согласна на любое мое предложение.
Мы купили коньяк и прошлись по бульвару, который к этому часу совершенно обезлюдел.
-Какие мысли? - спросил я.
-Дождемся, когда все уйдут из номера, туда и пойдем, - как-то слегка вопросительно произнес Селезень, но я покачал головой:
-Это - не вариант. Можно пойти на работу, там кроме Гзома, ну, может, быть Колена никого нет, - сказал я.
-Но там есть она! - воскликнула девушка и надула пухлые губки.
-Хорошо-хорошо, Гзом отпадает... Пока... Тогда пойдем ко мне, мои все в отъезде, а отца уже нет семнадцать лет... - меня больно кольнуло при этих словах, воспоминания нахлынули железным потоком, и я почему-то вспомнил не только об отце, мне вспомнилась та, о которой упомянула девушка.
Мы поднялись на невысокий холм, осмотрели окрестности, как Наполеон, стоящий на Поклонной горе при входе в Москву в 1812 году, и увидели внизу человека из прошлого, которого я не видел по крайней мере два десятка лет.
Мы спустились с холма, и Селезень с девушкой остались стоять в сторонке, а я направился прямо к тому человеку.
-Привет, бродяга! - громко сказал я, он тут же узнал меня и снял свою черную вязанную шапочку.
Я увидел его очки, которые чаще используют для подводного плаванья, но сейчас они смотрелись весьма и весьма пикантно. Человек из прошлого протянул мне руку в засаленной замшевой перчатке и засмеялся, обнажая беззубый рот и постоянно передергивая плечами.
-А я и не ожидал встретить тебя здесь, далеко от дома! - произнес он.
-Я живу там, где мне хочется жить! - ответил я и искоса посмотрел на своих спутников, которые молча смотрели на нас. По вершине холма важно как гусь прохаживался тот самый мальчик, который заглядывал в гостиничный номер.
-Ну, что ж, вижу ты спешишь! - человек из прошлого натянул шапочку, снял очки и долго-долго тряс мою руку. Затем он достал из рюкзака шубу из искусственного черного меха, напоминавшего мех очень отдаленно, и протянул ее мне, - Вот - подарок от всех наших. Не забывай друзей.
С этими словами он поскакал, как заяц по кочкам к болоту, раскинувшемуся чуть поодаль с правой стороны. Я стал натягивать шубу, но запутался в подкладке и разорвал ее вдрызг.
Я отшвырнул шубу на скамейку, куда сразу же набежали, не весть откуда появившиеся, старики и старухи. Они приняли делить вещь, отрывая рукава и карманы, фыркая и постанывая...
Куда подевался Селезень, девушка не знала, и мы пошли вдоль болота. Я присматривал материал, из которого можно было сделать достойные подкладки на ноги, чтобы не провалиться в трясину. Наконец мне удалось соорудить нечто приемлемое, и мы как заправские болотоходцы двинулись по вонючей, хлюпающей жиже. Вдруг она без перерыва начала рассказывать мне про своего молодого человека, с которым, как мне сообщили, у нее было все кончено. По ее рассказам он представлялся неким сказочным красавцем, семи пядей во лбу, недюженой силы и ума палата. Я даже видел его развевающиеся кудри, его умелые руки, готовые сделать из дерьма конфетку, я слышал его речь, льющуюся подобно святому источнику. Не хватало лишь нимба для полной картины. Я задержался и взглянул на девушку, а она продолжала двигаться вперед, раскрывая все новые и новые подробности...
Я оттолкнулся от земли и, нарушая силы гравитации поднялся в воздух. Я парил в вышине и не ощущал под собой земли. Всю жизнь я твердо стоял на ногах, но сейчас... То были новые неизведанные ощущения, но я не представлял себя птицей, я был человеком и сейчас это звучало особенно гордо... Навстречу мне показалась стайка обнаженных женщин, и я с наслаждением разглядывал их тела, но они пронеслись с такой скоростью, что я слегка огорчился: почему все прекрасные мгновения так быстро проходят!?
