неделю. Лишь приехавший Виктор Алексеевич поставил всё «на ноги». Мгновенно оценив – что к чему, распорядился замостить поверх гравийных дорожек плитку. Почти четыреста метров лесных тротуаров стали двухэтажными.
Наталья Владимировна не успокоилась. Выдала новое указание: сделать тамбур под козырьком «чёрного» входа. Ранее мы там слепили лёгкое пластико-деревянное крыльцо. Крыша крыльца опиралась лишь на деревянные решётки, которые теперь приказано застеклить и превратить всё в подобие закрытой веранды. То, что изящная конструкция превращалась в неуместный ящик с двумя дверьми, ещё полбеды. Страшно, что решётка, подпирающая крышу, имела неглубокий фундамент. В мороз, на такой основе, деревянные опоры неминуемо станут «гулять» по высоте, деформируют и потрощат стекла. Так и случилось. В первую же зиму лопнули два дорогих стекла, и перекосило всю конструкцию. Мне до сих пор мучительно стыдно, что не увёл хозяйку от глупости. Не знал я, что эти недоразумения были лишь слабыми «раскатами» будущей грозы.
В остальном – всё прекрасно! Хозяева часто приглашали нас за стол, угощали деликатесами, старались всячески угодить. По правде – это тяготило! Мы не имели возможности ответить тем же. А быть постоянно обязанным, унизительно.
В отличие от супруги, вице-президент разговаривал с нами мало, и только по делу. Хотя, был всегда приветлив и доброжелателен. Его простота и стопроцентная обязательность вызывала восхищение. Но бывали и моменты демонстративной неучтивости, тормозившие мои восторги. Он мог пригласить за стол, посидеть пару минут, неожиданно молча встать и пойти по своим делам, оставив нас в недоумении.
Шеф, в свободное время, любил погонять бильярдные шары. И нужно сказать, достиг в этом деле немалого мастерства. Однажды, за неимением компаньона, призвал к сукну меня. Начали партию… Вдруг, смотрю – он весь выпрямился, прогнулся животом вперёд и напрягся! Растопырил книзу руки, задрал лицо вверх, вытянул шею и замер, как крокодил в экстазе! Так простоял секунд восемь и… как пёрнет!.. Думаю, что обыватели соседнего села Липки, в испуге, вздрогнули и переглянулись... Теперь пришёл мой черёд остолбенеть и, в смятении, соображать – как себя вести?
Что это было? Демонстрация превосходства, или рудимент «колхозной» непосредственности и простоты? Одно знал точно, лично я, скорее лопнул бы от вздутия, чем стал так смущать гостя! Но я не вице-президент нефтяной компании.
Всё же, такие мелочи больше веселили, чем омрачали. Мы считали, что нам крупно повезло с хозяевами.
И жилищные условия мы себе улучшили. Надстроили мансарду над баней – с балконом и «парадной» лестницей. Теперь жили в большой тридцатиметровой комнате, обшитой пахучей еловой «вагонкой», где у меня был даже рабочий стол с креслом. Низкий потолок заставлял горбиться, но, по сравнению с прежними неудобствами, – ерунда. С нашей верхотуры открывался прекрасный вид на всю усадьбу. Было на что посмотреть. Мы с Володей гордились своей работой.
Угадывалось, что и шеф с удовольствием посещает дачку. Однажды он даже пригласил в гости своего отца – похвастаться благосостоянием. Отец у Виктора Алексеевича незаурядная личность: заслуженный изобретатель СССР; геофизик; один из ведущих специалистов в области применения взрывчатых веществ в сейсморазведке; фронтовик. Наслушавшись о нём хозяйкиных рассказов, я предполагал увидеть эдакого «мэтра». А привезли невысокого, скромного, вежливого дедка, одетого в сизый потёртый макинтош, покроя шестидесятых годов. Правда, подвижного, с умными внимательными глазами, и для своих восьмидесяти двух лет абсолютно адекватного. Петрович, так звала деда хозяйка, сразу как-то сник и потерялся в новой обстановке. Под ручку с супругой, он тихо бродил по дачным просторам. Старички тихонько перешёптывались. На мой вопрос: нравится ли ему здесь? - пристально на меня посмотрел, развёл руками: «Не одному же всё это!»
Дед сразу стал мне симпатичен! Мы подружились, и впоследствии много о чём беседовали. Привыкший постоянно что-то делать, Петрович ощущал себя рыбой выброшенной на берег, и недоумевал: на кой чёрт его сюда притащили?!.. Отдыхать?!.. От чего?!..
Я работал, а он стоял рядом и рассказывал о войне, о сейсмологии, о своих изобретениях. Человек прожил полноценную, переполненную событиями жизнь. С ним было интересно. Да и деду приятно человеческое внимание.
По рассказам Петровича, жил он в Самаре, в двухкомнатной хрущёбе. От помощи сына принципиально отказывался: «Мне всего хватает!» Писал учебники по геофизике, занимался наукой, преподавал. Новые порядки не принимал. Чубайсов, Гайдаров, Березовских называл «нечистью». Предостерегал сына от участия в политике: «Не лезь в это дерьмо!..» В общем, мудрый и сохранивший моральное здоровье человек. Но кому нужно сейчас моральное здоровье? С его помощью богаче не станешь. Скорее, наоборот… Уезжал Петрович с радостью, как отсидевший свой срок заключённый. Жаль было с ним расставаться. Ощущалось в нём «настоящее», что почти убито современным цинизмом….
9.
