насквозь. Трахаться хочется временами так, что… Может, и Нивэле хочется? Я ж не знаю, как часто прет ее Чунг. Может, вообще она голодная до мужиков и не драл ее никто уже полгода? Все может быть. Одевается она довольно странно для квартиры. Напялит на себя облегающий пуловер, нацепит короткую юбку, придет на кухню, когда я ем. Обязательно надо в это время. Откроет окно, высунется, согнувшись пополам на улицу, и курит. Задницу при этом оттопырит так, что трусы видны из-под короткой юбки.
Считает, наверно, что это очень сексуально –демонстрировать мне свои небритые ноги и волосы, иногда пробивающиеся из промежности сквозь узкие трусы. Если б она за собой следила, то выглядела бы чуть моложе и привлекательнее. А то очень мнит себя крутой журналисткой. Этакой властной и независимой от мужчин. У нее даже оттенок в голосе такой… с пренебрежением, когда выражается о мужиках. Небось, и работает специально в другой газете, чтобы подчеркнуть, что не муж ее проталкивает по работе».
Дав исчерпывающую характеристику Чунгу и Нивэле Майджи, Шава Этангази пришел к месту, где его знакомый назначил встречу. На данную встречу этот знакомый привел своего знакомого, который при хорошем стечении обстоятельств взял бы к себе трудиться бывшего журналиста. Стечение обстоятельств было хорошим. И работодатель с Шавой ударили по рукам. Перебираться на новое место жительства можно было хоть сегодня, а исполнять свои профессиональные обязанности с завтрашнего дня.
Этангази осмотрел в этот же день ту комнату, что ему предоставили в общежитии, и получил на руки ключи. Трудовой договор с ним никто заключать не собирался. Все зиждилось на доверии.
Шава ни минуты не хотел больше оставаться в квартире Майджи. Он вернулся, собрал свои вещи и стал ждать прихода Нивэле. Она всегда возвращалась с работы раньше мужа, а сегодня Чунг вообще говорил, что не придет ночевать. Хозяйка задерживалась. Этангази нервничал. В какой-то момент он уже принял решение уйти и ночевать в общежитии, а ключи от квартиры вернуть завтра. Парень надел на себя верхнюю одежду, завязал шнурки на кроссовках, взял в руки две небольшие сумки, а третью огромную перебросил через плечо и направился к выходу. Он запер входную дверь и спустился по лестнице, потом вышел во двор и нос к носу там столкнулся с Нивэле. Она опешила от экипировки Этангази и задала вопрос:
– Шава, ты куда?
– Я ухожу, – потупив взгляд, произнес он.
– Куда?
– Насовсем. В другое место жить.
– А почему ты не простился и убегаешь, как воришка?
Нивэле с подозрением посмотрела на него.
– Я ничего не воровал. Я собирался ключи завтра принести вам и отдать.
– Тогда к чему такая спешка? Поднимайся наверх и все объяснишь, – повелительным тоном произнесла госпожа Майджи.
Этангази повиновался. Он развернулся и пошел назад. Вид у этой гномихи в данный момент был действительно не то чтобы суров, но строг. Шава отпер дверь и положил теперь уже не нужный комплект ключей на полочку под зеркалом в прихожей. «Снимай свою поклажу, раздевайся и проходи на кухню, – Нивэле пальцем сначала описала неопределенную фигуру вокруг сумок, которыми был увешан парень, а затем указала на кухонную дверь. – Жди меня там».
Этангази разулся и пошел на кухню. «Снимай свитер, нам надо побеседовать. В доме тепло», – бросила она парню, заходя в свою комнату и закрывая за собой дверь.
Шава зашел на кухню. Ее интерьер типичен для кухонь города Деривативы. Это была небольшая прямоугольной формы комната, на площади которой размещались мойка, плита, шкаф-буфет у одной стены. Вдоль противоположной стояли холодильник, стол, вокруг которого стояло три табурета. Вследствие того, что семья Майджи по уровню доходов опережала среднестатистическую ячейку общества столицы Хеджера, то шторы и гардины на окнах были у них из дорогой ткани, мебель на кухне из натурального дерева, холодильник имел большую морозильную камеру. На полу лежал линолеум, а не поскрипывающие в местах стыка четыре блока ДВП.
