всяких представлений и ожиданий. Я видела сквозь стекло непрестанно меняющиеся фигуры.Стекла касались какие-то черные рыла, размякшие студни,откровенно бесовские морды. Они гримасничали, пытаясь придать выражение благоговения, но у них плохо получалось. Было темно и грустно. Такое чувство удивления, брезгливости и просто отвращения овладело мною. Лишь пару раз мелькнуло человеческое лицо среди всего этого сборища и сброда.
Когда я снова очутилась возле Мишеньки, то долго не могла что-либо сказать. Батюшка был уже на своем посту. И я поняла, что ради избранных, вот, может, тех двоих, которых я увидела, и несет он свой подвиг. А вообще я поняла главное: преподобный – заложник всего этого действа. Он страдает, мучается. Ему плохо и больно видеть такое падение людей, их грехи. Кто придумал за святых, - решать их загробную участь, вытаскивать их из земли? Ведь это эксгумация – подсудное дело!Если предан человек земле, то зачем тревожить его тело? Пусть бы вытащили своих дедов и бабок и поставили посреди комнаты!Как-никак – предки! Чем вообще отличаются такие действия от вызывания мертвых, от спиритизма? И, если Господь ещё терпит такое кощунство, то не пора ли образумиться и понять, что нет радости святым видеть всё это на земле происходящее?Ведь на небе они и так нас слышат.
Не случайно Матрона Московская говорила, чтобы приходили к ней на могилку с просьбами. Не в Покровский монастырь, а именно на могилку, чтобы не тревожили покой. Эх, люди, да люди ли вы вообще? Бойкая торговля при мощах не даст вам дивидендов на Страшном Суде...
ОДИНОКАЯ ПТИЦА.
Перед выездом из Сухума нам пришлось искать проводника. Пока иеромонах В. бегал в поисках провожатого, мы сидели в «газели» и глазели по сторонам.
Наше внимание обратил на себя пёстрый маститый фазан. Он внимательно покосился на нас, походил туда-сюда и продолжил стояние, явно привлекая наше внимание. Было странным отсутствие рядом с ним хоть какой-либо пернатой птицы женского рода. Вдруг подумалось:
- Запоёт ли?
Но птица не пела. Фазан был, словно человек, сосредоточен на какой-то своей мысли. Он степенно шёл, степенно останавливался и, в отличие от нас, никуда не торопился. Подняв достойно голову, он смотрел то направо, то налево. Потом внимательным взглядом он остановился на небесах, да так и замер…
…Сухая земля осыпалась под ногами. Летели вниз по горному склону маленькие камешки. Пыльный кустарник цеплялся и царапался. Птицы сначала устало перекликались, а потом и вовсе замолкли.
Казалось, что дорога эта никогда не закончится. Но земля отдалялась, а небо приближалось…
Небольшая группа людей пробиралась сквозь терновник.
- Вот уж поистине, – тернистый путь греха, – подумал один из них , забрасывая длинную железную лестницу на колышущееся под ногами густо переплетённое море колючих кустов. – Сорвёшься вниз, – и мучительная смерть обеспечена. Каждая из иголок, – в палец длиной. Господи, как Ты терпел терновый венец на Своей главе?
Дорога в обход ещё долго тянулась бы по горам и опасным обрывам, поэтому решили бросить машину и двигаться напрямик.
Вспоминались рассказы о батюшке-пустыннике. Говорили, что он один из первых пришёл в абхазскую пустыню. Там был и архимандрит Виталий, и другие отцы пустынники, о которых рассказывалось в книге «На горах Кавказа». Теперь же отец Алексий прибаливал, и даже ослеп. Страшная жара и духота, физическая немощь не сломили подвижника. Ночи напролёт продолжалась молитва и земные поклоны. Белый подрясник пропитывался потом.
… Наконец усталые путники поднялись на вершину холма. Здесь, укрывшись под кронами высоких деревьев, прямо на скале прилепилось скитское строение.
