,  царящие  в  «охранном  отделении».  Наблюдая  соседнюю  улицу  в  телемонитор,  Павел  увидел  пьяного  мужика,  «выпендривавшегося»  с  ружьём  на  плече.   В  результате  грамотных  и  решительных  действий,  «террорист»  скоро  сидел  в  наручниках.  Оказывается,  поддатый  зять  направлялся  «убивать»  свою  тёщу...  Думаете,  коллеги  рукоплескали  Паше?   Как  бы  ни  так!  Злость,  с  какой  они  обзывали  его  за  глаза  «козлом»,  наводила  на  мысль,  что  каждый  из  «вахтёров» мысленно  примерял  Пашин  поступок  на  себя,  и  «одёжка»  им  не  пришлась  впору.  
Нежданно,  охранников  постигло  всеобщее  «горе»!  Пришло  постановление о  вливании  всех  охранных  фирм  в  структуру  МВД.  То  есть  все  «вольные  вахтёры»  должны  были  надеть  милицейскую  форму  и  стать  «ментами».  Это  известие  повергло  охрану  в  шок.  
-  А  что  случится?  Не  пол  же  вам  заменят!?  -  удивлялся  я  столь  бурной  реакции.  
-  Да  лучше  бы  пол!  Ты  не  врубаешься»!  -  поясняли  мне. – Просыпаешься – а  ты