На стенах плитка и обои, а не краска и побелка. Цветной телевизор приютился на кронштейнах под потолком. Радиоприемник лежал на столе. Этангази присел на табурет, уперся спиной в стену и, положив одну руку на стол, стал ожидать прихода хозяйки.
Вскоре хлопнула дверь ее комнаты. Шава повернул голову в сторону коридора. Он разглядел, как Нивэле с охапкой одежды под мышкой быстро прошла в ванную. От напора воды, включенной ей в ванной комнате, на кухне вспыхнула газовая колонка, издав характерный хлопок. Это значило, что хозяйка открыла кран, из которого подается горячая вода.
Точнее, вода подается в холодном виде, подогревается в колонке и поступает потребителю.
«Подмываться, что ли, пошла?» – подумал Этангази и со словами «тогда это надолго» протянул руку и взял с противоположного угла стола радиоприемник «Бахари».
«Бахари 207» был тяжелым добротным «всеволновым» радиоприемником, работавшим как от сети, так и от элементов питания. «Хороший аппарат, – заметил Шава, извлекая из гнезда телескопическую антенну. – Да и вообще, кучеряво Нивэле живет: питается сытно, машину имеет собственную, аппаратура у нее в доме приличная. Конечно, это обычная квартира, а не коттедж, но тетка она зажиточная. Одевается, правда, безвкусно, прическа на голове, словно сама себя стригла, про макияж я уже вообще молчу… Так она ж, типа, феминистка. Она мне напоминает этакую быковатую особь мужского пола из заводского квартала, только с деньгами и в женском обличье, которая, заметив незнакомого интеллигентного или хилого парня в своей подворотне в темное время суток, обязательно спросит у него: «Слышишь, э? А ты кто такой, что у нас тут по району ошиваться?»» Молодой хомо покрутил ручку и настроил понравившуюся ему радиостанцию. Из динамика донесся голос Окманата Чини. Он в характерной для себя манере костерил всех подряд, начиная от чиновников в своем правительстве и заканчивая бездомными, которые портят облик, в том числе и моральный, городов и поселков Хеджера. Затем речь прервалась и зазвучала песня. «Вот это я понимаю, гуманоид! Вот этот хомо наведет порядок в стране!» – дал оценку спичу главы государства бывший журналист и бережно, словно президент находился внутри радиоприемника, поставил его на место, но уже в вертикальном положении.
На кухню пришла Нивэле. От нее пахло дорогими сладкими духами. Одета она была в белую прозрачную блузку, через которую просматривался кружевной бюстгальтер, прикрывавший объемную грудь. Грудь была большой на самом деле, как у многих представительниц гномьей расы. А туго обтягивающий талию черный широкий пояс визуально еще больше увеличивал размеры молочных желез.
Однако, как ни пыталась хозяйка квартиры и одновременно большого бюста уменьшить диаметр своей талии, затягивая потуже пояс на своем почти стосорокалетнем теле, ей это не удалось.
Свои широкие бедра на этот раз она прикрыла не суперкороткой юбкой, а нарядом средней длины, но с глубоким вырезом по центру. Ноги она обула в туфли на низком каблуке, но что Шава сам себе сказал: «Она что, чечетку собралась отбивать, раз по хате не в тапках ходит?» Губы, поверх которых просматривался легкий пушок темных волос, Нивэле покрыла ярко-красным цветом. А черные короткие волосы (на голове) у нее были уложены так, словно женщина несколько месяцев не посещала парикмахера, а тут к ней нежданно-негаданно нагрянули гости. Она начала наспех прихорашиваться. Однако успела только вымыть голову, высушить волосы, зачесать их и сбрызнуть лаком из баллончика с распылителем.
