– Неплохая мысль! Но, боюсь, Снер так своими тряпками его напугала, что он теперь долго к перевалу не подойдет, – Лекко не выдержал и рассмеялся, вспомнив растерянную физиономию богатыря, которому крутил ухо. На поверку старший сын Одина оказался еще простодушнее Тарре.
Рядом с ними что-то тихо прошуршало. Смех замер у Лекко на губах. Следопыт молниеносно наложил стрелу на лук и застыл, выслушивая источник шелеста. Не меняя положения, он скосил глаза влево от себя. По его взгляду можно было понять, что он нашел цель. Снова раздалось еле слышное шуршание. Лекко ждал.
Над лиловой травой появилось марево. Заструился, дрожа, горячий воздух, заиграл расплавленным на солнце хрусталем. Из этого жидкого сияния соткались горящие чистой синевой глаза и юное, открытое лицо в ореоле золотых волос. Прекрасное видение кивнуло Лекко и улыбнулось: «Ты идешь с добром! Я жду тебя!».
А сзади лучезарного юноши с ревом поднимался жуткий отвратительный урод. «Берегись!» – не помня себя, закричал Лекко и выстрелил.
Что-то вспыхнуло. Взвился и опал узкий язык пламени, обжигая и одновременно возвращая способность понимать. Лекко смотрел безумным взглядом, с трудом приходя в сознание. Наконец, в голове прояснилось. Утгардец увидел Локи, стоявшего между ним и кем-то еще.
– Господин мой Лекко! Прости! – услышал он низкий сильный голос.
– Ульго!
Тот, кого Лекко принял за тролля, оказался младшим сыном старейшины Хиссе, одним из первых утгардских следопытов.
– Ульго, что же это? Я тебя чуть не убил! Мне померещилось, что я тролля вижу!
– Мне тоже! – отвечал следопыт. – Слава Изначальному и тебе, господин, чьего имени я не знаю, что спас нас обоих!
Локи ничего не сказал, лишь усмехнулся и отступил на шаг. Из его левого плеча торчали две стрелы, несколько мгновений назад летевшие навстречу друг другу.
Лекко рванулся было помочь.
– Не беспокойся, – остановил его Локи. – Оружие смертных для меня не опасно.
Он ухватил стрелу, выпущенную Лекко, и почти незаметными движениями извлек ее из раны. Потом проделал то же самое со второй. Крови не было.
Локи поднял голову и рассмеялся:
– Не знаю, добро это или зло – спасти двух безумцев, но уж больно забавно было вас разнимать!
И спросил таким тоном, будто ничего не случилось:
– Идем дальше?
Простой вопрос сделал больше, чем все возможные ободрения. Лекко почувствовал, что наваждение окончательно его отпустило.
– Ульго, ты уже был на Равнине? Что там с троллями? Как далеко они продвинулись? – он принялся расспрашивать следопыта.
– Три восхода я пробыл на Равнине, – сказал сын Хиссе, – и не встретил следов нечисти. Даже рискнул заглянуть в одну нору, – она оказалась пустой. Похоже, норные тролли ушли. Или их кто-то выгнал. Но, господин мой Лекко, как ты здесь оказался? Перед тем, как уйти в разведку, я слышал, что ты таинственно пропал, и господин мой Тарре был вынужден вернуться в Утгард, так и не найдя царя, обещанного пророчеством.
– Царь перед тобой, Ульго! – сын Ярме торжественно указал на Локи. – И его путь лежит к Вратам. Пророчество начинает сбываться.
Следопыт во все глаза смотрел на спутника Лекко, силясь понять сказанное. Если с детства слышишь о пророчестве, которому уже много веков и неизвестно, когда оно должно сбыться, пророчество начинает казаться сказкой. Тролли и мечущие огонь сурты были для Ульго реальностью, а вот царь… Чем больше ждали его в Утгарде, тем меньше верили, что дождутся.
