Когда пророчество проявилось на Вратах, служители Изначального объявили обитателям нового Утгарда, что приход царя возвестит сияние над погибшим городом. Но, если царь не успеет или не сможет открыть Врата снаружи, то их откроет изнутри затаившееся в городе зло. И будет то гибелью для всех миров.
Объявив это, служители Изначального дали обет молчать и странствовать, пока не явится обетованный царь. Они стали Путниками. [/i]
ВЕТВЬ ПЯТНАДЦАТАЯ
– Ба! Ба! Ба! Какие гости! Польщен! Не надеялся, нет, что заглянете в мое смиренное жилище, хоть и жаждал лицезреть!
За прошедшие дни с Лекко столько всего случилось, что он уверовал: его ничем не удивить. Утгардец соблазнял Фрейю, дурачил Тора, путешествовал тайными тропами, видел прославленную колдунью. Да что там колдунью, он въяве видел обещанного царя и вел его к Вратам Утгарда! Но Лекко и представить не мог, что Хель окажется мужчиной.
Хозяин преисподней встречал их на пороге своих владений. Дородный, румяный, с солидным брюшком и самодовольным выражением несколько бабьего лица, он походил на любимого сына богатого горожанина. Этакий переросток, навсегда оставшийся плутоватым школяром, уверенным, что сумеет обмануть ректора. Хель отличался опрятностью – розовые, как у девушки, аккуратно подстриженные ногти, чисто вымытые и расчесанные волосы, чуть не хрустящая от свежести одежда. И все же у Лекко он вызвал брезгливое чувство. Виной тому был едва уловимый (но, все же, уловимый) тухлый запах нежити.
– Прошу! Прошу!
Жестом преувеличенного радушия Хель пригласил Локи и утгардца в повозку, запряженную толстыми черными мухами, величиной с приличного барана каждая. Их прозрачные крылья переливались в свете потустороннего, довольно яркого солнца, и переливы были неприятными, как плавающие в воде пятна жира.
Локи кивнул в знак того, что принимает приглашение и, встав в повозку, указал Лекко место рядом с собой.
– Держись, – шепнул он на ухо сыну Ярме. – Здесь много непривычного.
Хель, занявший место возницы, обернулся. Сладкая, если не сказать, сладострастная улыбка, озарила его лицо:
– У вас преданный друг, Светлейший! – причмокнул он.
Лекко передернуло от этого причмокивания и тона, но он сдержался. У Локи должна быть веская причина, чтобы заглянуть сюда, и Скади права: не стоит вмешиваться в то, чего не знаешь.
Мухи с резвым жужжанием мчали повозку, по обе стороны которой расстилался игрушечный пейзаж. Лекко не верил глазам: преисподняя, как и ее хозяин, оказалась совсем не такой, как привык ее представлять утгардец. На ярко-зеленых лужайках расположились ярко-розовые деревянные домики, выглядывавшие из-за живых изгородей. Обитатели домиков были такие же розовые и толстые. Некоторые от собственной тяжести не могли ходить, и их возили на деревянных тележках, разрисованных веселыми картинками. Еще они были очень деятельные. Все пребывали в постоянном движении, включая тех, кто не мог ходить. Любимым их занятием, как понял Лекко, было сообща собирать яблоки, а потом отдавать собранное ходившим рядом медведям. Медведи, кажется, отчаянно скучали, и каждый мысленно облизывался на бодрых покойников, но съесть мертвых уже не получалось. Мертвые же широко и неустанно улыбались, и что-то рассказывали друг другу, делая благоговейные и убедительные лица.
Лекко вспомнил одного мидгардца. Сыну Ярме случалось наведываться в Средний мир, чтобы отследить тропы нечисти. В одной из таких вылазок он и встретил непрестанно улыбавшегося человека, который все время пытался что-то делать, хотя, по-видимому, не имел представления о самых простых вещах. Потом Лекко узнал, что таких людей называют идиотами. И, хотя мертвые все делали уверенно и как будто в полном сознании, они напомнили ему того идиота. Он понял, почему – у всех были бессмысленные глаза.
