зажигательно. Я тоже попробовала так же танцевать и даже закрыла глаза. И чуть не свалилась. Потому что не удержала равновесия.
- Нет, это не по мне, - вздохнула я.
Вдруг ко мне подошла очень красивая мулатка в жёлтом платье.
- Спой, сиротка, по-испански про любовь, - предложила мне она.
И тут я поняла, что пою. Пою какую-то старинную песню на не понятном для меня языке.
Вдруг кто-то выключил транзистор. И люди стали подходить ко мне и слушать. Потом кто-то красиво очень начал подпевать. И тут я услышала, что поёт весь мир. Он поёт о любви, о верности, о чести и долге перед Богом и любимым человеком. Все пели на разных языках, которые в космосе звучали подобно струнам.Там, в небе получилась песня о любви и верности, слова которой слились в один удивительный язык – язык ангельский. Потому что любовь и верность присущи ангелам…
РУКА,РАВНЯЮЩАЯ ГОРЫ.
Золотые рыбки плавали в большом двухсотлитровом аквариуме. Зелёная травка шелковыми ниточками вилась в такт их движениям. Маленький искусственный полуразрушенный замок скрывался в толще воды. Рыбки туда и не заплывали, они были кругленькие и не умещались в арках строения. Я постучала пальчиком по стенкам аквариума и рыбки собрались около кормушки.
«Динь-дон» - пропел мелодично дверной звонок. За дверью стоял отец Георгий.
-Батюшка, здравствуй! Какими судьбами? – обрадовалась я.
- Да вот проходил мимо, дай, думаю, загляну, - своим глуховатым голосом ответил гость.
Он всегда приходил по первому зову и всегда в самый нужный момент. Это он, наверное, понял, что надо поддержать меня. Тогда мне было очень больно. Болела душа и тело, изуродованное пытками и злодейством.
- Какой у тебя аквариум чудесный появился, - порадовался он.-Дома, как в раю.
Мне и самой было очень приятно ухаживать за рыбками. А главное, я теперь могла любоваться ими. Даже такая бедная моя комнатка стала теперь местом радости и утешения. Вечерами, включая освещение аквариума, я с большим интересом наблюдала весёлые игры рыбок. Они блестели своими золотыми бочками и гонялись друг за другом, благо места было много – есть, где разгуляться.
Мы поговорили немного с батюшкой и он ушёл. А я задумчиво смотрела на воду, на блеск крошечных рыбьих бочков, которые в прозрачной плотной среде были похожи на райских птичек, то стремительно, то плавно летающих и порхающих. Так было удивительно и странно видеть это зрелище!
Через неделю мне позвонили по телефону знакомые и сказали, что отец Георгий в больнице. Ещё через день мне сообщили о том, что послезавтра его отпевают. Он скончался от того, что его избили на улице. Перед этим он молился, чтобы принять смерть за исповедание Христа. На всякой службе, которую батющка проводил в своем деревенском храме,он произносил прошение, чтобы Господь принял его покаяние и дал возможность умереть за Христа.
…Прошло девять дней. Я увидела во сне, что пришла в какое-то прекрасное место, а там стоит большой храм. Открыв тяжёлую дверь и заглянув внутрь, я рассмотрела в глубине здания отца Георгия. Он сидел за огромным, украшенным цветами, столом. Весь стол был заставлен всякими вкусными вещами, а батюшка радушно приглашал всех приходящих: «Это меня так поминают на земле!» Он подозвал меня, угостил чем-то очень необычным, а потом провел в другую комнату. Там я увидела белые сводчатые стены. В углу стояла небольшая кроватка, на которой лежала старица, одетая в схиму. Молитвенница протянула мне чёрную тряпочку, скомканную в её руках и тёплую. Развернув плотную ткань, в недоумении я обернулась к отцу Георгию: там были мельчайшие выпуклые белые значки. Он молчал. Но тут ко мне подошёл схимник в куколе, взял тряпочку и начал мне что-то рассказывать. А отец Георгий вдруг открыл настежь окно, протянул вперёд руку, которая стала длинной, и буквально сравнял высокие горы. За горами открылся небольшой деревянный храм среди кустарника и невысоких деревьев. Тут я проснулась.
…В том храме через много лет мы повенчались с моим Мишенькой.
СКВОЗЬ КАМЕНЬ.
Я никак не могла выбраться из заколдованного жизненного круга и барахталась, подобно пчёлке, в страшных паучьих тенетах, которые сплошной сетью опутали мою жизнь.
Моя душа чувствовала, что где-то есть она,- настоящая, не придуманная кем-то и не разыгранная по чьему-то сценарию жизнь. Но какова она – мне и в голову не приходило, - так я привыкла биться с обстоятельствами и проблемами. И чем больше было их, тем азартнее им сопротивлялась. Но сопротивление выражалось не в прямой битве, вернее, не только в прямой битве с отдельными вредными людьми или чужой злой волей, но в погружении в мир красоты. Тогда я пыталась овладеть разными интересными ремеслами, работала с бисером, вышивала, шила, вязала крючком, спицами, осваивала макраме. И очень полюбила батик. Работать акварелью по китайскому шёлку я могла сутками, жаль, что приходилось отрываться на домашние дела и ходить на работу и в храм. С батиком всё забывалось, а главное, потом открывалось целое поле для деятельности, когда почти готовая работа украшалась стразами. Так, расцветали лотосы, ирисы, на лепестках которых горели росинки из блестящих крохотных камешков. Букеты роз расписывались золотом. И тогда душа моя оживала. Но ненадолго.
Встречаясь с горечью видимого бытия, она снова поникала, как давно не политый георгин.
