видел ее крепкие полноватые ноги, одетые в темные чулки. В том месте, где чулки заканчивались, можно было различить следы целлюлита на коже. Но изголодавшийся по женскому телу молодой парень не придал этому большого значения. Его взгляд скользнул дальше. Там виднелся треугольник белых трусов, настолько прозрачных, что сквозь них четко просматривалась копна темных лобковых волос.
Шава не стал в данный момент сравнивать красоту тела Нивэле Майджи с телом Вази Фанно, которая по возрасту годилась хозяйке этой квартиры в дочери. Шава посмотрел на пустой чистый кухонный стол, на котором находился только радиоприемник «Бахари 207», тихо выдававший в окружающее пространство легкую музыку, и у него промелькнула мысль: «Надо напоследок отыметь эту тетку, если она сама напрашивается. Чесануть и уйти, чтобы больше не встречаться ни с ней, ни с ее мужем».
Этангази поднялся со стула, подошел к Нивэле и поставил ее на ноги. Это далось ему легко. Он один раз поцеловал ее в шею, а затем положил спиной на кухонный стол. Женщина вела себя пассивно. Она не оказывала ему сопротивления, но и не выражала никаких эмоций, свойственных добровольному половому акту.
Шава расстегнул себе ширинку, не снимая штанов, извлек наружу возбужденный член, раздвинул партнерше ноги, отвел в сторону ткань на ее трусах и резко вошел в Нивэле. Затем он задрал вверх ее блузку, вытащил обе груди из чашек бюстгальтера, схватился за них руками и стал совершать поступательные движения.
Женщина несколько изумленно лежала на жестком деревянном столе, словно ожидала прихода возбуждения. Наверно, оно не пришло, потому что секунд через пятнадцать после начала соития она сказала: «Шава, не надо!» Парень не стал вдумываться в ее слова, а исправно совершал коитус. Нивэле стала сопротивляться, пытаясь вылезти из-под партнера. Поскольку она это делала без особого рвения, то ее партнер решил, что ее действия – это элемент любовных утех.
Когда Нивэле произнесла: «Шава, ты меня насилуешь! Я буду звать на помощь соседей», он толкнул полуоткрытую дверь ногой и изолировал кухню от коридора, закрыв дверь.
Далее женщина стала сопротивляться активнее, дергаясь под телом Этангази, и звать на помощь. Услышав «Помогите, насилуют!», парень отпустил правую грудь своей партнерши и включил громкость радиоприемника на всю мощность. Из динамика донесся бит и рев солиста рок-группы. Подстроившись под музыкальный ритм, Шава, словно секс-машина, совершал быстрые телодвижения. После этого Нивэле сказала:
«Черт с тобой! Насилуй!» и высоко подняла ноги вверх, обхватив ими тело насильника.
После того, как сперма переместилась из мужского полового органа в женский, Этангази, задыхаясь от бешеного ритма совокупления, слез с партнерши. Она продолжала лежать на столе, глядя в потолок. Две объемные груди были прижаты к телу так и не расстегнутым бюстгальтером и забранной под шею блузкой. Ее трусы, за неимением преграды в виде члена, заняли свое прежнее положение. Они немного промокли от эякулята и смазки, но вообще выглядели почти как новые.
Пока Шава прятал после трудовой смены свой член и заправлял рубашку в штаны, Нивэле медленно заняла вертикальное положение. Она поправила свой гардероб, пригладила волосы (на голове) и, жестко глянув на Этангази, спросила:
– Шава, зачем ты меня только что изнасиловал?
– Нивэле, вам понравилось? – парень считал, что взрослая тетка все еще хочет продолжать играть роль жертвы насильника.
– Ты понимаешь, что ты только что совершил? – глядя на него, спросила женщина.
– То, что вы хотели, – улыбнулся в ответ парень.
– Я разве хоть одним словом просила у тебя, чтобы ты, унизив мое достоинство, совершил надо мной акт полового насилия?