И вдруг сказка стала явью. Да еще оказалась не такой, как рисовало ее воображение следопыта. Как и другие утгардцы, Ульго представлял царя силачом вроде аса Тора. Если бы царь явился посреди Утгардалоки с мечом в руке, блистая молниями и грозным взглядом, поверить в него было бы легче легкого. Но тот, кого Лекко назвал царем, был так не похож на все, о чем Ульго думал раньше, что следопыт растерялся. Несколько секунд он раздумывал, не стать ли ему на колени, как, собственно, полагалось бы, но так и не решился.
В свою очередь, Локи несколько бесцеремонно разглядывал сухощавого сероглазого охотника, чьи гладкие черные волосы блестели на солнце, словно покрытые лаком.
– Ночью ты другой, – сказал Друг волков, изучая изможденное лицо с острыми, тонкими чертами, чем-то схожее с его собственным.
– Да, господин, – Ульго потупил взгляд.
– Ты поэтому ушел в следопыты? – продолжал допытываться Локи.
– Да.
– Ульго – лучший следопыт в Утгарде и самый надежный товарищ! – Лекко позволил себе прервать расспросы, неприятные для земляка.
– Я попрошу тебя вернуться в Утгардалоку, Ульго, – обратился он к сыну Хиссе, – и передать моему отцу, что я сдержал слово. Расскажи, что видел царя, скажи, что мы направляемся к Вратам, и пусть эта весть как можно скорее дойдет до Асгарда. Асы не знают правды, они думают, что против них замышляют зло. За нами снаряжена погоня. Надо предупредить их.
– Сделаю все, как ты говоришь, господин! – отозвался Ульго.
– Нет! – вдруг сказал Локи. – Он пойдет с нами!
– Зачем? – не понял Лекко. – Ульго должен вернуться в Утгард, ему нет нужды провожать нас.
– Он пойдет! – резко ответил Локи. – Я так хочу!
И, не глядя на утгардцев, пошел вперед по лиловой щетине.
– Господин мой Лекко, а ты уверен, что это царь? – тихо спросил Ульго.
– Уверен, – ответил Лекко. – И другого такого нет.
ЛИЛА
То, что следопыт – оборотень, он учуял по запаху. Волчий дух ни с чем не спутаешь. Но оборотни обычно не поддаются маре. Сами могут морочить кого и как угодно, но себя обмануть не дадут. Еще удивительнее то, что Лекко принял земляка за тролля. Пусть рыжий утгардец не подозревает, что в его смертной оболочке живет дух Изначального. Суть от этого не меняется, наваждение не должно иметь над ним власти. Надо бы выяснить, что за сила столкнула существа, казалось бы, заведомо недоступные для заморочных чар.
Он оставляет тело идти впереди утгардцев, – все равно до привала те уже не заговорят с ним, так оба подавлены случившимся. А сам устремляется за пределы света и тьмы. Оттуда, из бесконечной изначальности, все предстает в своем настоящем виде и назначении. Не всегда красиво, но всегда верно.
Он видит юношу из давнего сна: ласковые синие очи, золотые локоны, доверчивое лицо. Юноша встречает его взгляд, озаряется радостью, делает порывистый шаг навстречу, как будто хочет обнять. И натыкается на колючий лед голубых глаз, на зазмеившуюся по губам победную усмешку.
Юноша отступает, силясь понять, что произошло. Лицо из доверчивого делается растерянным, и от этого еще больше располагающим к себе. Юноша прижимает руки к сердцу, показывая, что никому не хочет зла. Потом снова мягко улыбается и указывает на величественный город позади себя. Из города выходят его обитатели, многие тысячи мужчин, женщин, детей. У них умильные, светящиеся счастьем лица. Толпа окружает юношу, оттесняя от острого взгляда и ядовитой усмешки. Юноша смотрит на своего противника сострадательно и немного грустно, сожалея, что тот не может вкусить радости, столь доступной другим.
Внезапно юноша раздвигает толпу, подходит и кладет руки ему на грудь.