Я сидел дома и тыкался носом в спину девушки с огненно-рыжими волосами, сидящей передо мной и тупо уставившейся в экран зомбо-ящика. Мама ходила из угла в угол, никак не находя себе занятия, но я не задумывался о быте, я был счастлив, и пусть это было лишь сиюминутное счастье! Пусть! Мы не умеем насладиться мгновениями счастья, а когда наступает разочарование, корим себя, что не пользовались теми минутами до конца.
Девушка повернула ко мне свое прекрасное личико и скривилась в неистовой злобе, и я услышал слова, которых она даже не произносила:
-А нас вас с вашей мамой я подам заявление в прокуратуру!
-И по какому вопросу? - я был шокирован сказанным.
-А по вопросу, что вы, дожив до такого возраста, так и не научились пользоваться презервативом!...
Я отстранился от девушки и испуганно взглянул на нее. Она мило улыбалась и гладила меня по голове...
В памяти почему-то возник утренний мальчик со словами: Я знаю, что будет послезавтра, и я закурил и выпил, нарушая всевозможные запреты нашего свободного общества.
-Ты знаешь, где мы находимся? - услышал я голос из-за спины. Это была она, и она была сильно напугана.
-И где же мы по-твоему находимся?
-Мы в фашистской Германии!
Вот и приехали! Да с пьянками нужно потихоньку завязывать, - подумал я, а вслух сказал: А когда ты успела отрастить волосы, и почему ты рыжая?
-Рыжая я потому, что тебе я такая больше нравлюсь! - ответила она, - А волосы отрасли потому, что прошло уже очень много времени.
-Однако если ты говоришь, что мы в Германии времен нацизма, значит мы переместились в прошлое...
-Вот в том-то и заключается временной парадокс. А вы говорите - Машина времени...
-Я ничего не говорю...
-Но ты думаешь... А мальчик, который появился в гостинице...
-А ты откуда знаешь...
-Не об этом речь. Сейчас фашисты уходят из города, и тебе придется пробраться в их штаб, чтобы получить все необходимые документы...
-Но я же не Штирлиц!
-Ты предлагаешь это сделать мне!?
-Хорошо, я сделаю то, что ты просишь, но где находится штаб?
-Он находится там, где работает Гзом, ты хорошо помнишь все его объекты?
-Да уж забыть сложно!
Я встал, накинул куртку и собирался выйти, когда зазвонил телефон.
-Алло.
Раздался неприятный женский голос, визгливый, но с хрипотцой:
-Верните моего сына! Я все прочитала в его дневнике...
-Какого сына? - я говорил спокойно, хотя уже догадывался, о ком идет речь, - Кто вы?
-Не имеет значения, кто я, но мальчик должен быть возвращен. Машина Времени запущена. Я была здесь и там, но у меня не получается все исправить. Это должны сделать вы.
Я положил трубку и тупо уставился на аппарат, и мне показалось, что он светится.
С улицы раздалось многоголосое пение на незнакомом языке, это город покидали армейские части оккупантов. Я превратился в вопросительный знак, но в комнате никого не было.
Я вышел из дома и направился на квартиру, где работал Гзом. Дверь была раскрыта настежь, однако квартира пустовала, и мне ничего не оставалось, как снова выйти на свежий воздух, каковой свежим можно было назвать с большой натяжкой, поскольку выхлопные газы, копоть от фабрик и заводов, а также дыхание людишек, не пользующихся освежающими дыхание Рондо и другими средствами, загрязняли атмосферу до такой степени, что запрещенный табачный дым казался настоящим благовонием. Но никто из правительства и не помышлял о запрещении двигателей внутреннего сгорания, чтобы защитить своих граждан от их вредного действия, а сами граждане с укором посматривали на курящих, но с благоговейным трепетом провожали взглядами автомобили дорогие и не очень. Я увидел ее в компании Гзома и еще одного товарища, который был мне не знаком. Она бросилась мне на шею со словами:
-Мне просто необходима вязанная шапочка, без нее я не смогу работать!
