– Это почему же? – спросил Тор.
– Да попросились к нам две женщины из Ирема Многоколонного. Господин мой знает такой мир?
– Слышал, – сказал Тор.
– Я раньше не знал. Да, так остановились. Свекровь и невестка. Молодая на сносях. Они случайно здесь оказались, шли к родителям молодой, да нарвались на какой-то странный колодец в пути. Сели отдыхать возле него, а очнулись уже здесь, на перевале. В последнее время, говорят, такое все чаще случается, а раньше не было. Путешествовали они, конечно, с главой семьи, да тот в горах пошел искать ночлег и пропал. Они рычание слышали и, судя по тому, как его расписывают, рычал людоед. А все говорили, асы людоедов повывели. Потому и решил: не буду больше никого принимать. Кто его знает, вот, может, ты, господин мой Тор, оборотень! Столько разной нечисти развелось – никому доверять нельзя!
– Эти женщины, они еще у тебя? – спросил Тор.
– А где же им еще быть! – с досадой произнес Карл. – Молодуха рожать вздумала. Жена моя сейчас с ней возится.
– Я должен осмотреть дом! – заявил сын Одина.
– Осматривай, господин! – пожал плечами хозяин и повел Тора в комнаты.
Тор окинул взглядом пустую горницу и с вопросительным выражением повернулся к Карлу:
– Где ваши постоялицы?
Карл крякнул с таким видом, будто хотел сказать: «На твоем месте я туда не совался бы, но раз меня не спрашивают…» – и подвел его к плотно закрытой двери.
Тор кашлянул в бороду, постучал, на всякий случай дважды, и распахнул дверь. И тут же отпрянул.
На голову посланцу Асгарда свалился небольшой, но плотно набитый узелок. Видимо, он лежал на полке над дверью, но полка была так забита узлами и свертками, что один не удержался и упал, когда дверь перестала его поддерживать. Падая, он развязался, и какие-то неопределенного назначения куски материи легли, словно для просушки, на голову и плечи громовержца.
В это же время уши сына Одина чуть не разорвал свирепый женский визг. Пока богатырь соображал, в чем дело, от стоявшего у дальней стены ложа отделилась фигура в длинном синем покрывале. Необычное одеяние ревниво прятало не только тело, но и лицо женщины, даровав свободу одним узким, наведенным черной краской глазам. Мелко, но уверенно семеня, постоялица подошла к Тору и, прежде, чем тот что-нибудь понял, ухватила стальными пальцами за ухо, закрутив его в замысловатый узел.
Лицо Тора исказилось болезненной гримасой, из глаз брызнули слезы.
– Прости, госпожа, оплошал, – едва выговорил он, пригибаясь к полу и пытаясь высвободиться из лютой ухватки.
На помощь незадачливому хозяину Мьелльнира поспешила Снер. Она замахала руками, пытаясь что-то объяснить синему покрывалу, и то вернулось к ложу – по-видимому вовремя, так как в это время от стены, из-под толстого одеяла, понеслись стоны. Сила их нарастала, и Тор понял, что сейчас его накроет вторая волна визга.
– Видишь, господин, какая незадача! Рожает она! – впопыхах бросила Снер и, подхватив с полу таз с горячей водой, зачем-то всучила его Тору. – Подержи, господин, видишь, незадача какая!
Ошеломленный Тор пробормотал какие-то извинения, почти бросил таз и выскочил за дверь, натолкнувшись на ждавшего его Карла.
– Все в порядке, господин? – Карл внимательно и, казалось, сочувственно смотрел на Защитника Девяти миров.
– Да, – тяжело дыша, ответил Тор.
И неуверенно прибавил:
– Наверное…
Слегка отдышавшись, он решил:
– Останусь здесь, подожду, пока все закончится, и расспрошу их.
Карл скептически пожевал усы:
– Господин, тебе, конечно, видней. У тебя приказ Всеотца, и никто не сомневается в благости асов, но… что за вести разнесутся по Иггдрасилю, если узнают, что Защитник Девяти миров врывается в комнату к беспомощным женщинам? Разве посмеет кто-нибудь войти к асинье в таком положении? Почему же другие не защищены от твоей неучтивости?