ЛОЗА ВИНОГРАДНАЯ.
Высокий сухощавый старец в схиме отдыхал после ночных бдений. Он едва касался жесткой скамейки.
Казалось, воздушною рукой он благословлял нас, робко и с благоговением подходивших к нему. Но на удивление зорко он видел своими глазами, ослепшими от слез, каждого из нас.
- Батюшка, у меня недоумение. Можно ли молиться с иерархами, которые объединились с иноверцами и велят поклоняться одному общему богу?
- Я этого не слышал. А кто сказал, что такое произошло? – ответил тихо старец.
- Был собор в Москве недавно.
- Я там не был. Утверждать не могу. И сказать не могу, если не знаю, - снова тихо сказал отец Алексий.
- Батюшка, но если иерарх- еретик, то как с ним себя вести?
- Могу сказать лишь, что по правилу Василия Великого, если иерарх открыто не исповедует ересь, то с ним можно общаться и за него молиться.
- А если открыто исповедует?
- Тогда надо плюнуть, развернуться и уходить! Сей есть волк в овечьей шкуре! – голос батюшки не по-старчески зазвенел.
- И не молиться с ним?
- И не молиться! – старец поднялся со скамейки и перекрестился.
Тут закашлялся и заёрзал, пытаясь оттеснить нас от батюшки, номенклатурный иеромонах, с которым мы приехали. Отец Алексий вдруг резко спросил его:
- А вы что, на приходе служите? – и, как бы пытаясь отгородиться, поспешил к своей келье.
Приезжий послушник шёл справа от него, поддерживая старца под руку. Красивая стройная женщина в синем платочке и длинной юбке шла слева. Старец словно отвечал на её многочисленные вопросы. И его ответы она слышала сердцем. Приблизившись к келье, они увидели едва заметный жест, которым их пригласили войти.
Иеромонах нервничал и подпрыгивал на месте, но увязаться следом за старцем не решился.
Небольшая комнатка с окошком, по краям её - лавочки для гостей. Очень скромно. С одним выходом в другое помещение – видимо, в жилище келейника.
- Молитвами Святых Отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас! – произнесли почти одновременно мужчина и женщина.
- Аминь, аминь… присаживайтесь на жердочки.
Они присели и замолчали. Слишком уж высокой чести сподобил их Господь.
Теперь можно было отдохнуть от суеты, послушать тишину молитвы, подобно прибою океана наполнявшей весь этот мир.
- Когда я был маленьким, меня тоже интересовали многие вопросы веры. – Начал свой рассказ старец, и на минуту задумался. - Но мне было с кем их обсуждать. У меня были хорошие наставники и собеседники. Моя мама, мой дедушка… Господь помогал и многое открывал. Сейчас, на конец моей жизни многое мне стало понятным...
Я советовался со старцами, мы много молились и обсуждали, и вот, Господь открыл нам правду.
По Слову Господню, слепые вожди слепых не могут привести народ ко спасению, но только ко ввержению народов в яму,- что мы и наблюдаем. Поэтому, имея целью прозрение пути спасения, мы не имеем права не исследовать эти пути.
- Как теперь молиться?
- Предпочитаем молитву Иисусову, и вам советуем, - заметил старец, и его пальцы ещё быстрее начали перебирать чётки. По слову Господню, - блаженны алчущие и жаждущие правды, яко тии насытятся. - Простите,благословите...
Отец Алексий потихоньку перебирал какие-то бумаги. Наконец он взял в руки тетрадку и протянул её посетителям.
-Я слепой уже, а мне приносят, как-будто я могу прочитать тут или понять. Вот, возьмите, почитайте. Может быть, что-нибудь пригодится. Приезжайте на могилку ко мне, я вам тогда подскажу… А в этой жизни мы навряд ли ещё увидимся.
Они такое родное и близкое почувствовали. К горлу подступил комок.
- Батюшка, батюшка, миленький, - только и смогла сказать женщина. А мужчина наклонил голову, в глазах его блеснули слезы.