Небольшие победы радовали меня. И всё равно я жила, как во сне, с грузом прошлой боли и с непониманием и активным отторжением меня как человека со стороны, казалось, близких и родных людей, которые только казались, но не были таковыми.
Поэтому душа так остро нуждалась в помощи небесных защитников.
- А ты поставь свечки двенадцати апостолам, и увидишь, что произойдёт, - однажды мне сказала одна очень интересная собеседница.
И – чудо! Затеплились двенадцать свечек перед образами, и я каким-то пятидесятым чувством уловила: вот оно! – то, чего не хватало! Перед этим всё было не так. Молитва, как и всё, что я делала в последнее время, была разсеянной. Постоянно отвлекаясь на разные пустые и дохленькие буратинские мыслишки, я то и дело сползала вниз: будто выбиралась из глубокого оврага, цепляясь за корни, торчащие из глины и песка, за куски мшистой земли – и снова скатывалась вниз. Поняв, что так не сосредоточиться никогда, я просто закрыла глаза, и погрузилась в молитву… Тихо потрескивали свечи. И душа моя словно окунулась в пространство такой же мирной тишины.
… Странно, теперь я была в каком-то помещении, похожем на лабиринт. Длинные турникеты казались безконечными, не похожими на обычные. Растянутые до невозможности, они петляли туда-сюда, то возвращались к началу, то уходили в далёкую даль. В сумраке высокого здания с высоты обычного человеческого роста видно было их бесконечное множество.
Пройдя один путь, я попадала под водопад ледяной воды, но чудом спасалась от гибели. Пройдя другой, останавливалась возле закрытой двери. Она внезапно рывком распахивалась и передо мной открывалась туманная бездна. Мне снова приходилось возвращаться, чтобы начать новый глупый и пустой путь.
Видимо, так и бродила бы моя душа до безконечности по запутанным жизненным лабиринтам. Только вдруг около меня оказалось несколько огней. По шесть с обеих сторон.
Да, это были они – двенадцать апостолов Христовых. Верные путеводители и спасатели заплутавшихся душ христианских. Они повели меня по одному из путей, который сама бы я никогда не увидела. Сначала мы оказались около цветущего поля, которое дышало удивительным ароматом нежных незабудок. Почва была мягкой, податливой, ноги утопали в ней, словно в тёплой манной каше. Мне было там очень спокойно и мирно. Но огни упорно двигались вперёд, поэтому я поспешила за ними.
Поле закончилось у тихого ручья. Прозрачная водичка скользила по чистому дну. Её золотые струйки поднимали крохотные песчинки, шевелили изумрудную травку. Разноцветные стрекозы разрезали воздух, их острые крылышки быстро-быстро двигались с шуршанием рвущейся бумаги. Я с удовольствием побегала по теплой водичке, стрекозы и бабочки садились на руки, на плечи, на платье, как маленькие брошки, – и скоро я вся стала похожа на маленькую радугу.
Вдруг огни остановились на другом берегу ручейка. С удивлением я увидела продолжение пути. Но как дальше идти, ведь там гора? Сплошная стена стояла перед нами. Но огни призывно пламенели и я поняла, что надо идти ничтоже сумняшеся.
Апостолы вошли в плотное вещество горы. А моё существо вдруг раздробилось на атомы и проникло вглубь камня. Это было настолько удивительно и неповторимо, такое чувство мною овладело! В виде частиц я шла внутри каменного мешка, а с обеих сторон двигались огоньки – по шесть, а всего их было двенадцать. Мы пробирались очень долго и непостижимым образом я чувствовала всё, что со мною происходит. Я видела продвижение своего существа, ощущала прохождение сквозь камень, будто сквозь чугунный бурелом. Было странно, было интересно, загадочно и таинственно.
На выходе из горы я почувствовала, что начала словно собираться по крохам и, как в момент рождения, буквально выскользнула из тесных объятий камня. Огни мгновенно исчезли и я оказалась на просторном пространстве какого-то прекрасного мира, где было яркое солнце, тёплый воздух, милая и родная до боли природа. Эти места душа моя когда-то видела и теперь узнавала домики вдали, яблоневые сады, жасмины и белые розы, изящные беседки и ажурные мостики над хрустальными ручейками и речушками.
Место спасения, к которому пришлось пробираться сквозь камни.
В древней книге, листая плотные страницы, я увидела текст с названием «Синаксирь» и с пояснением, что это – описание подвигов и страданий двенадцати апостолов, которые проповедовали Христа и претерпели мучения и даже смерть за свою проповедь и учение.
РАДУЙСЯ, САМОДЕРЖЕЦ ВЕЛИКИЙ НИКОЛАЕ!
… «И поныне царствующий Государю Императоре земли Русския!»
Так писали мы в своём акафисте, написанном великомученику и Самодержцу Всероссийскому Николаю Александровичу Романову.
Что есть для русского человека царь? Это - помазанник Божий, ответит вам всякий. В чём смысл человеческой жизни для русского? – Служить Царю, умереть за Царя, жить за Царя, любить Царя. Служа Царю, русский человек служит Богу и исполняет цель и смысл своего существования на земле.
Кто любил Помазанника Божия больше, чем батюшка Серафим? Ведь именно про него великий русский святой говорил, что «царя, который меня прославит, и я прославлю!» А ведь так и получилось,- размышляли мы.
Церковники не хотели прославлять Серафима Саровского, но Государь настоял и лично поддерживал раку с мощами преподобного. Как ликовал и радовался весь русский народ!Как благодарен он был своему царю! И как злились на это и таили чёрную злобу церковные иерархи, готовившие погибель Державе Русской и обвинявшие святого царя в ереси цезарепапизма.
Государь- как святой человек- всех людей видел хорошими и святыми. Но преподобный Серафим предупредил его о настоящем положении дел через письмо, которое было вручено послед-нему императору