Нивэле прошла через кухню, стала у окна, присев на подоконник, строго глянула на собеседника, хлопнула накрашенными ресницами и протяжно начала: «Ну…» Затем отвела пристальный взгляд от Этангази, посмотрев себе за спину.
«Что – ну? – мысленно спросил сам у себя парень. – Ты жопу свою не поколи кактусами. Взгромоздилась на подоконник.
Горшки сейчас с цветами раздавишь своей пятой точкой.
Нельзя разве нормально пообщаться? Обязательно нужно это позерство?» – Что скажешь, Шава? – женщина открыла форточку и закурила, пуская дым чуть ли не в лицо Этангази. – Отчего такая поспешность ухода? Тебя отсюда гнали? Тебя обижали?
– Никто не обижал. Чего сидеть и ждать с моря погоды?
Мне Чунг обещал найти работу журналиста. Третья неделя пошла, а воз и ныне там.
– А знаешь, почему не нашел?
– Нет, – Этангази закачал головой.
– Потому что он мудак! Он вообще ни хрена не умеет. Он только всю жизнь в редакции сидит да со своими шалавами вечерами торчит непонятно где. Все мне про командировки заливает да про журналистские расследования. Как будто я сущая дура, а не являюсь сама журналистом, и о жизни корреспондентов ничего не знаю. Он домом не занимается.
Все вот это куплено либо мной, либо после моих настоятельных требований, – Нивэле обвела вокруг рукой. – Он семьей не занимается и не занимался никогда. Ему все равно, что сейчас происходит с его дочерью, хоть она и живет уже отдельно. Он женой не занимается. Он не может в квартире ни кран починить, ни, прости меня за такую речь, Бэквордация, жену как следует трахнуть. Что это за муж? А ты думаешь, он о тебе позаботится? Он только о газете своей заботится да о себе думает.
– Значит, я правильно поступил, – сделал вывод Этангази.
– А почему ты, Шава, ко мне не обратился? Я в своей газете занимаю положение не ниже, чем мой муж у себя на работе.
– Не знаю. Я как-то и не подумал.
– Это потому, что у тебя в голове, как у типичного мужчины, даже не возникла мысль, что женщина может справиться с заданием лучше, чем особь противоположного пола. У нас в газете тоже есть отдел расследований. Пусть и не с таким раздутым штатом, как в «Жинай учингузи», но имеется. Но твой бывший начальничек не желает говорить на такие темы с женой, потому что ты ему, как по чугуну. Ладно с этим моим идиотом. И что ты себе нашел? Куда направляешься? Где ночевать и с кем станешь?
– Выделили мне общагу. Комната чистая, одноместная.
А работа… – Шава призадумался. – …Короче, трафареты эта фирма изготавливает. Вот мне и нужно будет контролировать, чтобы на матрице слова, то есть вырезка под них, грамотно написана была.
– Браво! – женщина затушила сигарету, положила ее в пепельницу и демонстративно похлопала в ладоши. – Достойный труд для выпускника такого университета.
– Хоть что-то, – ответил Этангази, а про себя подумал:
«Лучше уж там, чем с такой придурковатой семейкой. Смотрю я, здесь муж достоин жены, а она, небось, на словах пыжится, а у обоих комплекс какой-то неполноценности».
– Значит, решил уйти?
– Да, надо самому себе новую дорогу пробивать по жизни, коль один раз не повезло.
– Хочешь вот так вот уйти, не отблагодарив хозяйку? – Нивэле игриво посмотрела на парня и медленно облизала языком свои красные губы, присаживаясь на табурет напротив собеседника.
– Я за то, чтобы отблагодарить, но каким образом это лучше сделать? – Этангази пожал плечами, предполагая, что женщина намекает на половой контакт.
– Ты же сообразительный мальчик.
Произнеся эти слова, Нивэле широко раздвинула свои ноги и томно посмотрела на объект своего внимания. Она сидела в двух метрах от Шавы. Он
С уважением, Эмми!