Прозрачный намек на то, что хозяин двора на перевале может подпортить асам репутацию, был понят.
– Пожалуй, и в самом деле, – подумал вслух Тор, – не стоит… Но я мог бы их проводить! – вдруг оживился он. – Защитить в дороге, если и впрямь людоед объявился в этих местах.
– Вряд ли они этого захотят, – Карл достал шило, дратву и сел чинить башмаки. – После того, как ты, господин, столь невежливо к ним вторгся, ты в их глазах такой же опасный, как и горное чудовище. Хочешь сделать добро – выследи и убей людоеда.
– Пожалуй, ты прав, – согласился Тор, с напряженным лицом вслушиваясь в доносившиеся из гостевой комнаты вопли, вздохи и причитания.
В это время дверь в комнату отворилась и из нее выскочила Снер с тазом. В нем колыхалось что-то неаппетитное. Вид таза окончательно разрешил колебания Тора.
– Ты прав! – богатырь хлопнул Карла по плечу, принужденно улыбнулся и стрелой вылетел во двор, а там и за ворота. Карлу не пришлось его провожать. Калитку Тор нашел сам.
ЛИЛА
Почему же Всеотец прислал Тора? Мог отправить кого-то посмекалистее. Конечно, если хотел, чтобы беглеца нашли.
Тор ему даже нравился. Здоровенный, почти квадратный, с вихрами деревенского мальчишки, никак не желавшими укладываться в самую простую прическу, он был столь же доверчив, сколь и силен. Когда Локи младенцем появился в Валаскьяльве, Тору уже было несколько тысяч лет. Но опыт этих тысячелетий не оставил следа ни на лице богатыря, ни в его разуме. В чем-то Тор был сродни ётунам, с которыми так любил сражаться: так же прямолинейно воспринимал жизнь, так же был убежден в своей правоте, так же полагался только на свою силу. Но именно за это Асгард и обожал наследника Одина, открытого, могучего и прямого. В честном бою Тор был непобедим. В честном бою, но не в преследовании злокозненного врага.
Локи призывает на помощь тайное зрение. Оно снова вернулось к нему. Он видит сидящего на ослепительном Хлидскьяльве Одина и стоящего перед троном Тора. Громовержец несколько нескладно рассказывает о своей неудаче. Лицо Всеотца серьезно, но по единственному ярко-синему глазу видно, что тот доволен. Локи понимает: Один доволен не тем, что он скрылся от погони, а тем, что нашлись желающие помочь ему скрыться. Желающие защитить. Если бы не это, Владыка асов отдал бы приказ о настоящей погоне. Смертные спасли его. Смертные разбили скорлупу его насмешливой неуязвимости. Выйдя из своей брони, он почувствовал, что ему легче дышать.
Он вспомнил услышанные в юности слова Всеотца о том, что Бог становится Богом, когда находятся смертные, готовые его защищать. Теперь, вспомнив себя, он понимает: Один знал о его природе. Какая же мудрость нужна, чтобы, заполучив Бога, избежать искушения воспользоваться этим. Владыка асов терпеливо ждал, пока бесконечное созреет в телесной форме. И, сколько мог, не давал другим затоптать зерно.
Теперь он знает, что Бог может нуждаться в защите. Но он знает и другое. Становление завершается, когда Бог испытывает ответное желание защитить. И делает Он это не так, как представляется смертным. Он может приходить на помощь, смеясь, играя и подменяя одно другим. Он может сначала вести во тьму, но этот путь все равно выведет к свету. И даже смеясь, он будет жертвовать собой. И даже жертвуя собой, он будет смеяться.
И, да, о жертвах. Неплохо бы заплатить старые долги. Они бывают даже у Бога.
ВЕТВЬ ДВЕНАДЦАТАЯ
Раны затянулись, все, кроме одной. Она никак не хотела заживать. Неостановимо сочившаяся кровь начала менять цвет, превращаясь из смешанного с золотом пурпура в черную смолу.
