ФЛЕЙТА И ФАКЕЛ

любопытства. Он позволит ему встретиться с Девочкой.
Открылась чёрная дверь. К чаду розовых свечей добавился чад факела. К скрипенью придворных и кашлю короля – надоедливое звучание флейты. Привет, боль! Подожди немного, я сейчас.
– Я расскажу свою последнюю Сказку на заднем дворе, – заявил Шут.
Похоже, все были рады проветрить телеса от зачумлённости королевских покоев, и, прежде всего, сам больной король: разрешение на задний двор было поспешно дано. Эшафот с вязанками сухого хвороста и столбом посредине тонул в сером болоте пригнанных на зрелище казни обитателей Замка. На востоке неохотно возгорался рассвет. Сопровождаемый тенями факельщика и флейтиста Шут взобрался на эшафот и вальяжно присел на его край, свесив тощие натруженные ноги. Когда появился больной король, закутанный в тёплую мантию так, что подданным был виден лишь его выдающийся багровый нос, которым он всё время шмыгал, да чёрные провалы вместо глаз, Палач Огненных Вязанок подхватил Шута и поволок к столбу. Подручные палача ловко приковали его ноги к полу.
– Ножки сперва пожжём, – ласково пояснил Палач Огненных Вязанок. – А потом всё выше и выше, вместе с солнышком, которое к зениту поднимается.
А Девочка? – подумал Шут. Факельщик поднёс пылающий факел к ногам Шута. Надо же, ни обвинения, ни приговора, ни громких слов, сразу к делу. Шут зашипел, закричал от боли. Больной король хихикнул. Флейтист выводил страшную траурную гармонию. Шут зажмурился. Ещё бы и уши заткнуть!!!
И вдруг в незаткнутые уши крик ворвался:
– Шу-у-ут! Не смейте его сжигать! Он хороший! Флейта за флейту, факел за факел, жизнь за жизнь!
Серые глаза Шута заполонил облик бегущей к нему Девочки. Шут заморгал, не понимая, как это может совмещаться в одном человеке: к нему мчалась то восьмилетняя девчушка, то вдруг, высветленная первым лучом солнца, – пятнадцатилетняя девушка, милая и приветная, с горячими очами. Девочка взлетела на эшафот, с необычайной силой отодрала от постамента оковы на ногах Шута, оттолкнула его далеко, а сама встала в огонь. Платье её запылало, но она ободряюще улыбнулась Шуту. Ничего, боль как боль. Такой же болью мучались её родители. Теперь она узнала – какой.
Кто-то снизу подал Шуту ведро с ледяной водой – только что из колодца. На обожжённых ногах Шут рванулся к Девочке и вылил на неё ведро. Пламя волшебно погасло, прошипев что-то угрожающее. Шут обнял Девочку (теперь, вблизи, он ясно видел, что это – Девушка) и зашептал в сомкнутые уста:
– Ты моя печаль. Ты моя грусть. Ты моя Настоящая Сказка. Заре навстречу раскрывается твой агатовый глаз, чуть лоснится густая бровь, в которой застревает ветер, мягко морщится от солнца кожа любопытного носика, поднимаются уголки горячих губ-лепестков, пробуя языком лаковую поверхность воздуха, потягивается тело, сладко ноя молодыми, точными на движения, мускулами. Из головы, немного встрёпанной и мохнатой, нехотя вылетают, прощаясь, мечтательные мысли и сонные пейзажи. Проснулась, ластонька? С добрым тебя утром! Взгляни, как свежо! Топай ножками по ступенькам, по асфальту, по прелым листочкам и улыбайся, улыбайся тому миру, который принял тебя в своё лоно несколько лет назад. Скоро вечер. Интересно, о чём ты подумаешь вечером? Начнут выплывать спрятанные днём мысли, и иногда они похожи на прозрачную росу светлым днём, когда опускается мир в уставшую душу. Начинаешь вспоминать, начинаешь медленнее топать ножками, и агатовые глаза твои замечают поверх сосновых голов шпили заколдованного замка, держащих флюгерами облака, замечают, присматриваются... и опускаются, смеясь. Ты ждёшь чего-то... Хочется особенного в жизни, а когда оно не приходит, погружаешься в тёмное болотишко и отираешь с ресниц капли. А потом нежданно-негаданно откуда-то сваливаются Синие Птицы, Путеводные Художники, ожившие чугунные лошади, и они хохочут и смеются, и возвращают к жизни застывающий ночью камень. И вновь наступает утро. С добрым утром, солнышко! Услышь моё послание, сомни в пальцах мою речь и аккуратно положи её на ледовое озеро. Когда озеро проснётся, оно скушает мои слова и помолодеет. А тебе будет немного смешно и немного радостно…
Девочка дослушала чудесную Сказку Шута. Она улыбнулась счастливо и открыто… и умерла. Пламя погасшего было костра взвилось с большей силой, не дымя, а истончая воздух. Огонь горел на лице Шута, иссушая вытекающие из серых глаз слёзы.