Повозка завершила путешествие, подлетев к высоким каменным палатам. В отличие от домиков мертвых, серый мшистый камень не был ничем окрашен.
– Прошу, прошу! – потирая руки, Хель вел их внутрь просторного жилища. – Прошу простить, что не могу принять должным образом. Мой дом слишком убог для Светлейшего. Если бы я только знал, я подготовился бы, а так… я решительно расстроен!
Несколько слуг подбежало, засеменило в полупоклоне, подобострастно глядя на хозяина и гостей.
– Вам, конечно же, хочется освежиться с дороги, – радостно предположил Хель.
Лекко мог поклясться, что уши у слуг начали шевелиться и расти. Без лишних слов и с прежним подобострастием слуги повели гостей в купальню.
***
– А хозяин шутник, – заметил Лекко при виде выложенной игривой мозаикой белокаменной чаши, в которой плескалась вода горячего источника. – Он думает, мы сюда вдвоем заберемся?
– Именно так, – подтвердил Локи. – Хотел сделать нам приятное. Не хмурься. Хель все понимает по-своему. Приди ты к нему с родным братом, он вел бы себя так же. К слову, Хель любит, когда к нему обращаются в женском роде. Может быть, поэтому его представляют женщиной. Как впечатление от загробного мира?
– Жутко, – признался утгардец. – Лучше бы преисподняя оказалась такой, как мы привыкли думать. Посмотри, они же утратили самих себя! Глаза пустые. И эти дурацкие улыбки. Живые не улыбаются постоянно, разве что в Мидгарде такие есть, но их немного. А здесь – все. Они что, в жизни не сражались, не любили, не ревновали? У них не было грез, побед, неудач? Или Хель отнял у них память?
– Хель здесь ни при чем, – ответил Локи. – К нему попадают те, кто всю жизнь мечтал именно об этом, это любил и за это, по-своему, сражался. Домик, садик, вечно накрытый стол и очень много вещей. По сравнению с ними, мы с тобой – нищие. В преисподней гордятся вещами. Хель дарит им новую одежду, посуду, украшения в обмен на маленькие удовольствия, которые мертвые ему доставляют, и они потом хвастают подарками друг перед другом.
– Какие удовольствия? – осторожно спросил Лекко.
– Разные, – нисколько не смущаясь, Локи сбросил одежду, нырнул в белокаменную чашу и предался блаженному отмоканию. Над поверхностью воды виднелось только белое лицо и черные, словно бы взвихренные волосы. Лекко вспомнилась вещая голова из покоев Мимира.
– Иногда Хель запрягает своих подданных в повозку вместо мух, – продолжал Локи. – Иногда устраивает бега на четвереньках. Иногда требует, чтобы ему хором возносили хвалу, играя на арфах. У него мало воображения, но он всегда в восторге от своих затей.
– Им не противно? – не поверил Лекко.
– Им – нет. Они вполне довольны.
– И так с ними будет всегда?
– Разумеется, нет. Они возродятся в новой форме, в живых мирах. Правда, форма эта будет весьма простая. Ведь они еще при жизни потеряли память. Забыли, для чего нужна душа. А, когда нет души, что может тебя оскорбить?
– Пусть меня кинут в неугасающий огонь, но я не позволю отобрать свою душу!
– Поэтому Один и создал Вальгаллу – для таких, как ты. Еще, здесь же есть отдельный чертог, над которым Хель не властен. Он зовется Бримир, и в нем обитают воины, которые ушли из жизни не на поле сражения, но достойно. Без сожалений и страха. У них Хель не в силах отобрать память. Видел бы ты, как они гоняют его слуг, если те оплошают и окажутся слишком близко!
Локи встал из воды полностью одетый и совершенно сухой. Лекко поискал глазами вещи, которые тот незадолго до этого сложил на краю бассейна. Их там не было.
– Вода хороша, – сообщил Локи. – К тому же, проточная. Освежись.
И вышел из купальни.