«Не отталкивай меня! – горячо и убежденно говорит большеглазый отрок. – Позволь исцелить твои раны. Позволь изгнать твою тоску. Ты одинок. Тебя предали. Тот, кто назывался твоим отцом, он же и наложил на тебя оковы. Те, кто должен был зваться твоими братьями, отшатнулись от тебя. Но все можно поправить. Посмотри, как счастливы все вокруг! Ты тоже можешь быть счастлив! Ты всего лишь не там ищешь. Бесконечные странствия, неясные мечты, вечное одиночество, вызов всем мирам не приносят радости и не имеют смысла. Разве не хотелось тебе иметь свой дом? Уютный дом, ласковую жену, веселых приятелей, мирную, понятную жизнь? Оставь безумные блуждания. Забудь о прошлом, не заглядывай в будущее. Здесь и сейчас! Есть только здесь и сейчас. Все просто».
Локи желчно смеется и так резко отстраняет юношу, что тот оступается и падает на колени.
«Тебе не победить, – юноша кротко улыбается. – Я недоступен для зла!»
Локи отворачивается и стремительно покидает запределье. Вернувшись в тело, он ускоряет шаг. Им владеет одна забота: как убить того, с кем только что встретился.
ВЕТВЬ ТРИНАДЦАТАЯ
– Кто же, все-таки, мог напугать троллей? – раздумчиво сказал Лекко, когда они расположились на ночлег. Чарка «огня», пущенная по кругу, сопровождалась пожеланием здоровья тетушке Снер, чьим припасам только что было воздано должное.
– Эйнхерии? – продолжал сын Ярме. – Дружина Всеотца давно с троллями воюет, но пока ей не удавалось изгнать их с Равнины.
– Насколько я слышал, тролли здесь не единственные постояльцы, – промолвил Локи. – Их могли выгнать другие существа.
– Да, – согласился Лекко. – Следопыты давно заметили, что в Пограничье множатся новые виды нечисти. Есть совсем неуязвимые. Отрубленные головы и конечности вырастают у них вновь. А еще я видел на Равнине волков. Раньше их не было.
– Они появились? – вскинул брови Локи. – Это хорошо!
И посмотрел в сторону Ульго.
С наступлением темноты следопыт умолк и сидел неподвижно, обхватив руками колени, устремив беспокойный блуждающий взгляд в небо.
Над Равниной поднялись звезды. Странно, но здесь они были совсем бледными, словно просвечивали сквозь тонкую дымку. Ощутимо холодало. На плечах Локи услужливо вырос зеленый плащ. Лекко почувствовал, что и его окутывает приятное тепло и повел глазами в сторону сына Хиссе, но Локи лишь слегка качнул головой.
– Пойду, погляжу, что вокруг делается, – хрипло проговорил Ульго, вскочил и кинулся в сторону.
Локи вертел в руках пустую чарку. Непостижимо гибкие пальцы заставляли ее танцевать, и в свете почти белых звезд, слабо озарявших Равнину, эта забава приобретала неожиданный смысл. Лекко вдруг представилось, что именно так Изначальный заставляет вращаться миры.
– Плащ ему не нужен, – чарка перестала танцевать. – Сейчас он обрастет шерстью и согреется. У вас знают, что он может оборачиваться волком?
– Да, – ответил Лекко. – Здесь скрывать нечего, в Утгарде волков чтят. Наши предания говорят, что мы появились от волка и змеи.
– Тогда почему он говорил со мной, как виноватый?
– Ульго чувствует тоску среди людей, – пояснил Лекко. – Не всегда, но часто. Он предпочитает быть один. Дорога следопыта – единственное, что возвращает покой его душе.
– Если ему неуютно среди людей, почему он не пытается подружиться с волками? – Локи плотнее закутался в плащ. Незаживающая рана давала знать о себе ознобом.
Лекко рассказал, что Ульго пытался пристать к одной стае, но обычные волки его сторонятся, так же, как и обычные утгардцы.
– Понимаю, – кивнул Локи. – Что же, дорога – любопытная вещь, никогда не знаешь, на что выведет. Возможно, твой земляк найдет товарищей.
Лекко только сейчас заметил, что Локи сотворил ему плащ алого цвета.
– В Утгарде алые плащи носят только правитель и его наследник, – усмехнулся он. – Ты меня почти что короновал.
– Знаешь, откуда это? – глаза Локи блеснули в темноте. – Алый цвет? Напоминание о том, что Изначальный приносит себя в жертву. Он жертвует собой, и поэтому