– Дитя моё… – прошептал Шут. – Ты – Настоящая Принцесса. Кто бы что ни говорил – даже чокнутая Леди Папоротников.

Глава 11:  Острова Спасения Небесной Страны

И вдруг белым стало небо, и люди, охнув, закрыли лица рукавами. Когда ослепительный свет слегка притушил сияние, люди взглянули на него. И Шут взглянул.
Над равниной, привычной до обыденности и скуки, прямо в небе, в самом небе! – простиралось громадное море с ещё более громадными горами, покрытыми лесами. Исполинский пейзаж, взявшийся неизвестно откуда, и в то же время спокойный и древний, словно был он на этих местах с рождения мира, а земная Равнина – просто нежданная гостья на его берегах, временный островок суши с временными заботами, желаниями, болезнями и радостями.
Люди видели на Том, Другом, Берегу дивные ландшафты. Лес густой, старый. Гигантские горы касаются иного неба, иных облаков. Солнце ярче яркого. Снег на вершинах бриллиантами горит. Искры снежинок в пушистых сугробах – как ледяные алмазы.
Белые, запакованные в лёд озёра, сосны в снегу, и вдруг в стороне, где кроны сосен задерживают солнце, – падает сверху на синий снег широкий радостный луч, и в нём сверкают искры снежинок, которые ветер стряхнул с хвои. Снежинки пляшут в тишине. Этот луч – единственный в тенистом царстве сосен.
А кинешь взор направо или налево – и там либо пышущее цветами и зеленью лето, либо царственная прохладная осень, либо цветущий рай весны. Там, где весна, небо свежее и чистое, а воздух налился лёгкостью и тяжестью тающих сугробов. На плодовых деревьях сверкают цветы. Там, где лето, вдруг с голубизны на землю вылетел мокрый дождевой пласт. Стена воды, крупные длинные капли, небо в светлых облаках! Забурлил частый гром... Вдруг дождь, просыпавшись, затих. Сходить бы сейчас в этот лес, поплутать, заглядывая в траву в поисках красных туфелек земляники или шариков сладкой клубники… А осень разнесла свои сокровища по всему лесу – ходи, собирай радостное многоцветье, падай в мягкие листья, сброшенные густолистяными деревами, бреди спокойно, как спокойна засыпающая осень…
На волнах моря качались белые лодочки с парусами. Острое око могло рассмотреть фигурки людей, неторопливо занимающихся своим делом. А на берегу виделись подсохшие контуры следов на мокром утреннем песке. Среди лесов стояли светлые города.
Этот край колоссальных размеров дышал необыкновенной умиротворённостью и счастьем. Он всегда был здесь – изначально. Можно было спросить себя: почему его никто никогда прежде не видел?! Почему исключительно сейчас? Никто из людей не мог ответить на этот вопрос. Все они в эти непростые мгновенья смотрели на Видимую Небесную Страну с Островами Спасения, распахнув глаза и рты, прижав к груди руки, немея, холодея, потея, страдая и радуясь.
«Вот что Невидимое в Видимое должна была превратить Принцесса! – поняли люди. – Вот оно что!».