***
Слуги проводили их в трапезную, где во главе накрытого стола сидел радушный хозяин. Он чуть не жмурился от удовольствия, всем видом показывая, как рад принимать гостей. Хель захотел усадить Локи по правую, а утгардца по левую руку от себя, но Светлейший не допускающим возражений тоном заявил, что они сядут вместе.
– Что же, что же… Это приятно… Такая дружба...– закивал хозяин. – Отведайте наше скромное угощение, – он обвел пухлой розовой рукой стол.
Локи сидел, полуприкрыв глаза, но, стоило утгардцу протянуть руку к предложенному кабаньему мясу на вертеле, как глаза широко открылись, и стол охватило пламя. Хель весьма неучтиво оставил гостей в одиночестве, отскочив к стене и пялясь на пожиравший яства огонь. Рядом с хозяином съежились и заробели слуги.
– Я испугал тебя? – участливо осведомился Локи.
– Испугал? – Хель с трудом перевел дух. – О нет, разумеется! Светлейший Локи не может испугать. Очень милая шутка!
– Сожалею, радушный хозяин, но отобедать с тобой мы не сможем, – ледяным тоном произнес Локи.– Мы торопимся, а тот, у кого мало времени, может совершить ошибку. Например, принять за кабана совсем другое мясо и стать людоедом. Или выпить пиво с червями. Не правда ли?
Маленькие глазки хозяина преисподней забегали.
– А вот от беседы с тобой, милый хозяин, – продолжал Локи, – я не откажусь. Не сыграть ли нам в тавлеи? Только ты и я? А мой друг отдохнет пока перед дальней дорогой.
***
– Как давно я не играл в тавлеи! Как давно! Говорят, мир обновится золотыми тавлеями в руках Бальдра. Только не могу понять, как могут фишки, пусть и золотые, обновить мир. Прошу, Светлейший, ваш ход!
– Так его зовут Бальдр?
– Прекраснейший из тех, кто населяет Девять миров!
– Это он обитает за Вратами Утгарда?
– Да, и когда он их откроет и явит себя миру, все станут счастливы. Ни единой слезы. Одни улыбки! Во всех мирах будет как здесь, в моем скромном обиталище!
– Что ты хочешь за него?
– Я? Светлейший снова шутит! Я хочу лишь счастья всем: живым, мертвым, себе, Светлейшему. Я могу лишь ждать, когда Бальдр это сделает… Пусть Светлейший не гневается, но Светлейшего…. гхм… не все любят. Бальдра любят, даже не зная о нем. Предчувствуют: придет тот, кто может всех, ВСЕХ, совершенно, сделать счастливыми!
– Для этого ведь не очень много нужно, да? Отнять память, и только. Душа умрет сама.
– Светлейший завидует? О нет! Не верю!
– Светлейший завидует. Так завидует, что хочет убить. Я знаю, Бальдр почти бессмертен. Мне надо знать, что это за «почти». Хочешь ли заполучить к себе Изначального?
– Что?!
– Не таращи глаза. Ты прекрасно знаешь, о чем речь. Воплощение Изначального. Он Сам в явленной форме. Премилый шутник. Давняя твоя мечта, мне ли не знать! Он будет у тебя, если ты скажешь, как можно убить Бальдра.
– Право, я озадачен. Светлейший готов на это?! Какая ему в этом польза?
– Мне нет дела до пользы! Я не хочу счастья для миров, желавших моих страданий. За мной отряжена погоня, в Асгард нет возврата, так не все ли равно? И разве сладость жизни может сравниться со сладостью мести? Воплощение Изначального принесет себя в жертву, ты увидишь Его кровь. Кровь, с которой не смешалась ничья другая. Святую кровь. И, когда ты ее попробуешь, Он будет в твоей власти.
– Если так, то конечно… О конечно! Месть! Я понимаю Светлейшего! Конечно… Пусть Светлейший наклонится поближе! Я скажу, что он хочет знать.
ЛИЛА
[i] Его догадки подтвердились.
Последние поколения древнего Утгарда
