Мы путешествуем по Европе

Краузе, и стояла дата - 1948 год. На другой фотографии это были уже двое взрослых мужчин, у Яна были усы. А вот - семейная фотография: приземистый мужчина с большими усами, в шляпе (старик Краузе), справа - двое юношей (Ян и Джо), и ещё справа - старушка (хотя нет, тогда ей было лет сорок) Краузе с маленькой дочкой на руках. На обороте было написано: "Die Familie Krause. 1960". На одной из фотографий были запечатлены Билли и Отто, занимающиеся бегом в спортзале. Вот прошлогодняя фотография: школьники на улице ведут под руки старенького господина Краузе в шляпе и пальто, укутанного шарфом.
Дождь за окном закончился, тучи разошлись, выглянуло солнце. "Потом досмотрю фотографии, - решил я. - Пойду-ка пока погуляю в саду старика Краузе". И я вышел из комнаты.
Проходя мимо детской комнаты, я услышал строгий женский голос и заглянул в комнату. Женщина что-то говорила Риччи и Свену по-немецки. Это была их воспитательница фрау Смит. Уже седая, с морщинами на лице. Мальчики сидели на диване и виновато смотрели на неё, а она им что-то объясняла, доказывала, делала им замечания.
Я вышел на улицу. Воздух был влажный, земля - сырая, всё ещё пахло дождём. В саду жена Яна поливала цветы из лейки. Она стала рассказывать мне что-то про сорта своих любимых роз, про то, как нужно ухаживать за цветами, только я из её речи не понял и половины. Я кивал и делал вид, что всё-всё понимаю.

ГЛАВА 30. ДОМА У ДОКТОРА КИММУНГА
Вскоре пришёл доктор Киммунг.
- Ну, ребята, как вы тут? - осведомился он.
- Всё отлично, доктор! - сказал я.
- И вы даже не захотите взглянуть на мой дом?
- Ну что вы, доктор! А когда можно будет взглянуть на ваш дом? - поинтересовался я.
- Да хоть сейчас! - воскликнул доктор. - Я и приехал за вами.
Мы спустились на первый этаж, вышли на улицу и увидели, что у двора стоит жёлтый автомобиль доктора.
- Это "Фольксваген", - сказал доктор. - Садитесь, ребятки.
В автомобиле были мягкие кожаные сиденья, чистые жёлтенькие половички под ногами, потолок был обит войлоком.
- У меня в машине всё мягкое: и сиденья, и пол, и потолок, - говорил нам доктор в дороге. - Чтобы не было травм при аварии.
Проехав несколько улиц, мы остановились возле хорошо убранного двора с небольшим садиком и собачьей конурой под большим дубом, на котором висел скворечник.
- Всё, мы приехали, - сообщил доктор.
- Так это ВАШ дом? - удивился я, увидев огромный трёхэтажный особняк. - Целых три этажа!
- Для немцев - два, - поправил меня доктор. - У нас сначала идёт Erdgeschoss - "земляной этаж", а потом уже - первый. Так что для немцев этот дом двухэтажный, а для русских - трёхэтажный.
На первом этаже у доктора был гараж. Оставив нас с Ариадной во дворе, доктор загнал машину в гараж, затем вышел, запер ворота, и мы по боковой лестнице поднялись на второй этаж.
На втором этаже были зал, рабочий кабинет доктора, гостиная, кухня. На третьем этаже - спальня, бывшая детская комната, ванная с туалетом.
В зале, куда мы зашли сначала, было очень большое окно, и возле этого окна стоял уютный синий диванчик и газетный столик. Доктор усадил нас с Ариадной на диван, приготовил чай, и мы стали беседовать о том о сём.
Я засмотрелся на картину, висевшую на стене. На ней были изображены яблоки, персики, апельсины, лежавшие на столе вокруг горшка с розами. "Наверное, эту картину рисовал известный художник", - подумал я. И спросил:
- Доктор, а что за художник нарисовал эту картину?
- Это я нарисовал, - улыбнулся доктор.
- Вы шутите!
- Нет, правда, - засмеялся он. - В молодости я увлекался живописью. Это единственная моя картина.
- У вас так хорошо получилось! - сказала Ариадна. - Как будто это фотография!