-Купи девушке шапочку, - Гзом пытался улыбнуться, но у него плохо получалось, и он обратился к девушке, - Солнышко, заинька, магазин не далеко, настаивай!
Я с отвращением посмотрел на Великого Прораба и взял девушку за руку.
-Пойдем...
Мы шли по асфальту, правильнее - по лужам, сплошь покрывавшим все видимое пространство. Лужи становились грязнее, и глубже и только земляные кочки давали возможность насладиться сушей во всей полноте. Девушка ушла вперед, и я потерял ее из виду, так как все время смотрел себе под ноги. Вот и магазин. Я подошел к главному входу, но строгий охранник-инородец преградил мне путь:
-У нас - обед! - сказал он с таким акцентом, что возражать ему был бессмысленно.
Однако краем глаза я увидел, что буквально толпы людей заходят в торговый в другие двери, и я поспешил туда, но сзади раздался голос, где-то слышанный мною:
-...послезавтра...
Я вздрогнул, но никого не увидел...
Она появилась, как повелось, из ниоткуда, и черная вязанная шапочка была ей к лицу. Ее улыбка заставила меня обнять ее и поцеловать в щечку.
-Ты не станешь ругать меня? - она испуганно взглянула на меня.
-А что ты такого сделала, чтобы я ругал тебя?
-Я путешествовала на машине времени...
-И ты видела маму мальчика?
-Нет. Я видела свою маму, и она сказала, что я красивая и умная...
-И для этого ты нарушила временной континум!? - я не нашелся, что ответить, на ее заявление.
-Не только... - она пристально посмотрела мне в глаза, - машина времени должна быть уничтожена...
МОНОЦИКЛ
Я думаю, что стрелковая ассоциация чересчур
могущественна, чтобы выступать против нее, и
поэтому многие выбирают Doom, «Дневники
баскетболиста» или вашего покорного слугу. Такого
рода скандалы не помогают мне продавать альбомы
или билеты, да я бы и не хотел, чтобы было иначе.
Я скандальный артист, так как осмеливаюсь иметь
свое мнение и стараюсь создавать музыку и клипы,
бросающие вызов людским представлениям в этом
размазанном и опустошенном мире. В своем
творчестве я анализирую ту Америку, в которой мы
живем, и я всегда пытался показать людям, что
дьявол, которого мы виним в своих зверствах, на
самом деле просто один из нас.
MARYLYN MANSON
Петр Ильич Семенов приобрел новую голову в четверг после проливного дождя, как раз в тот момент, когда на горе свистнул рак, а Петр Ильич отлично знал, где зимуют раки. Петр Ильич был агротехником, но к сельскому хозяйству никакого отношения не имел, он слушал техно-индастриал или как его называли по-другому аггро-индастриал, т.е. группы Ministry, Nine Inch Nails, Die Krupps, Gravity Kills и иже с ними. Кроме того когда-то очень и очень давно он услышал "Esplendor Geometrico" и заболел, но не так, как болеют те, кто еженедельно посещают городские поликлиники и уж совсем не так, как те, кто ходит на хоккейные или же футбольные стадионы, просто он не мог представить жизнь без индустриальной музыки, и весь свой быт подчинил этому безумному увлечению. Петр Ильич тащил с родного завода, где он трудился, не покладая рук долгие годы, все, что так либо иначе соответствовало стилю: болты и гайки невероятных размеров, стальные рессоры и пластины, валы и шестеренки, пружины, железные прутья, запчасти для сварочных аппаратов, странного вида металлоконструкции, брезентовые куртки и штаны, ботинки на толстой подошве и многое другое. Его квартира, располагавшаяся в панельной пятиэтажке, построенной, когда страной управлял не слишком