– Умереть я не могу, – поделился с товарищем Локи. – Но, если рана не заживет, меня ждет развоплощение. А пока скуется новое тело, о нас с тобой будет рассказывать небылицы десятое поколение правнуков Карла.
– Надо идти к Скади, – заключил он. – Другого выхода нет.
Колдунья Скади жила на Равнине, начинавшейся сразу за перевалом. Вернее бы сказать, под Равниной, ибо на Равнине никто не жил. Туда даже утгардские следопыты старались не заглядывать без особой необходимости; даже неубиваемые эйнхерии полет над Равниной почитали за особую удаль. Но во всех мирах знали: когда дело твое безнадежно, иди к Скади. Она выручит – если дойдешь.
Не переставая сокрушаться по поводу опасностей, поджидавших «светлых моих господ», Снер всю ночь провела у очага, так что утром их ждали две укрученные в древесные листья жареные утки, свиной окорок и гора разнообразных пирожков. Лекко не без труда уговорил хозяйку вполовину уменьшить заготовленные в дорогу припасы. Зато «огонь», принесенный Карлом, был принят без возражений. Лекко знал, какие холодные на Равнине ночи, а костер там лучше не разводить.
Особенно трогательным оказался подарок Халя, приготовленный для Локи. Мальчик сам смастерил нож, приделав к готовому лезвию выточенную им простую костяную рукоятку. И долго не мог прийти в себя от восторга, получив в ответ кинжал необычайно тонкой работы, вынутый Локи из потайного кармана (Лекко не сомневался, что за миг до этого в кармане ничего не было). Утгардцу Халь подарил свой лучший рыболовный крючок в виде изогнутой змеи в маленьком бронзовом футляре. Лекко тут же повесил его себе на шею, сказав, что крючок будет служить талисманом.
Попрощавшись с Карловым семейством в предрассветных сумерках, асгардец и утгардец к закату прошли перевал и очутились на ровном, словно его сотню лет трамбовали тролльими пятками, пространстве.
Это была знаменитая Равнина. Ни утгардские следопыты, ни дружинники Одина не пытались придумать ей какое-то другое название. Просто Равнина. Ничего больше не добавить к безмерной протяженности, вызывавшей одновременно благоговение и сумрачную тяжесть в душе. Шумные и любившие повеселиться эйнхерии затихали, летя над необозримой пустошью, заросшей жесткой лиловой травой, везде одинаковой, будто ее садовник подстриг.
Здесь, на Равнине, Лекко снова ощутил на себе пристальный взгляд. Кто-то неведомый присматривался к нему, еще настойчивее, чем раньше. И, возможно, не только к нему.
– Ничего необычного не чувствуешь? – спросил утгардец Локи.
Тот разглядывал лиловое безграничье.
– Нет. Это и есть Равнина? Всеотец о ней рассказывал. Занятный край.
– Еще какой занятный! – хмыкнул Лекко. – Нам повезет, если мы не нарвемся на норных троллей или что-нибудь похуже.
– Норные тролли? Те, что живут под землей? – уточнил Локи.
– Да, в норах. И нападают стаей. Прежде они считались самой большой опасностью Равнины, но нынче развелось столько нечисти, что не поймешь, которая опаснее. Отвратительные твари, ухитряются пролезть во все миры и везде нагадить.
Губы Локи разрезала острая улыбка.
– Ты считаешь злом их, а они – тебя. В глазах нечисти это ты – уродливое зло, вторгшееся в ее славненький мир.
Лекко внимательно посмотрел на спутника.
– По-твоему, они правы?
Локи пожал плечами:
– Границы правоты каждый устанавливает сам. И правым оказывается тот, кто умеет их лучше защищать. Мы идем?
– Да, – Лекко еще раз внимательно осмотрелся. – Идем тихо. Молчим. Будь наготове – тролли могут выскочить из своих нор в любой миг. Мы для них не зло, а добыча. Вкусная добыча. Не сомневайся, твоей бессмертной плоти они захотят отведать так же, как и моей смертной.
–