Переехали жить на дачу и соседи Кабаковых – супруги Симанопские. Он – высокий грандиозный еврей – большой и грузный. Под стать своей массивной фигуре скроил вице-президент и собственную дачу. Она имела укрупнённо-прямоугольные формы. В такой громоздкой простоте было что-то антисемитское. Будто жил там не «гибкий» еврей, а косолапый Михайло Потапыч, или гоголевский Собакевич. Дорожки из литого железобетона – широкие и абсолютно прямые. Баня, с огромной русской печью посередине, способная за раз пропарить взвод солдат. Так называемая беседка, построенная из кирпича и отапливаемая, была скорее домом; её полностью заизолировали от свежего воздуха стеклопакетами. Нехилый бассейн напоминал снаружи застеклённый колхозный амбар. А в лесу, на ровном травяном поле, росли только большие дубы – всё мелкое зелье приказали вырубить.
По примеру соседей, Симанопские наняли и себе в услужение «хохла». Следить за порядком в огромном хозяйстве взялся наш земляк – Марьян. Серьёзный, с благородной сединой, Марьян имел такой важный вид, что иногда, по незнанию, принимался гостями за хозяина.
Произошли в нашем мирке и «глобальные» перемены. Охрану территории уже не доверяли только Сергею с Николаем. Хотя никаких интервенций на объект отмечено не было, за защиту благополучия вице-президентов взялись профессионалы. Теперь, несколько пар натасканных охранников, чередуясь сутками, постоянно дежурили на даче. Облачённые в «камуфляж» и броню, обвешанные наручниками, резиновым «дрыном», пистолетом Макарова и автоматом «Кедр», они сразу вызвали у соседей опаску и уважение. Староста села, Палыч, уже не мог, как раньше, поддатым, припереться к Сергею и клянчить взаймы. Последний, вначале вздохнул с облегчением, но потом заскучал без собутыльника. Попробовал совратить "секьюрити" стаканом. Но те могли делать что угодно (точнее, что угодно не делать), но только не пить. Пьянка каралась строго. Начальство – верх коварства! Не давало расслабиться. То муляж бомбы швырнут через забор (не обнаруживших «бомбу», лишали месячного заработка и "вешали" на ведомственной доске позора), то инспектор подкрадётся к калитке и стоит-сопит – молча ждёт. Если замешкался с открыванием, значит дремлешь, «сволочь», у монитора и прозевал поползновение «врага»! А спать хлопцы любили. Спали днём, предполагая ночные бдения; ночью спали потому, что спать хочется; отсыпались дома, после смены – так положено. Чтобы не застукал проверяющий, выставляли сигнальные устройства различной степени сложности – от примитивных погремушек, до электронных датчиков движения. Для сладких снов использовалась: лежанка в караулке; кресло – у Сергея в дежурке; и бетонный пол в маленькой каморке. Два последних места Серёжа выделил из подхалимских чувств, как жест доброй воли и реверанс к взаиморасположению: «ты мне – я тебе…» Но, вскоре сильно пожалел об этом. Оказалось, в своём «офисе» он уже не хозяин. «Кабинет» нагло оккупировала вооружённая сила. Днём – не зайти! Туалет засцали – вонище жуткое; за столом постоянно кто-то жрёт; в кресле развалилось и храпит военизированное тело! Попробовал выкурить оккупантов – те кажут зубы и утверждают, что «всё теперь наше»! То есть – ментовское!.. Настоящий переворот, с узурпацией! Начался затяжной конфликт, с руганью и хватанием «за грудки».
Ох уж эта ментальность грубой силы! Если «мордоворот» – то повелитель Мира! Коперник, со свое гелиоцентрической моделью – по боку! В мозгах охранников зародилась эгоцентрическая модель Вселенной, где себя они рассматривали только в центре. А если точнее – исключительно себя одних они рассматривали. Чужие интересы в расчёт не брались по генетической причине – в хромосомах сторожей ген соучастия и сочувствия ближнему давно и напрочь был выхолощен службой… Регулярно получая приличную зарплату в шестьсот долларов, охранники непрестанно стонали. Жаловались: на «подлых» проверяющих, не дающих расслабиться; на интриги сослуживцев, стремящихся подставить ножку; на всё, что не давало им спать, смотреть телевизор, вовремя уйти в отпуск, и т.п. Слушать эти стоны бездельников противно и нудно. Нам бы их проблемы! Лишь двое из всей команды несли свой крест безропотно и ответственно – отставной армейский майор Александр и бывший кадровый милиционер Паша Пархоменко.
Характерный случай, произошедший в Пашино дежурство, иллюстрирует настроения, царящие в «охранном отделении». Наблюдая соседнюю улицу в телемонитор, Павел увидел пьяного мужика, «выпендривавшегося» с ружьём на плече. В результате грамотных и решительных действий, «террорист» скоро сидел в наручниках. Оказывается, поддатый зять направлялся «убивать» свою тёщу... Думаете, коллеги рукоплескали Паше? Как бы ни так! Злость, с какой они обзывали его за глаза «козлом», наводила на мысль, что каждый из «вахтёров» мысленно примерял Пашин поступок на себя, и «одёжка» им не пришлась впору.
Нежданно, охранников постигло всеобщее «горе»! Пришло постановление о вливании всех охранных фирм в структуру МВД. То есть все «вольные вахтёры» должны были надеть милицейскую форму и стать «ментами». Это известие повергло охрану в шок.
- А что случится? Не пол же вам заменят!? - удивлялся я столь бурной реакции.
- Да лучше бы пол! Ты не врубаешься»! - поясняли мне. – Просыпаешься – а ты