– Но вы же сами говорили, что я должен вас отблагодарить.
Вы вели себя соответствующим образом. Нивэле, честное слово, вы так сексуально раздвинули свои ножки, – тут уже Этангази решил взрослой женщине сделать комплимент, – что я не сдержал эмоций.
– Вот как? А если девушка попросит тебя отблагодарить ее за то, что она уступила тебе место в метро, перед этим продемонстрировав свое нижнее белье, ты ее изнасилуешь прямо на скамейке вагона по ходу движения поезда?
– Это несколько другое. Извините, если мы друг друга не поняли, – попросил прощения Шава, словно наступил ей на ногу в этом самом метро. – Еще раз простите, если не удовлетворил вас.
Такой ответ взбесил Нивэле, и она сказала:
– Дорогой мой парниша, если жертва просит не трахать ее, то насильник должен понимать эти слова однозначно как нежелание женщины вступать в половую связь с насильником.
Я тебя просила именно об этом, – ухмыльнулась журналистка, беря спрятанный ею диктофон за горшком с кактусом.
– Вы записывали? Вы все это подстроили? – округлил глаза Этангази. – Это подло!
– Подло, дорогой пожиратель женских и наивных девичьих сердец, заниматься сексом, разнося венерические болезни по округе. А выводить на чистую воду таких, как ты – это профессиональный журналистский долг, – Нивэле щелкнула кнопку на диктофоне, затем включила снова, сопроводив комментарием. – Пусть пишет, а то вдруг ты захочешь надо мной надругаться повторно и отобрать запись.
– Как вы можете обо мне такое подумать?
– О насильниках я могу думать все, что угодно.
– И что вы намерены делать? – Шава сел на стул и уткнулся лицом в ладони.
– Пойду сдам анализ на наличие твоей спермы у меня.
– Не надо, – попросил он.
– Надо. Надо отвечать за свои поступки. Ты уже взрослый.
Так что я иду сдавать мазок.
– А мне что делать?
– Самым глупым для тебя будет броситься в бега.
– А самым умным? – Этангази начал приходить в себя и соображать после шока.
– Идти в комиссариат с повинной и писать покаянную записку о признании своей вины, – дала совет Нивэле. – А можешь подождать здесь, пока полиция тебя сама заберет.
– И что меня ждет в дальнейшем?
– Работа тюремным журналистом или членом-корреспондентом, а скорее всего анус-влагалищем в ближайшие тридцать лет в тюрьме строгого режима для насильников. Там тебя трудоустроят на весь срок, и будешь одновременно осваивать первую и вторую из наидревнейших профессий. Насильников в тюрьмах ой как любят! Совсем забыла. Возьми на память.
Они скрасят тебе твой суровый тюремный быт, – журналистка сняла с себя трусы и швырнула их в лицо Этангази. – Возьми их, возьми. Не брезгуй. Они сослужат тебе добрую службу.
Можешь их не стирать. В таком виде ты в них будешь даже сексуальнее выглядеть. По выходным и праздникам станешь их вечерами на себя примерять, а заключенные будут в районе ануса тебе их оттопыривать, чтобы поиметь по-быстрому.
Точно так, как ты меня сегодня изнасиловал. Так что оставь этот мой подарок себе. А я свежие надену, у меня их много.
Не идти же в таких использованных трусах в клинику и комиссариат.
Нивэле помахала рукой Шаве. Быстро оделась и ушла, забрав все ключи от входной двери с собой.
Вот так удачливый парень Шава Этангази, который еще совсем недавно в свои юные годы видел себя на вершине мира, оказался сами знаете где. У него уже совсем не было желания не то чтобы прихвастнуть своим положением в обществе перед девчонками, коих через него прошла масса, ему уже не хотелось в данный момент никаких этих девчонок, всех вместе взятых. Мысли у него сейчас были приземленными, как у большинства граждан. Он прошел в коридор, но не обнаружил оставленных им ключей возле зеркала. Затем вышел на балкон. «Третий этаж, – тихо произнес парень. – Слишком низко, чтобы совершить самоубийство, не покалечившись, и умереть без мучений, и слишком высоко, чтобы убежать, не поломав ноги».