В руках Шута шевельнулось умершее тело Девушки. Как это возможно?! Вздохнула легко и свободно грудь, приоткрылись губы, веки на неподвижных глазах опустились и поднялись. Шут в изумлении  выпустил свою любовь, а она радостно поднялась навстречу Небесной Стране, протянула к Ней руки, засмеялась счастливо. Как старая штукатурка, обсыпалось с Девушки обожжённое тело. Словно из скорлупы, выпросталось из него новое – белое, сияющее чистотой, полупрозрачное, как у привидения, которым пугала Шута Леди Папоротников.
– Милая моя… – прошептал Шут.
Он не мог на неё наглядеться, и потому прозевал появление на громаде моря, бьющего широкие волны на берег Равнины, величественного белоснежного корабля с белоснежными парусами и длинными белыми флагами, развевающимися на ветру. Корабль шёл к берегам Равнины. И все поняли, что на его борту плывёт к ним Настоящий Король – тот, кого злоба, предательство, равнодушие, жестокость, алчность заставили покинуть своё царство и скрыться в недосягаемой державе до тех пор, пока не придёт время Суда.
Шут встал рядом с Настоящей Принцессой. Никто не обернулся на него, забыв обо всём на свете, кроме самих себя и своей совести. Шут взял Настоящую Принцессу за полупрозрачную руку и удивился, что она абсолютно реальна! Не Привидение, не Душа, а Новый Человек, которого ждёт Настоящий Король и Острова Спасения! Девушка потянула Шута за собой. Они слетели с эшафота, горящего жёлтым пламенем, на землю и пошли по ней к краю Равнины, к лилейному кораблю, приплывшему за ними, к Властителю, который звал их и ждал на носу прекрасного судна.
Среди толпы вдруг появились белые светящиеся пятнышки: это были те, кого избрал Настоящий Король для жизни в Небесной Стране. Коридорный Курьер. Вторая Кухарка Котла для Прислуги. Меньшой Подавальщик Королевских Блюд. Опальный Поэт. Пятый конюх. Главный Садовник. Садовый Картограф. Протиральщик Окон Главных Залов. Прибиральщица Посуды. Подмастерье Кисти и Холста, шесть человек из Прислуги Придворных. И ещё те, кто умерли в завоёванном Замке – Путеводный Художник, Воркушка, Другой и все узники Темницы Папоротников… Даже Подмастерье Кухонной Плиты оказалась в числе избранных – та, что своей жизнью оживила чугунную лошадь.
Взглядом великой зависти, страха, разочарования и боли провожали алебастровые фигуры Великий Герой с его неразлучной парой славословящих Флейтиста и Факельщика, Привратниковые Слуги, Слуги Дворцовых Покоев и Дворцовых Дверей, Претендентки в Принцессы, Придворный Камердинер, Придворный Медик, Фельдмаршал Двора, Вельва-Стригойка, шестьдесят человек из Прислуги Придворных, Ушастый Фискал, Мастер Искусств и Королевский Псарь. А Леди Папоротников шла на белый корабль Настоящего Короля последней, и никто не понимал, почему ей прощена гибель многих узников.
Оставшиеся на берегу пытались рвануться к морю, но неведомая сила приковала их к камням завоёванного Замка. Слёзы ярости, безнадёжности, оставленности заливали холодные щёки. Ещё бы – многие дни, многие годы, многие десятилетия и многие столетия видеть перед собой море, горы, леса и города Небесной Страны и не в силах приблизиться к ней ни на шаг, а лишь обречённо следить за иной, счастливой, жизнью и любоваться ею с болью в груди – это ли не великое страдание, терзание, пытка, мука мученическая?!
– Я ХОЧУ С ВАМИ! – жалобно заскулил больной король, роняя цветастые платки и тёплую мантию.
Общий стон и общий вопль заглушили его беспомощный обиженный крик. Белоснежный корабль отходил от берегов Равнины в море. На его борту смеялись счастливые люди. Впереди их ждали только радость, только сказка и покой, а самое главное – присутствие любящего Настоящего Короля и милой Настоящей Принцессы.
Общий вопль на Равнине утихал и перетекал в продолжительный вздох обречённости и всё-таки – надежды! Надежды, что Берег Небесной Страны станет доступным, родным и для них –