- Ты так считаешь? - призадумался доктор. - Спасибо!
Вскоре он провёл нас в свой кабинет с письменным столом, уютным зелёным диваном, картой Германии на стене и большим книжным шкафом. Тут были горшки с цветами, старый глобус, скульптура молодой женщины. Доктор объяснил нам, что это скульптура его умершей жены. Доктор сам сделал эту скульптуру.
Он достал из шкафа три толстых тома и положил перед нами. В переводе на русский язык их заглавия звучали так: "Детство", "Юность. 1 часть" и "Юность. 2 часть".
- Неужели всё это написали вы, доктор? - удивился я.
- Даже не сомневайся. Мои детство и юность выпали на годы Второй мировой войны, и у меня в юности было приключений - хоть отбавляй. Я участвовал в разных партизанских движениях, направленных против нацистов, вёл тайную борьбу все годы войны, и это было чертовски трудно и опасно, особенно на территории Германии. Наша семья, конечно, не поддержала фашизм. Мой двоюродный брат Франц Киммунг был призван в армию и отправлен с войсками в СССР, но его убили гитлеровцы, когда узнали, что он тайно уничтожал немецких солдат и спасал советских партизан. После войны я по дневникам, которые вёл в юности, создал эту трилогию. Я могу вам отдать эти книги, только вы всё равно мало что в них поймёте: они на немецком языке. В России, возможно, есть эта трилогия на русском языке.
- Спасибо, мы посмотрим такие тома в московских библиотеках, - сказал я, и мы вышли из комнаты.
Далее мы побывали в спальне доктора на третьем этаже. Она была очень просторной и уютной. Кровать была покрыта розовой простынью. Возле кровати стояла тумбочка с розовой ночной лампой. На другой тумбочке стояла ваза с цветами. К стене была приколочена шкура тигра.
- А это у вас откуда, доктор? - спросил я.
- Я ведь раньше, пока здоровье позволяло, во многие экспедиции ездил. Эту шкуру я привёз из одной экспедиции, это шкура бенгальского тигра, который напал на нас с другом, и нам пришлось его подстрелить в порядке самообороны. Я, друзья, везде успел побывать за свою жизнь.
- Доктор, а почему у вас в спальне всё такое розовое? - спросил я.
- Этому дому ведь уже сорок пять лет... - стал объяснять доктор. - Это была наша с женой спальня. Мы жили душа в душу. Её Лаврентия звали. Она была очень красивая... Только болезнь её свела в могилу, и вот уже более тридцати лет я один. С тех пор я ничего не менял в нашей комнате. Она ведь розовый цвет безумно любила, поэтому так и обустроила нашу комнату. Мы с сыном недавно ремонт в доме делали, поэтому он изнутри выглядит как новый.
Тут в дверь позвонили.
- Это, верно, Карл с работы пришёл, - сказал доктор.
Мы сбежали по лестнице вниз, и доктор отворил дверь. Это действительно пришёл его сын Карл. Доктор познакомил нас с ним, и мы сели обедать. На первое был овощной суп, на второе - рис и шницель, на третье - компот из ягод.
Карл, хотя раньше изучал русский язык, в совершенстве его не знал. Доктор по-немецки рассказал ему, как мы попали в Германию, как он познакомился с нами, как мы вместе приехали в Кёльн. И добавил, что возьмёт нам билеты на самолёт в Париж, чтобы мы смогли встретить родителей.
- Я полечу в Париж с ними, - сказал он.
- Но я как раз лечу по работе в Париж! - воскликнул Карл.
- Когда ты полетишь? - спросил доктор.
- Уже завтра. Если дети хотят, я возьму и им билеты и присмотрю за ними в пути.
- Завтра? - огорчился доктор. - Уже завтра они уедут? Как же так!..
Он спросил нас, согласны ли мы лететь в Париж с Карлом. Я видел, что доктор расстроен, но всё же успокоительно сказал:
- Доктор, зачем тянуть, когда представляется такая хорошая возможность! Да и вам не хотим доставлять лишние заботы.
- Что вы, какие заботы! - замахал руками доктор.
...Карл отправился в аэропорт за билетами. Мы остались ночевать у доктора. Он сам съездил за нашими вещами в дом Краузе.