Перед отъездом из Сухума вся компания, переполненная впечатлениями, дожидалась отправления, сидя в задрипанной «газели». К ним подошёл фазан и, обернувшись клювом к небу, вдруг запел.
- Ага, значит, - помолился, - удовлетворённо подумали про себя мужчина и женщина.
… На обратном пути они просмотрели тетрадку. Там оказались молитвы.
P.S. Оказавшись в одном из монастырей России, мужчина и женщина зашли на монашеское кладбище. В самом уголочке его, недалеко от туалета, был похоронен батюшка Алексий. Они узнали годы рождения и смерти. Спросили у рабочего, тот ли батюшка.
- Да это у нас тут абхазский пустынник какой-то жил,- ответил он разсеянно и потащил свои мешки в сторону монастырских строений.
Они прослезились и сразу вспомнили грустную историю.
Президент Республики по фамилии Магапша был приглашён в Россию. Там ему сделали операцию, якобы на глаза, как и Царю из Ухмырья, и…, и от этой простой операции он почему-то тоже умер. А ведь он согревал своей заботой гонимых молитвенников и простых жителей своей страны. А после этого кто-то, под предлогом лечения, вывез батюшку Алексия в Россию под личную опеку бывшего собрата по пустынничеству, ставшего теперь представителем епископата. Вскоре старцу сделали операцию, потом ещё, и ещё…
Его буквально «окружили заботой», и вскорости он был похоронен на территории монастыря.
Вспоминая грустную эту историю, пришедшая пара стояла понурив головы. Женщина неутешно рыдала.
- А меня зарезали безконечными операциями, на которые они меня возили, а я устал. Ведь я знал, что еду на смерть и мучения. Но душа моя уже рвалась из этой темницы. Поэтому не сопротивлялась, потому что я очень хотел соединиться с моим Богом, - поведал батюшка. Он открыл себя в глубокой и скорбной молитве страдающего сердца. - А вы поскорее уезжайте, вам здесь опасно находиться. Пока постойте.
И они поняли: батюшку поторопили на тот свет, как и всех старцев. Чтобы лишить людей спасения, чтобы разгромить оплот монашеской республики. Магапша был политический руководитель, а батюшка – духовный. Через него доносилось исстрадавшемуся человечеству живое дыхание жизни. И сделано это злодеяние убийства было по заказу международных масонских структур и «благими намерениями» одного из близко знавших батюшку епископов, как и все епископы советского времени дававшего подписку о сотрудничестве со спецслужбами.
Охранник монастыря начал искать каких-то там цыган: мужчину с бородой и женщину в длинной юбке. Мужчина и женщина, переглянувшись, вышли из храма. Пройдя мимо храма и трапезной, они вышли за ворота. Старенькая машина, пофыркивая на подъёме, стремительно уносила их от места мученической кончины пустынника- праведника.
ОТЦЫ ПУСТЫННИКИ И ЖЕНЫ НЕПОРОЧНЫ.
За несколько лет до этого, заброшенный волею судеб на Сельско-Юрьевский скит Замакидонского монастыря, бродяга- послушник честно отрабатывал кусок хлеба с медовухой на монастырской пасеке. Как в страшном сне перед его глазами стояли рои и тучи пчёл на фоне ночного неба – тьмы тем злобных и грозных пчёл. Они кидались, вгрызались в руки, в шею, забирались под рубашки, под рукава маек, немилосердно жалили. Пасеку перевозили ко взятку, к созревающему новому полю подсолнечника. Ульи грузили краном. А пчёлы возмущались, потому что их обворовали, - взяли их первый взяток. И они жестоко мстили за свои поруганные труды.
После тяжёлого боя послушник долго приходил в себя в келье. Теперь жизнь на скиту показалась удивительно мирной и радостной. Он готовил для братии, рвал малину во дворе и сразу её съедал вместе со всеми. Пили чай с забрусом. В жару ложились спать, чтобы особенно не