12
После продуктивной беседы с майором Киджиджи Мвандиши президент Хеджера имел еще несколько встреч с высокопоставленными и не очень сотрудниками МВД. Затем он взял паузу и запросил у своих помощников персональные данные на следующую группу хомо, состоявшую только из гражданских лиц. Неделю спустя он провел несколько бесед тет-а-тет.
Одна из них заслуживает внимания, поскольку была более колоритна по сравнению с остальными.
Окманат Чини в загородной резиденции встречался с Жеши Соко. Тот был водяным, но имел для этой расы редкий изумрудный цвет глаз. Когда эти зеленые глаза смотрели на собеседника, то казалось, что данный хомо не может обмануть или соврать, настолько чистым и искренним казался его взор.
Всю свою взрослую жизнь он прожил в небольшом городке Аваль, расположенном в двух десятках километров от города Маржинал. Жеши Соко родился на другом континенте.
Когда он был ребенком, его родители, никто не знает по какой причине, переехали на постоянное место жительства в Хеджер и поселились в Авале. Он сохранил некоторые привычки, приобретенные им в далекой стране. Так, например, Жеши никогда не обращался к собеседнику на «вы», но в разговоре всячески выражал тому почтение. Еще он любил упоминать имя отца собеседника. Это забавляло коренных жителей Хеджера. Правда, в большинстве своем они никогда не обижались на Жеши, даже когда тот говорил большому начальнику «ты».
Соко всегда интересовался, знакомясь с новым хомо, менял ли тот свое «детское» имя по достижению взрослого возраста на «полное». В последние три сотни лет эта традиция в Хеджере почти исчезла, и хомо все реже и реже меняли свое первое имя. Замена несла в себе неудобства и трудности.
Приходилось менять документы и персональные данные. А еще сложность состояла в том, что «детское» имя от «взрослого» могло коренным образом отличаться по написанию и произношению. Так, например, Тамма превращался в Окманата. Получалось, что хомо доживал до девяноста лет, просуществовав фактически треть жизни с одним именем, а затем ему, взрослому уже гуманоиду, приходилось называть себя иным образом или слышать от других абсолютно чужое слово, когда кто-то обращался к нему. Изменял имя мало кто, но некоторые делали это. Причины и повод для сего были различны.
Меняли также девушки и свои фамилии, когда выходили замуж. В этом случае Жеши в разговоре с такими замужними дамами упоминал их девичью и новую фамилию. Но фамилию жены мог взять себе и муж. Нгуви же взял себе фамилию дочки сенатора Чини.
Если сложить все эти фамильно-именные преобразования, то самое уважительное обращение Жеши Соко к президенту республики Хеджер выглядело следующим образом: Окманат Тамма Нгуви Чини сын Баба. Именно так поприветствовал Жеши своего давнего хорошего знакомого, разжимая и сжимая свой кулак, а далее добавил: «Долгих лет жизни тебе, дорогой мой! Да хранит тебя Бэквордация, взирающая на нас с небес!» Соко был чрезвычайно коммуникабелен, быстро адаптировался к окружающей обстановке и всасывал в себя все то, что происходило вокруг него, а еще обладал талантом «договариваться». Он договаривался и решал различные вопросы. Так, он как-то один раз договорился (история не сохранила, где, когда и с кем) и таким образом обеспечил себя бизнесом на долгие годы. Он договорился с городским чиновником и стал частным владельцем доселе муниципального продовольственного рынка в Авале.
Спустя десять лет этот рынок в небольшом городке стал самым известным в округе. Закупать продукты
С уважением, Эмми!