Канонична ли Пресвятая Троица Андрея Рублёва?

находящимся внизу зелёным фоном, олицетворяющим собою землю; и, наконец, скорбью и наибольшей расслабленностью всей Его фигуры, устремлённой в противоречии к данным в еле заметном движении направо по кругу правом и среднем Ангелах, - в обратном к ним движении направо и вниз.
       
Удивительно, но А.Салтыков видит у левого (третьего) Ангела «духовный подъём» левого крыла («Подъём левого крыла переводит взгляд зрителя к горе…Движения крыльев выражают духовный подъём, дополняющий образ духовного покоя»), не замечая направленности вниз правого?
     
  Батюшка видит «знаки власти», отличающие безусловно Отца, - там, где их нет, у правого (первого) Ангела, под которым подразумевает Отца, и не замечает переброшенный через правое плечо золотой пояс на фоне царственного багряного хитона среднего (второго) Ангела, - сидящего слева от Отца Сына?!
       
И в голову «батюшке» почему то не приходит простая мысль о том, что Сын Божий конечно же не мог в присутствии Отца Своего одеть одесную - на правое плечо Клав – золотой пояс, как знак Славы – Символ Божественной Власти, который А.Рублёвым дан на фоне красного хитона, а красный – пурпурный цвет было в Византии запрещено носить всем, кроме императоров?
          Выходит, что Сам Сын ошуюю от Отца, а царственный пояс на Нём одесную?
                     
А отчего бы А.Салтыкову не озаботиться вопросом, почему в такие лёгкие, «невыразительные» в символическом отношении по цвету одежды одет Отец? Если под правым Ангелом подразумевать Дух Святой, тогда дробность цветового решения понятна – этим выражена невесомость и нематериальность, почти бесцветность Духа, но, конечно же, изображение Отца требует однозначного выразительного цветового символического решения.
         
Вот и получается, что из того, что «батюшка» не желает замечать, можно понять в Троице Рублёва гораздо больше, чем из того, что он не поленился заметить. И , конечно же, назойливость с которой А.Салтыков пытается доказать, что «второй ангел привстал», чтобы идти благовествовать, не случайна.
             
Весьма обстоятельно ознакомившись с различными вариантами «Ветхозаветной Троицы», батюшка не может не прозревать вполне для него очевидные «языческие» мотивы в Троице Рублёва, как то неканоничность в изображении «ветхозаветных деталей», имеющих, во всяком случае, для него, слишком обобщённый характер по сравнению с «праотеческим» Мамврийским дубом и «гостеприимным» домом Авраама и Сарры.
           
Озабоченность такая понятна. Так искусствовед Э.К. Гусева, указывая на «глубину осведомлённости Андрея Рублёва в области древних символических образов и их толкований», и на «соотнесённость символики Троицы с её живописно-стилистическими свойствами», отмечает что «Символика и многозначность образов «Троицы» восходят к древнейшим временам. У большинства народов такие понятия (изображения), как Древо, Чаша, Трапеза, Дом (Храм), Гора, Круг имели символическое значение.

Исследователи подчёркивают символическое космологическое значение композиционного Круга, в который лаконично вписывается изображение. В Круге видят отражение идеи Вселенной, мира, Единства, объемлющего собою множественность, космос. При постижении содержания «Троицы» важно понять его многогранность…Природа, откликающаяся на событие, представленное как событие космическое, изображается художником с пониманием древнейших символических отождествлений, уходящих корнями в глубокую дохристианскую древность».
         
Вот этого именно и не хочет и боится А.Салтыков. Он пропускает мимо своих досужих до мелочей глаз и наклон вправо вздымающейся волною Горы, и склонённое под порывами неземного ветра опять таки же - вправо вечнозелёное Древо Жизни, и направленные - направо и вниз «входы» и «исходы» в странном во всех отношениях символическом сооружении с троичной по горизонтали пятиступенной лестницей, ведущей вниз и направо с двумя колоннами, что крайне не характерно для ветхозаветных евреев, и в частности для уединённого, стоящего особняком на природе, домика Авраама и Сарры.
             
Куда и зачем могла восходить между колоннами (колонна – символ античного «языческого» полиса) ветхозаветная чета? Куда ведут выделяющиеся из всего строя «Троицы» тёмные(почти чёрные) арочные двери? Почему всё непонятное сооружение троично по вертикали так, что нижняя, украшенная еле заметным справа входом часть его, прикрыта главою и нимбом правого(первого) Ангела? Да наконец, не «Столп» ли «языческий», на балконе которого молились столпники – древние праведно славящие Бога святые, перед нами на Иконе Рублёва?  
 
        Понятно, почему в заключение своей статьи А.Салтыков пишет, что Андрей Рублёв «сумел поведать нечто новое», не уточняя однако в чём же собственно заключалось это «нечто». Поведал «вполне оставаясь при том в пределах традиционных элементов и формы и содержания» (там же).
   
Чувствуя безусловно фальшивость своих построений и неловкость положения А.Салтыков, как бы оправдываясь одной фразой, «уточняет» в самом конце своего «исследования»: «Всё сказанное не исключает активного общественного значения «Троицы». Следует согласиться с теми исследователями, которые видят в «Троице» символический отклик на Куликовскую битву».
                  Что ж, это как в широко известной мещанской прибаутке: «Нам предложили, и мы согласились!». Безусловно следует согласиться с богословами Флоренским, Булгаковым, Трубецким, но ни в коем случае и ни при каких условиях нельзя соглашаться со «всем сказанным» попом-искусствоведом, яко им «сказанное» - есть удобная нечестивым служителям культа формула умалчивания величайшего достижения мирового искусства и слова Б.Л.Пастернака из поэмы «Спекторский»:     « Я сыт молчаньем без твоих прикрас. Прости, я б мог отбрить ещё суровей!» здесь как нельзя более уместны.
     