Вечером доктор решил немного прибраться в доме, и мы помогли ему. Помыли окна во всех комнатах, потом я помог доктору вымыть лестницу, а Ариадна полила во дворе клумбы с цветами. Потом доктор покормил Лукси - огромного бело-рыжего сенбернара.

ГЛАВА 31. ПРИБЫТИЕ В ПАРИЖ
Рано утром мы отправились в аэропорт. Доктор Киммунг погрузил наши рюкзаки в багажник своего "Фольксвагена", и мы поехали.
Было пасмурно, накрапывал дождик. Первое время мы ехали молча, потом доктор сказал:
- Ребята, меня осенью, возможно, вызовут на переговоры в Москву, так что, может, повидаемся с вами. Встретимся где-нибудь, сходим в театр или музей.
В аэропорту мы с Ариадной дали доктору свои адреса и телефоны, и он нам дал свой адрес и телефон на случай, если мы опять окажемся в Германии.
- Ну, бывайте, - сказал нам доктор на прощание. - Слушайтесь родителей, ведите себя хорошо, не теряйтесь!
- Спасибо вам за всё, доктор! - ответил я.
Доктор пожал руку и мне, и Ариадне, и мы вместе с Карлом отправились на посадку.
В самолёте мы сели возле кабины пилота, Карл сел через проход от нас. Я выглянул в иллюминатор и вдруг увидел, что доктор стоит возле здания и машет нам рукой! Он, конечно, нас не видел, но знал, что мы наверняка его видим.
...Самолёт загудел, тронулся с места, стал ехать всё быстрее и быстрее, и потом я вдруг почувствовал, что стал раза в три тяжелее!
Это мы взлетели. Здание аэропорта становилось всё меньше, город стремительно уменьшался в размерах. У меня захватило дыхание и заложило уши. Город улетал вниз, дома становились всё меньше и меньше, люди и автомобили стали совсем крошечными, словно муравьи. Потом всё как будто растворилось, город скрылся за пеленой облаков. После, когда облака рассеивались, мы видели внизу "лоскутки" - большие и маленькие квадратики, на которые была разбита поверхность Земли, и по этим квадратикам ползли синие "змейки" - реки.
Я на всякий случай переписал в блокнот некоторые французские слова и выражения из разговорника, который дал мне Карл: "bonjour", "au revoir", "merci", "s`il vous plait", "pardon" и другие.
Полёт продолжался около часа. Мы приземлились в аэропорту имени Шарля де Голля.
Возле аэропорта Карл поймал такси, и мы поехали в город. Водитель оказался разговорчивым парнем, только мы всё равно его не понимали. Карл немного знал французский язык, он иногда понимал водителя.
Мы въехали в город и понеслись по улицам Парижа. Я заметил вдалеке большой красивый собор, возвышавшийся над домами. Водитель сказал, что это католический собор Сакре-Кёр, что переводится как "священное сердце".
Вдали светилась огнями Эйфелева башня. Это тоже надо было видеть! Прямо дух захватило от такого зрелища. Я с восхищением осматривал башню из окошка автомобиля.
- Очень красивое сооружение, - сказал Карл. - Мы обязательно побываем там.
Мы с Ариадной молча любовались городом.
- Как ваше имя? - спросил Карл у водителя, посмотрев в разговорник.
- Марсель, - ответил тот.
Карл представился водителю и представил ему нас.
Когда мы остановились возле одного из старых домов и Карл ушёл в обменный пункт, чтобы поменять немецкие деньги на французские, я увидел на стене этого старого дома мраморную доску, на которой был выгравирован портрет мужчины и что-то написано по-французски. Я пригляделся и разглядел последние два слова - это был композитор Дебюсси.
Карл вернулся с розовыми франками в руках, и мы поехали дальше.

ГЛАВА 32. ВСТРЕЧА СО СВОИМИ
Нас поселили в гостинице "Ла-Шатр". Окна нашей комнаты выходили как раз на Эйфелеву башню и реку Сену, так что лучшего вида и нельзя было придумать. Мы весь вечер зачарованно смотрели на Париж - на тысячи огней.
Я разобрал свой рюкзак, вынул вещи, изучил карту города.
- Надо искать наших, - сказал я