                    Но и такой жёсткой характеристики недостаточно, потому как православный священник А.Салтыков предпринял вполне бесполезные, но титанические усилия только для того, чтобы из новозаветного Русского Образа выстроить вновь ветхозаветный, и в его безграмотной статье видно лукавое намерение заставить замолчать тех, кто переполнен святым восторгом пред Святою Троицей.
   
                Надо отметить, что работа А.Салтыкова не прошла даром, и в новейших исследованиях, посвящённых Рублёвской Троице, проводимых «со тщанием» в стенах православных учебных учреждений, таких как Свято-Тихоновский Православный институт и Общедоступный Православный Университет, основанный протоиереем Александром Менем, стало недоброй традицией поминать различные варианты т.н. «Ветхозаветной Троицы», противопоставляя её «Новозаветной Троице», где изображаются «две фигуры старца и средовека над которыми витает голубь».

              Естественно, что при таком рассмотрении «Ветхозаветное» побеждает «новозаветное», бесчестится Русское понимание Пресвятой Троицы, а новоиспечённые в конце XX века «ветхозаветные», но по православному обряду, «христиане» получают возможность весело посмеяться над глупостью русского Святого Православия, поклоняющегося видению Дедушки Мороза, парящаго в облаках, и в заключении порадоваться тому, что… «постановлением Священного Синода от 1792 года было запрещено на антиминсах изображать Бога Отца, как это было прежде.
               
Его заменило еврейское написание имени Божьего, что больше соответствует раскрытию смысла Евхаристии. Причащаясь , мы соединяемся с Тем, Кто будучи бестелесным, принял плоть ради нашего спасения» (И.К.Языкова, «Богословие иконы», глава «Иконография Святой Троицы» / Можно ли изображать Бога Отца? /, Москва, 1995г. Издание осуществлено по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в рамках реализации программы Круглого стола по религиозному образованию, созданного Отделом Внешних Церковных Сношений Московского Патриархата в сотрудничестве со Всемирным Советом Церквей ).
             
Ничего не остаётся другого, как заняться толкованием Троицы Рублёва в восприятии преподавателя Общедоступного Православного Университета искусствоведа И.К.Языковой, хотя бы потому только, что рецензентом её стал выше нами упоминаемый священник Свято-Тихоновского Богословского института А. Салтыков, а автором предисловия к ней скандально известный священник «новой демократической волны» в православии А.Борисов. Да и тираж книги И.К.Языковой числом в 25000 экземпляров, огромный для духовной литературы, не оставляет возможности обойти её молчанием.
     
          Повторяя слова Василия Великого «Сын есть Образ Отца, а дух – образ Сына», да так вот именно Сын – Образ с большой буквы, а дух – образ с маленькой, - слова, приведшие впоследствии к католическому «филиокве», ибо если дух – образ Сына, то тогда, следуя элементарной логике, почему бы ему от Сына и не исходить, И.К.Языкова, тем не менее в отличие от А.Салтыкова, замечая рублёвские символы «древа», «горы», «палат», «чаши», как «символические знаки», пытается благочестиво «прочесть богословский текст иконы, сопоставляя все знаки и символы , включённые Рублёвым в её контекст».
             
                    Указав на «самое распространённое толкование» - « вариант, который подсказывает одеяние среднего ангела, который облачён в одежды Христа – вишнёвый хитон и голубой гиматий», Языкова смело, надо отдать ей в этом должное уважение, даёт свою трактовку Рублёвских Образов:
     
          «Совершенно естественно задать вопрос, кто есть кто на этой иконе. Итак, средний ангел изображён выше двух других, естественно предположить, что он символизирует Отца, как источник бытия, на что указывает и древо, расположенное за спиной среднего ангела. Это и дуб Мамврийский, под которым Авраам приготовил трапезу путникам (Быт. 18.1), и древо жизни, которое Бог посадил посреди рая (Быт.2.9). Но средний ангел в одеждах красно-синего цвета, т. е. в одеянии Христа, что и наводит всех исследователей на мысль, что в среднем ангеле следует видеть Бога-Слово, вторую ипостась Св. Троицы.

Обратимся к тексту Библии: «Бога не видел никто никогда; единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил»(Ин. 1.18). Увидеть Бога невозможно, «потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых»(Исх. 33.20). Эта возможность открывается только через Сына: «никто не приходит к Отцу, как только через Меня»(Ин. 14.6). Христос также говорит: «Я и Отец одно»(Ин. 10.15), «видевший Меня, видел Отца»(Ин. 14.9). Таким образом, здесь мы имеем изображение совсем не однозначное – если можно так сказать, мы на Отца смотрим через Сына. Но всё-таки благословляющий «отеческий» жест среднего ангела заставляет нас думать, что акцент поставлен на образе Отца («Сын есть Образ Отца»).                                                                                      
 
    Одесную Бога Отца сидит Сын. Об этом говорится в Библии неоднократно: … «Христос умер и воскрес: Он и одесную Бога, Он и ходатайствует за нас» (Рим. 8.34) и т.д. Одежды второго ангела подтверждают такое толкование: телесного цвета гиматий прикрывает небесного цвета хитон, так как плотью человеческой Христос, сошед на землю, прикрыл своё Божество. Его жест означает приятие той чаши, которую благословляет Отец,